Спасти империю!
Шрифт:
– Смотрите! – воскликнул он, указывая пальцем на север.
Дон Альба тут же схватился за подзорную трубу.
– За лесом пока не видно, но, судя по поднятой ими пыли, отряд немаленький, – сказал он.
«Вот и наступает момент истины, – подумал Валентин. – Ведь именно ради этого момента я и прибыл сюда. – Он почувствовал, как все тело его охватил озноб, даже челюсти пришлось стиснуть, чтобы самым позорным образом не заклацать зубами у всех на виду. Что это? Страх? – Как бы то ни было, но Рыбаса я сегодня прикончу. Даже несмотря на мандраж».
– Дай-ка
Испанец протянул ему подзорную трубу, и Валентину пришлось напрячь чуть ли не все мышцы, лишь бы не показать, как трясется у него рука.
Отряд уже выехал из сплошного лесного массива, и теперь в просветах между перелесками можно было увидеть не только клубы пыли, поднимающейся в небеса, но и саму конную колонну, эту пыль поднявшую.
– Идут на рысях, одвуконь, – прокомментировал увиденное Валентин. – Версты две отсюда.
Дон Альба взял у него трубу.
– Полторы. Сила, зажигай огонь.
Силка защелкал огнивом. Валентин обернулся к нему. Руки у того тряслись. Валентин перевел взгляд на Ероху. Тот с самым суровым видом следил за противником, но побледневшее лицо предательским образом выдавало его. «Это не страх, – сообразил он. – Это волнение. Волнение, испытываемое любым новичком перед опасным и новым для него делом». Наконец Силка запалил и свечу, и масляный фитилек. Теперь уже противник был совсем близко. Валентин вновь взял подзорную трубу у дона Альбы.
Сто двадцать всадников и двести сорок лошадей. В середине колонны – карета, запряженная четверкой лошадей. Валентин тщательно всмотрелся в лицо каждому всаднику. Среди них было немало личностей, занесенных Лобовым в базу рыбасоидов. Но Рыбаса среди всадников не было. «Он в карете, – сообразил Валентин. – Веттерман же – особа духовного звания. Негоже ему верхом скакать. Да и зачем на заднице мозоли натирать, если можно этого не делать? – Среди опознанных Валентином рыбасоидов было немало занимавших высокие чиновные посты в России двадцать первого века. – Нашим предкам еще повезло. Здесь, в шестнадцатом веке, рыбасоиды выступают все-таки как внешняя сила. У нас же они внедрились в самую серединку нашей жизни. Они правят нами, черт возьми! Потому-то столь эффективно они нас и гробят. Но подождите… Сейчас я вам преподнесу сюрприз!»
Конная колонна уже достигла перекрестка и свернула на дорогу, ведущую в Туровичи.
– Он в карете, – сказал Валентин, передавая подзорную трубу дону Альбе. – Будешь высчитывать момент взрыва – считай от кареты.
– Без моей команды не стрелять, – скомандовал дон Альба, складывая трубу и пряча ее в футляр, подвешенный к поясу. Нужды в ней больше не было, противник уже был как на ладони. – Никому не высовываться, амуницию всю надеть на себя.
Колонна, не останавливаясь и не высылая вперед разведчиков, уже ступила на мост. Дон Альба, дождавшись нужного момента, подпалил запальную бечевку, и искрящийся огонек побежал по ней, то ныряя глубоко в траву, то ненадолго показываясь снаружи.
– …шестнадцать, семнадцать, восемнадцать! – закончил счет испанец, и тут же громыхнул взрыв.
Бревна, окровавленные
– Накрыли! – радостно вскрикнул он.
Несколько десятков всадников, уцелевших от взрыва на том и на этом берегах, устремились в противоположные стороны от реки.
– К лесу! Бегом! – скомандовал дон Альба.
Первые выстрелы прозвучали, когда друзья уже были на опушке леса. Валентин оглянулся. Всадники, рассыпавшись лавой, во весь опор неслись от дороги к лесу.
– Быстрей! – закричал он. – Догоняют!
Но никого и не надо было подгонять. Особенно проводника. Тот рванул так, что, если бы Ероха не успел схватить его в последний момент за плечо, им пришлось бы идти по лесу без проводника.
Друзья уже скрылись в матером, густо заросшем подлеском лесу, когда услышали голоса перекрикивавшихся преследователей. Те, поняв, что верхом здесь не проехать, вынуждены были спешиться.
– Стой, – скомандовал дон Альба. – Целься по шевелящейся листве. Огонь! – Прозвучал залп из четырех ружей, а ответом на него были крики боли раненых преследователей. – Бегом!
И вновь они, ведомые проводником, устремились в глубь леса. Минут через пять идальго опять скомандовал:
– Стой! – И прислушался. Противник еще продолжал погоню, о чем свидетельствовал яростный хруст веток под множеством ног. Но, судя по этим звукам, они уже начали терять направление движения преследуемых, растекаясь по лесу широким фронтом. – Самострелы готовь! – Все четверо вскинули заряженные арбалеты, внимательно вглядываясь в заросли подлеска. – Стрелять на звук! Пли! – Четыре арбалетных болта ушли в зеленку. На этот раз друзья услышали лишь один хриплый вопль пораженного врага. – Бегом!
Следующая пятиминутная пробежка вновь была прервана командой «стой».
– Слушайте! – велел дон Альба.
Но поначалу друзья не услышали ничего, кроме собственного громкого, прерывистого дыхания. Когда же дыхание успокоилось, они услышали лишь треск, издаваемый какой-то птицей. Ни голосов, ни хруста веток слышно не было.
– Это сорока трещит, – пояснил проводник. – Предупреждает зверье, что мы идем. Она теперича от нас не отстанет. Ежели прицепилась, то до самого дома провожать будет.
– Похоже, оторвались мы от них. Зарядить ружья. Заодно и передохнем, – распорядился дон Альба.
Даже такой короткий отдых после сумасшедшей пробежки по пересеченной местности пришелся весьма кстати. Дальше пошли уже шагом, ненадолго останавливаясь и вслушиваясь в звуки леса каждые десять – пятнадцать минут. Остаток лесного пути прошел без приключений. Едва сквозь лес завиднелось Ляпуново, мальчишка-проводник тут же напомнил Ерохе о его обещании:
– Дяденька, а нож?
– На. – Ероха протянул его ножнами вперед, но, когда пацан схватился за него, он придержал нож, не отдавая сразу. – Про то, что нас сегодня видел, – забудь. И про то, что в Туровичи сегодня ходил, – забудь. А уж тем более забудь про то, что видел там. И никому… Ни родне, ни чужим людям – ни-ни… Понял?