Спасатель. Серые волки

Воронин Андрей Николаевич

В полном соответствии с составленным загодя графиком к главным воротам в кирпичной стене подъехал и остановился ярко освещенный прожекторами и видимый до мельчайших деталей большой черный джип. Замаскированные в ветвях голубых елей камеры наружного наблюдения зафиксировали все эти детали, включая облепленный разбившейся вдребезги мошкарой, но все еще легко читаемый номерной знак. Номер был намалеван на куске картона, но эту подробность камеры зафиксировать не могли – слишком велико было расстояние.

Из джипа выбрался водитель в шортах и расстегнутой сверху донизу цветастой летней распашонке с коротким рукавом. Дверца машины осталась открытой. Попыхивая зажатой в зубах сигаретой, водитель подошел к заднему крылу,

поерзал на месте, пристраиваясь, и принялся неторопливо, со вкусом мочиться на колесо. Все выглядело до того натурально, что Андрею даже почудился ровный, мощный плеск струи.

Потом в поселке мгновенно и бесшумно погас свет – весь, за исключением красноватого огонька сигареты в зубах у явно перебравшего пива водителя джипа да россыпи звезд в ночном небе. Было начало третьего, и подавляющее большинство обитателей поселка просто не заметили неудобств, связанных с тем, что некто, выкопав из земли кабель высокого напряжения, аккуратно перекусил его специальными кусачками с длинными диэлектрическими рукоятками.

Не дожидаясь команды, которую никто не собирался подавать, Андрей вскочил и одним стремительным броском пересек погрузившееся во мрак открытое пространство. Те, кто планировал операцию, не исключали возможности того, что в доме установлен генератор. Это была гипотеза; известные факты сводились к тому, что люди депутата Беглова, как встарь, трепещут при одном звуке его имени и скорее пустят себе пулю в висок, чем ослушаются отданного Ильей Григорьевичем приказа смотреть в оба. Таким образом, независимо от наличия или отсутствия в доме генератора с момента отключения электричества счет пошел на секунды.

Обманчиво простоватый с виду и склонный к частому употреблению казарменных афоризмов Степан Антонович, казалось, предусмотрел все. У подножия стены Андрея ждали; две пары сильных рук подхватили его на бегу и легко, как двухмесячного котенка, подбросили вверх. Уцепившись за гребень стены, он почувствовал сквозь плотную синтетику перчаток острые грани битого бутылочного стекла и понял наконец, зачем Степан Антонович так настойчиво заставлял его надеть перчатки.

Справа от него через стену с чуть слышным шорохом стремительно перемахнула черная, дьявольски ловкая тень. Вторая мелькнула на фоне звездного неба слева, снизу послышался глухой невнятный шум приземления. Стиснув челюсти, обдирая об острые стеклянные зубья матерчатый верх легкого бронежилета, Андрей коекак перевалился через гребень забора и мешком рухнул вниз, какимто чудом ухитрившись довольно мягко приземлиться на ноги.

Мягкость, разумеется, получилась весьма относительная. Помотав головой, чтобы вытряхнуть из нее радостный перезвон пасхальных колоколов и весело мельтешащие перед глазами разноцветные звездочки, он побежал к дому, что островерхой глыбой мрака вырисовывался на фоне густо забрызганного звездами неба. Колючая еловая лапа больно хлестнула его по лицу – хорошо, что не по глазам; он споткнулся, едва не упав, и, запоздало спохватившись, опустил на глаза укрепленный на эластичной ленте прибор ночного видения.

Справившись с нахлынувшим чувством дезориентации, он продолжил движение сквозь изменившийся, наполнившийся переливами зеленоватого фосфорического света, разом сделавшийся чужим и незнакомым мир. Впереди, куда ни глянь, к дому стремительно бежали сгорбленные, призрачно фосфоресцирующие фигуры. Сзади никого не было; сообразив, что здорово отстал, Андрей поднажал и едва не налетел на выросший словно изпод земли садовый светильник на тонкой металлической ноге.

Прямо по курсу блеснул луч электрического фонарика. Набежавший боец тремя короткими, точными ударами успокоил растерянно озиравшегося охранника, фонарь погас. Гдето в недрах дома с треском завелся и приглушенно зарокотал генератор, прожекторы мигнули раз, другой и засияли в полную силу. Ктото коротко, придушенно вякнул,

гдето зазвенело бьющееся стекло. Раздался частый, глухой, шепелявый стук; над ухом чтото коротко просвистело, Андрей сообразил, что ктото палит из оснащенного глушителем автомата, а когда в ребра вдруг со страшной силой врезался пудовый железный кулак, понял наконец, что стреляют по нему – единственной мишени, до сих пор маячащей посреди ярко освещенного двора.

Бронежилет остановил пулю, но приложило Андрея капитально – что называется, ни охнуть ни вздохнуть. Рыча от боли, согнувшись в три погибели, он сделал еще два или три неверных, заплетающихся шага, споткнулся, упал, откатился в сторону и с глухим шумом обрушился на бетонное дно какойто траншеи.

Наверху опять приглушенно простучала очередь. Гдето там со звоном, треском и дребезгом разбилось окно, послышался панический вопль и хруст ломающихся ветвей. «Бедные туи», – подумал Андрей, с трудом садясь и стаскивая с лица ставший ненужным прибор ночного видения.

При свете горящих наверху прожекторов он увидел впереди квадратное устье короткого тоннеля, в который переходила траншея – не траншея, собственно, а врезанная в склон пригорка подъездная дорога, ведущая от выходящих в боковой проулок ворот прямиком в подвальный этаж здания. Там, в низкой бетонной пещере, горела тусклая электрическая лампа, укрепленная над массивными стальными воротами. Перед воротами происходила драка: черная фигура в кевларовом бронежилете и скрывающей лицо трикотажной маске – свой – почем зря метелила трех здоровенных охранников, валяя их как бог на душу положит.

Зрелище было без преувеличения отрадное, и, инспектируя свой многострадальный скелет на предмет полученных повреждений, Андрей мимолетно пожалел о том, что сам так не умеет. Ему уже давно до смерти хотелось от души врезать комунибудь по зубам, да так, чтобы кулак прошел насквозь и выскочил наружу в районе затылка, но он хорошо знал границы своих скромных возможностей и никогда не брал на грудь больше, чем был в состоянии унести.

К тому моменту, когда он с легким недоумением пришел к выводу, что отделался парой синяков, и сумел подняться на ноги, схватка у ворот уже близилась к логическому завершению. Один из охранников неподвижно лежал, распластавшись на сером бетоне, и его рубашка неуместно белела сквозь длинную, во всю спину, прореху в разошедшемся по шву пиджаке. Другой, скрючившись и раскачиваясь из стороны в сторону, как маятник, стоял на коленях, а третьего умело обрабатывала кулаками затянутая в черное фигура – судя по внушительным габаритам, не кто иной, как драгоценный Степан Антонович. Перестав сопротивляться, частично превращенный в отбивную охранник начал тихо сползать вниз по гладкой поверхности ворот. И в это мгновение его коллега – тот, что раскачивался, стоя на коленях, – вдруг перестал раскачиваться и вынул откудато уродливый штурмовой пистолет с торчащим из рукоятки длинным, патронов на тридцать, магазином и одетым в дырчатый кожух стволом.

Описав в воздухе замысловатую извилистую кривую, ствол замер, нацелившись в затылок черному гиганту. Свободной рукой охранник аккуратно и практически беззвучно оттянул затвор. Андрей вдруг обнаружил, что наблюдает за этой сценой не просто так, а поверх увенчанного глушителем пистолетного ствола. В самое последнее мгновение слегка изменив взятый прицел, он плавно потянул спусковой крючок. «Стечкин» знакомо дернулся, коротко толкнувшись в ладонь и издав приглушенный хлопок. Андрей целился в запястье, но попал в казенник пистолета. Блеснула бледная искра, послышался металлический лязг, мгновенно утонувший в вопле охранника, который опять согнулся в три погибели, баюкая вывихнутую кисть. Здоровяк в маске обернулся на звук и выключил его одной короткой, мощной оплеухой. Охранник рухнул, как бык под обухом мясника, и замер, не подавая никаких признаков активности.