Спасти обязан
Шрифт:
В группе кроме меня было еще пять человек - чтобы удобнее тренироваться, разбившись на пары. Строго-настрого запретили интересоваться личностью других. Мы проходили под номерами, без дурацких кличек, как показывают в фильмах о разведшколах. Все ребята спокойные, в достаточной степени тренированные, молчаливые. Из опасения, что в комнатах, где мы жили и залах, где занимались, могут быть скрытые микрофоны и телекамеры, разговоров о личном действительно не велось. Только скупые фразы, необходимые в повседневном общении. Кстати, ни с кем из моей группы я потом ни встречался никогда. Знаю только, что в Анголе их не было.
Наконец тренировки закончились. Мы сдали теоретические и практические экзамены, досрочно получили очередное воинское звание и недельный отпуск. Домой я поехал старшим лейтенантом, но, разумеется, в штатской одежде. Недели было очень мало, мама даже не успела как следует откормить меня, похудевшего и подтянувшегося после безумных тренировок на базе. Отец, помня свою службу, посоветовал не выделяться и точно выполнять приказы - чтобы не могли придраться. То, что я еду в Анголу, секретом не являлось. Я лишь приврал, что буду в столице, в военной миссии, а это совершенно безопасно.
В Москве мне вкатили прививку от желтой лихорадки, по укоренившейся советской привычки переодели в казенный костюм и туфли, выдали толстую пачку подъемных (которую я тут же отправил домой) и посадили на самолет. В сумке лежали документы, пара рубашек, трусы, носки, две бутылки водки, буханка черного хлеба и большая банка селедки. Этими деликатесами сотрудники десятого управления посоветовали запастись обязательно, чтобы преподнести кому-нибудь в Луанде в подарок. Там это - страшный дефицит. А народ тоскует по родной горбушке с селедочным хвостом.
Через двенадцать часов полета с одной короткой посадкой в Будапеште мы заходили на посадку над красной ангольской землей. В миссии, которая уютно располагалась в бывшей сержантской школе португальской армии, не очень далеко от берега свинцового в это время года Атлантического океана, я пробыл всего три дня. А потом меня сослали. В буквальном смысле. Законопатили в самую дальнюю бригаду, на границу Анголы и территории «временно оккупированной ЮАР». Официально - за то, что пьяным шатался по территории миссии. И в действительности - потому что пришел приказ из Москвы. Мне пора было приниматься за работу. На складе выдали обмундирование: брюки и рубашки офицеров ФАПЛА - местной армии и камуфлу, которая в просторечии так и называлась «фаплой». Все без погон. Оружие не доверили, сказали, что получу на месте. Дороги в стране были неплохие, но в связи с войной многие из них минировали, поэтому приходилось летать самолетами. И я хватал ртом воздух в негерметизируемом брюхе военного Ан-12, расписанного под принадлежность «Аэрофлоту». Чтобы не достал какой-нибудь «Стингер» или «Стрела», самолеты поднимались почти на десятикилометровую высоту и резко снижались над самым аэродромом.
Главный город провинции Уила - Лубанго - во времена португальцев был курортом. Да и вообще всю страну, особенно ее побережье, уверено можно было называть райским местечком. Но потом, как известно, в Португалии случилась революция и не в силах навести порядок даже у себя дома, колонизаторы просто плюнули на свои владения: «Разбирайтесь сами!» В бывших колониях тут же начались междоусобные заварушки, которые продолжаются то затухая, то разгораясь с новой силой по сю пору. Ну, и естественно, когда идет гражданская война, не до красот и курортов. К тому времени, как я прилетел в Лубанго, городок уже был основательно потрепан. Он все еще оставался красивым, ни одно здание не походило на другое, но чувствовалось некое запустение, пренебрежение людей к тому месту, где они живут. Рассказывали, что, вселившись в брошенные португальцами виллы, анголане, ничтоже сумнящеся разводили костры на паркетах из драгоценных пород дерева и варили рис в консервных банках. Кушать им очень хотелось.
Советская военная миссия здесь располагалась в четырехэтажном, особняком стоявшем здании. По слухам, раньше здесь был публичный дом, что подтверждал бар «Наполеон» с шикарным интерьером, наглухо закрытый с тех пор, как приехали наши военные. Командиры не хотели баловать народ, и тому приходилось выпивать, запершись в миниатюрных квартирках. Выход за территорию, особенно в вечернее время, был запрещен, во избежание инцидентов с местным населением. И если советники и специалисты ежедневно уходили на службу, попадая таким образов в город, то их немногочисленным женам приходилось сидеть взаперти или прогуливаться по тротуару перед зданием. От скуки многие заставляли мужей раздобывать бобины сизалевой бечевы и плели коврики, кашпо, другую украшаловку. По вечерам на крыше миссии крутили старые фильмы, виденные по сто раз, но это было хоть каким-то развлечением.
Между тем, когда утихала дневная жара и неожиданно падала темнота, жизнь в городе только начиналась. Где-то гремела музыка, голос, разносившийся по окрестностям, диктовал номера местного лото, иногда раздавались выстрелы. В общем, что-то происходило. И обитатели миссии с любопытством вслушивались в звуки тропической ночи.
Особыми предметами гордости были выстроенная своими силами баня и маленький огородик во внутреннем дворе. Но чести покопаться в земле удостаивались немногие, только жены старших офицеров. Там же стоял небольшой флигелек, где размещали приехавших из бригад. Официально Советский Союз в местной войне не принимал участие. Он только заключил договор с Анголой на строительство ее вооруженных сил, в силу которого поставлял советников, технических специалистов, переводчиков, технику и вооружение. Последнее - исключительно в долг. Не знаю уж, на что рассчитывало наше правительство. Нефть в Кабинде качали из-под морского дна американцы, они же добывали алмазы. Анголанам выплачивались за это некоторые суммы, но точных объемов добычи они не знали, а потому и компенсации были мизерными. Конечно, можно было национализировать нефтедобычу, к примеру, однако у Большого Брата - СССР - технологий для подобной добычи не существовало, поэтому разумно сохраняли статус-кво.
К технике и оружию местные деятели относились варварски - все равно еще дадут. Только один лейтенантик ухитрился за короткий срок запороть два боевых вертолета, причем один раз совершил посадку на железнодорожное полотно, приняв его то ли за посадочную полосу, то ли просто за дорогу. Кладбища загубленных тяжелых грузовиков протягивались на километры. Черному водителю ничего не стоило сесть за руль и поехать, не проверив, есть ли вода и масло в двигателе. Его увлекал сам процесс езды. Советские специалисты только тем и занимались, что ремонтировали изуродованные анголанами грузовики и бронетранспортеры.
По шесть-семь человек наших было в каждой из бригад, расположившихся на всем протяжении границы Анголы и Намибии. Им придавался переводчик, чтобы можно было обучать личный состав советскому военному искусству и солдатик, отвечавший за радиосвязь с Лубанго. Собственно, бригады находились не совсем на границе. Юаровский батальон «Буффало», когда надоедали бесконечные вылазки с территории Анголы намибийских партизан из СВАПО, входил на ангольскую территорию и, шутя, разгонял какую-нибудь бригаду. Солдаты, бросая оружие и даже танки, драпали, а юаровцы, прихватив богатые трофеи, возвращались назад. Поэтому существовала некая буферная зона, официально именуемая «территории временно оккупированные ЮАР». А чтобы агрессоры не вздумали идти дальше, за ангольскими бригадами на некотором расстоянии располагались бригады кубинские. Как кубинцы умеют воевать, юаровцы помнили еще с середины семидесятых годов, и теперь трогать их боялись. Изустная легенда сообщала, что когда по просьбе советского правительства кубинские подразделения высадились в Луанде, юаровцам до ангольской столицы оставалось километров девяносто. Приказ был: отогнать до границы и остановиться. Но кубинский генерал, командовавший контингентом, так увлекся преследованием, что гнал проклятых расистов чуть ли не до Иоганесбурга. За что его потом разжаловали в полковники. Сказка, скорее всего, но кубинцы действительно вояки лихие. Фидель, наверное, решил в ожидании американского вторжения закалить всю нацию в горниле войны. Вот и можно было встретить парней с Малекона, набережной Гаваны, где-нибудь в Мозамбике, Эфиопии или Гвинее-Биссау. Мне, кроме прочего, предстояло работать с кубинскими спецназовцами.
В Лубанго я застрял на несколько недель. Поселившись во флигеле миссии, сначала дожидался, пока приедут из моей бригады, а затем мы вместе ожидали, когда расчистят от мин и засад дорогу. Такие чистки проводились регулярно и часто. УНИТА, оппозиционные властям повстанцы, активно шастали по лесам и пакостили, как могли. По обочинам ржавели подорванные, расстрелянные и сгоревшие автомашины.
Но время проходило с пользой. Советник командующего округом и, естественно, начальник миссии полковник Ганкалко, которого не без оснований прозвали Гавкалкой, организовал все, как положено в Советской Армии. С утра было построение, затем политинформация, которую переводчики снимали с местного радио, а дежурный офицер - с московского, разбор предыдущего дня с вливаниями провинившимся и план работы на день текущий. Меня, чтобы не сидел без дела, отправляли с кем-нибудь из советников попроще - авось договорюсь со своим испанским. Кое-как получалось, ведь несколько лет присутствия кубинских войск в стране даром не прошли. Да и многие из анголан учились в Союзе, могли сравнительно неплохо говорить по-русски. Одновременно я хватал вершки португальского языка. От испанского он отличался больше, чем украинский от русского. Но дело продвигалось вполне успешно. К тому времени, как мы собрались выезжать в бригаду, я уже мог на португальско-испанской смеси объясниться по наиболее общим вопросам: бензин, пища, вода, сон.