Спасите наши души
Шрифт:
Выходил я из архива со смешанными чувствами. С одной стороны, я удовлетворил своё любопытство. С другой – всё, что я узнал, ни на йоту не приближало меня к моей цели. Это была совершенно излишняя информация, я не мог её использовать для расширения своей схемы, которая сейчас прочно поселилась у меня в мозгу. Фактически, после ознакомления с подробностями жизни Красина в этой схеме остался только один элемент, который мог быть мне полезен – Петр Якир, но к нему я не мог завалиться просто потому, что мне захотелось. А судя по словам Денисова, я не мог пойти к этому Якиру даже в том невероятном случае, если бы нашел неопровержимые доказательства его преступлений. Меня бы просто отстранили от этого расследования.
Но
Именно поэтому я тайно остался в квартире после завершения обыска, добился от Якира согласия на беседу – и ждал, когда он переварит мой прямой вопрос и справится со своим страхом.
***
На этот раз Якир молчал минут пять.
– С чего ты взял, что я ненавижу советскую власть?
Я мягко улыбнулся и сказал:
– По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы?
Он несколько мгновений ошарашено смотрел на меня, потом смог выдавить:
– Библия? Но откуда?..
– От Матфея, – пояснил я. – Глава седьмая, стих шестнадцатый. Всё просто же. Но, думаю, сейчас не время для богословия, да и вряд ли вы сведущи в этом вопросе...
– У меня историческое образование! – гордо заявил Якир.
– Историко-архивное, – уточнил я. – Близко, но не совсем то, что нужно для религиозных диспутов, особенно с учетом упора на марксизм-ленинизм. Тем не менее, Петр Ионович, так почему вы ненавидите советскую власть? Вы не бойтесь, протокола я не веду, это не допрос, и записывающей аппаратуры у меня нет.
Я распахнул дубленку и продемонстрировал отсутствие тех монстров, которые в этом времени называли «скрытым микрофоном». До относительно компактных устройств оставалось несколько лет.
– Я не... – он сбился под моим взглядом. – Ну хорошо, хорошо! Вам же известна моя биография? – я кивнул. – Тогда к чему все эти расспросы? Неужели не понятно, что после всего, что я пережил, у меня будет... хмм... определенное отношение к тем, кто это проделал с моей семьей?
– А, я понял. Вы недовольны, что после возвращения из мест заключения вас не назначили командовать Киевским военным округом и не дали вам маршальские погоны?
– При чем тут это? – в его глазах я видел плохо скрытое недоумение.
– Ну как при чем... При всём. Смотрите. До четырнадцати лет вы были ребенком военного высшего ранга. Ваш отец руководил всеми войсками Красной армии на Украине, потом стал командующим Киевским военным округом в чине командарма 1-го ранга, был членом ЦК... Думаю, у вас было всё, чего только может пожелать ребенок такого папы в те годы...
– Мой отец был честным человеком! – перебил он меня.
– Вполне возможно, – я безразлично пожал плечами. – Скорее всего, ему и не нужно было воровать или как-то иначе преступать закон, чтобы его семья содержалась на высшем уровне. Ничего плохого в этом нет. Думаю, вы и сами понимаете, что, допустим, семьи членов ЦК и сейчас получают чуть больше благ, чем другие граждане? Дело в том, что так устроен государственный механизм – у руководителя высокого уровня не должна болеть голова на тему того, что его дети будут есть на ужин, и он не должен вместо государственных
Якир нехорошо зыркнул на меня.
– При чем тут это? Почему ты всё сводишь к материальным благам? – возмущенно спросил он. – Меня лишили отца, меня разлучили с матерью, его расстреляли, нас с ней гоняли по этапам! А что мы сделали, чтобы с нами поступили вот так?
С 1937 годом была одна проблема – никто точно не знал, почему тогда так внезапно раскрутился маховик репрессий невиданного масштаба. В перестройку всё сводили к личной кровожадности Сталина – ну или Ежова, если человек был более подкован в истории. Чуть позже отдельные смельчаки утверждали, что у террора был повод, и в СССР на самом деле существовал обширный заговор, участники которого в будущей войне могли стать натуральной «пятой колонной». Как дело обстояло в реальности, не знал никто. Но поскольку всё тогда началось с Троцкого и его окружения, в которое входил и Иона Якир, я решил, что если использовать теорию одного исследователя, то большой беды не будет.
– Потому что ваш отец был участником военного заговора. Сместить Сталина и остальное Политбюро, установить военную хунту, вступить в союз с нацистской Германией... дальше продолжать? Они ещё легко отделались, их просто расстреляли. В Германии тех, кто был уличен в заговоре, вешали на рояльных струнах, а это не самая быстрая казнь и очень болезненная для жертвы.
Он не сразу нашелся, что сказать.
– Я... я... я читал дело отца! – выпалил Якир. – Там абсурдные обвинения в работе на иностранные разведки, предположения о подготовке поражения в случае войны... да, есть и то, про что ты сказал, но в основном его обвиняли в троцкизме! И он эти обвинения не признал.
– Понимаете, Петр Ионович, тут дело такое. Следствие велось быстро, приговорили к расстрелу ещё быстрее, да и расстреляли на следующий день, так что точных обстоятельств того, что же такого натворил ваш отец и его сообщники – особенно сообщники, думаю, Петр Якир пошел за компанию с Тухачевским, – нет. Не существует их. А знаете, почему так спешили? Почему не провели полноценного следствия? – он помотал головой. – Следствие такого уровня – это годы. Допросы, опросы, запросы, очные ставки, справки, экспертизы. Но когда у вас под носом созрел военный заговор, есть шанс, что оставшиеся на свободе заговорщики могут попробовать, допустим, освободить своих сообщников. Или вообще провернуть всё без них – ведь если комдив не участвует в деле, то что мешает амбициозному комбригу занять его место?
– Это твои домыслы, – отмахнулся Якир. – Я так понял, доказательств у твоей конторы нет. Зато у меня есть справка о реабилитации отца! И она полностью опровергает твои слова!
Я усмехнулся.
– Ох, Петр Ионович... несмотря на всю вашу ненависть к советской власти, вы всё-таки очень советский человек, свято верящий в силу каких-то там бумажек. А эти бумажки всего лишь бумажки. В случае нужды они не будут иметь совершенного никакого значения. Что касается доказательств... в тридцать седьмом взяли далеко не всех, а чистки даже позволили кое-кому сделать очень серьезную карьеру. Был такой генерал Павлов, когда расстреливали вашего отца – обычный комбриг, воевал в Испании. Возможно, поэтому и уцелел, даже Героем Советского Союза стал. За три года буквально взлетел – стал командующим Белорусским особым военным округом, того самого, что с началом войны превратился в Западный фронт. Вы же историк, Петр Ионович, пусть и архивист. Наверняка помните, на который день после начала войны войска Западного фронта сдали Минск?