Созвездие Кита. Орбиты

Калиниченко Николай

в янтаре флегматичной радуги

застывающего вчера.

Заточившаяся в невростены,

упакованная в тусклый быт,

наплевавшая на горение,

принуждающая любить…

Помнишь глаз фейерверки живые

и улыбки пронзительный вкус? —

Твой огонь будто ложкой выела,

расколов пополам арбуз.

Утопая в зыбучих раздорах,

засугроблен обидой снегов,

ты заначил немного пороха

и сухим сохранил его.

Коль горчицы зерно

неподвижно,

уходить магомету пора.

Обойти вкруг горы – не лишнее,

если это не ты – гора.

Ты идёшь – князе-грязевый морок —

шёлком скатерть ложится под клёш.

Вместо гор ты щепотку пороха

да огниво души несёшь.

Арифметрика

Скомканы числа. Времён золотые спирали —

бздынь! – и в дребезги шестерни, – трах! – и в труху храповик.

Атомный бунт затевается ради ядра ли? —

Хаос правит порядком. Но если к чему-то привык,

если застыл, заскорузлость обыденно принял —

был рекой, а останешься лужицей грязной воды.

Скорость покоя – не ровня безмолвью пустынь, и

слуги тления между мирами прогрызли ходы.

Груз накопившихся выкладок скомканных чисел —

словно обувь с чужого плеча – натирает мозги.

Болью фантомной свербит ненаписанный диссер —

баю-бай, мертворожденный доктор зачётной тоски.

Пусть не тревожат твой сон близнецы-отморозки —

страх реальных побед и потешного краха азарт.

Юность назад рассужденья не стоили воска —

многозначность пасьянса не терпит незнания карт.

Знанье тинэйджер считал бесполезным балластом.

Вслед за ленью – эмпирика тёртых теорий правей.

Жизнью играя, вольно от наук отрекаться:

бунтом риск благороден, но лень – королевских кровей.

В жилах бушуют ещё гормональные смерчи, —

силу воли минуя, на два умножая кровать.

Прошлого нет. Настающее только калечит —

Течка времени – вовсе не повод всю жизнь проебать.

Кляпом заткни брешь в теории скомканных чисел —

чтобы впредь, очертя голоса, не ревели в окно,

чтоб в заострённом краю необузданный смысл

вновь полями тетрадей бродил, превращаясь в вино.

Тряпкой заткни проржавевшее время за пояс,

мнись числом, не деля календарь на недельную муть

тленная тара исправно приходит в негодность,

душу в складки материи надолго не завернуть.

Карт семантических бренны порочные связи,

память рушится. Скомканных чисел – пучок по рублю —

впрок не купить. Через

морок и бред непролазья

ты не первым идёшь, но уже и не равен нулю.

Не-чит-ерЪ

Сегодня я – обычный зритель:

я не хочу читать стихи,

как в поиске насущной тити

слепой щенок в стране глухих;

как будто паперть местной сцены,

пока не попранная мной,

неутолимой стала целью —

алкоголающей виной.

Я не хочу подсвечник бражный

лупить немеющим крылом,

чтоб неумелую вальяжность

до одурения несло.

Сегодня я – простой прохожий,

Арбат для откровенья душ;

фундаментом в ломбард заложен

под заведения для дружб.

Я – воплощённое вниманье,

тончайший искушённый слух:

мол, однотипность этих зданий —

трухленья старческого дух

и триста лет неистребима;

что поспевает всяк пострел —

и глаз, и губ, и кассы мимо —

корневолосьем свежесмел.

Сегодня я – зевака праздный

и потребитель непотребств:

готов глагол мышастой масти,

не заправляя смыслом, съесть;

строке невыверенной бредни

способный сердце распахнуть;

в сентенциозности середней

не видеть старческую хну.

Готов, – но буду ли полезен,

воспринимая без гримасс

недопрочувствия поэзий

недопоставленнейший глас.

Сегодня я – зануда грешный,

теория – мой буцефал.

Я – моль на обе ваши плеши:

барон, скупой на лесть похвал,

швырявший сам себе перчатку

и вас – порой в без-сценный зал —

за сатисфакционной взяткой,

как сумму цельных бесов, звал.

Махну – рискованно-небрежен —

и коньяка, и на судьбу:

княжну стихов

я брошу

в стрежень,

как в набежавшую

толпу.

Антон Кобец

* * *

Дометало лето бисер,

Иссушило до морщин.

Уезжаю ночью в Питер,

Город ветра и витрин.

На вокзале мат и слёзы,

А в плацкарте вонь носков,

Эмбрионовские позы

Принимаю. Спать без снов.

Спать, а рядом люди любят

Не друг друга, а процесс,

Показушно, зубы в зубы.