Созвездие жадных псов
Шрифт:
– Где тут магазин с плеерами?
– За углом, – ответил тот, – новая Маринина вышла, не желаете?
Но я уже бежала через рельсы к небольшой площади.
Назвать магазином железный вагон, набитый всякой всячиной, язык не поворачивался. На полках теснились самые разнообразные и подчас несовместимые предметы: вантуз, батарейки, жвачки, футболки турецкого производства и рыбные консервы. Этакая помесь сельпо с супермаркетом.
За прилавком скучала девица, она лениво переворачивала страницы «Мегаполиса» и, не поднимая глаз, буркнула:
– Чего ищете? Или просто так интересуетесь?
– Простите,
Девчонка подняла на меня взор дохлой рыбы и простонала:
– Так и знала! Только я ни при чем, коли он у вас деньжонки скоммуниздил. Правда, я спросила: «Откуда у тебя, Пашка, столько средств? Небось обворовал кого?» Знаю, Павлуха на Киевском вокзале промышляет, прет все, что плохо лежит. А он спокойненько так говорит: «А тебе какое дело, Манька? Что, мои бумажки меченые?» Ну и продала ему плеер за шестьсот рублей и две кассеты.
– Куда он пошел?
Маша дернула острым плечиком:
– Хрен его разберет, говорил, будто в «Макдоналдс».
– Так далеко, на шоссе! – удивилась я.
– Это если на машине ехать, – ухмыльнулась продавщица, – кто на своих двоих через пустырь топает, раз – и ресторан, тут ходу десять минут от силы.
Я вышла из вагончика и увидела поле, все изрытое канавами и ямами. Ноги сами понеслись вперед. Но не успела я пробежать и двести метров, как до ушей донеслась тихая музыка. Через секунду стало понятно: откуда-то из-под земли доносятся звуки, издаваемые дебильным мальчишкой по кличке Децл. Телевидение частенько показывает тонкую фигурку этого подростка-недомерка, гнусавым голосом выкрикивающего: «Пепси, пейджер, МТВ, подключайся!» Если не ошибаюсь, подобное музыкальное направление называется хип-хоп, и в мою душу, воспитанную на классике, джазе и битлах, часто заползает червячок недоумения: ну почему то, что делает этот безграмотный, самоуверенный ребенок, тоже называется музыкой? Представляю, как переворачиваются в гробах Моцарт, Чайковский и Верди. Правда, современное поколение выбирает пепси и хип-хоп. Павлик, очевидно, фанател от Децла.
– Ну, Лампа, – сказала я громко сама себе, – чего стоишь на краю глубокого оврага и рассуждаешь о гармонии? Небось просто не хочешь смотреть вниз.
С тяжелым вздохом, зная, что сейчас увижу, я глянула на дно оврага. Там, скрючившись, как эмбрион, лежала маленькая, жалкая фигурка в грязных джинсах. Голова Павлика была неестественно вывернута, руки казались длиннее ног. Рядом валялся крохотный, похожий на мыльницу плеер, из выпавшего наушника доносится бодрый речитатив:
– У меня все плохо, у меня нет друзей…
Да, и у Павлика сегодня все плохо, просто хуже не может быть!
– Тетенька, – раздалось сзади.
Замызганная девчонка испуганно смотрела в овраг:
– Кто это его так, а? За что?
Я тупо пыталась собрать мозги в единое целое. Наверное, надо…
Девчушка начала спускаться в овраг.
– Ты куда? – схватила я ее за руку.
– Плеер возьму, он ему теперь не нужен.
– Вот что, – велела я, – пошли.
– Куда? – насторожилась девочка.
– Я – сообщить в милицию, а ты – домой, нечего здесь топтаться.
Девочка сначала покорно побрела следом, но потом стала выворачивать свою тощую ручонку из моей ладони:
– Пусти!
– Нет, иди домой.
Внезапно ребенок горько зарыдал. Крупные прозрачные слезы потекли по серым щекам.
– Да, – всхлипывала девочка, – сейчас менты приедут и плеер себе заберут или Пашкиной матери отдадут, а она его живо пропьет!
– Зачем тебе плеер? – устало спросила я, продолжая упорно волочь ребенка подальше от трупа. – Так Децла любишь?
– Да насрать мне на музыку, – рыдала девочка, – я поменять хотела плеер на Барби. Я на куклу полгода собираю, и никак. А маманька не дает. Говорит, за те деньги, что дурацкая куклешка стоит, месяц жрать можно да Борьке молоко покупать. Ему все, а мне ничего!
– Борька кто?
– Брат, младший, год ему.
– А тебе?
– Семь.
– Сколько же стоит Барби?
– Четыреста пятьдесят с платьем, – шмыгнула малышка носом и замолчала.
– Ну ты вчера триста рублей получила, а сегодня сто, совсем чуть осталось!
Девочка повозила носком туфельки по песку и ответила:
– Ленке дала деньги-то!
– Кому?
– Подружке своей, Ленке!
– Зачем?
– А у ней из родителей одна бабка, ругается и дерется все время. Она Ленку в Москву отправляет, на Киевский вокзал воровать. Ленка боится чужое брать и просто милостыню клянчит; если мало приносит, бабка ее палкой лупит, у Ленки все ноги в дырках да синяках. Она вчера только одну десятку насобирала и в кустах ревела, боялась домой идти, ну я и подумала… – Девочка помолчала, потом закончила: – Большая уже в куклы-то лялькаться, вот рожу своих деток от богатого, накуплю им всего и буду с ними играть. Больно Ленку жалко, маленькая она, шесть лет всего.
Этого я уже не могла вынести:
– А ну показывай, где твоя Барби!
– Вон, в ларьке!
Мы быстро пошли вперед и уперлись в лоток, заставленный игрушками.
– Ну, чего, опять приценяться пришла? – спросил продавец.
Я быстро спросила:
– Какая кукла больше всего тебе по сердцу?
– Блондинка, в красном платье, – шепнула девочка.
– Пожалуйста, – попросила я торговца, – у меня тысяча рублей. Дайте нам вот эту Барби и всего к ней в придачу, ну вот мебель за сто пятьдесят, холл с креслами, потом спальню за двести, ванну, туалет…
– Домик не хотите со всем содержимым? – улыбнулся парень. – Там два этажа, кухня, спальня, гостиная, ванная, туалет, с мебелью, посудой и даже домашними животными. Наши делать стали, завод «Огонек», по виду от американского не отличить.
– И сколько такой?
– Семьсот рублей.
Я быстро сложила семьсот и четыреста пятьдесят.
– С удовольствием бы взяла, но полтинника не хватает!
– Уступлю, так и быть, – продолжал улыбаться парень, – а то эта девица полгода ходит и глядит, прямо сердце разрывается, но не могу же я товар просто так отдать!
Он снял с витрины две коробки, одну большую, похожую на чемодан, другую поменьше, и вручил девочке:
– Владей.
Ребенок прижал к груди подарки. Я вытащила из сумки бумажку и написала свой телефон.
– На, меня зовут Евлампия. Если мама спросит, где взяла, скажешь, что я купила, а если не поверит, пусть позвонит.
Девочка кивнула, я пошла в сторону платформы.
– Тетенька, – раздалось сзади.
Я обернулась. Ребенок протягивал узенькую ладошку.
– Меня зовут Фрося!