Спасти обязан
Шрифт:
Сгоревший грузовик остался позади. Я, покачиваясь на тюках, вел разговор с поваром бригадных советников, Денисом. Имя его звучало именно так, по-русски. «Ша», - говорил он, показывая на пачку чая. «Тэ», - утверждал я. «Нау! Нау!», - махал он руками у меня перед носом. « Ша! Ша!» Чай был мозамбикским и назывался «Mocha», то есть, мозамбикский чай. Если честно, на вкус он был очень ничего. Но название...
– Все, - сказал Женя.
– Это уже бригада. Здесь бояться нечего.
Лес вокруг песчаной колеи оставался прежним. Однако теперь он был полон вооруженных солдат, танков и автомобилей. Со стороны ни за что бы не углядел такого скопления. Однако юаровские пилоты через приборы ночного видения с большой высоты могли рассмотреть даже огонек сигареты, прикуриваемой в кабине «УРАЛа». Сам видел. НУРС, выстреленный с высоты нескольких тысяч метров не взорвался по какой-то случайности и торчал из крыши кабины оперением наружу. Водитель, кажется, остался заикой на всю жизнь.
Несколько резких поворотов, потом длинный проезд по тоннелю из кустарника, еще один поворот и, наконец, машины, въехав на небольшую полянку, остановились. Мы были на месте.
Фары погасли. В окружающей темноте светилось только одно пятно. Вслед за всеми я двинулся туда. Большая полевая палатка стояла под деревьями. Внутри нее горела керосиновая лампа «Петромакс», дававшая света больше, чем стоваттная электрическая лампочка.
– Вы керосин привезли?
– поинтересовался худой маленький человечек в полевой форме.
– Привезли, привезли, - сказал майор Женя.
– А что, в бригаде керосин кончился? И вообще, «Хонду» завести трудно?
– Да не фурычит она что-то, - смущенно признался человечек.
– Уже все пытались починить. И эти суки черножопые керосина не дают, делают вид, что не понимают.
– М-мастера, - с чувством сказал Женя. - Советники, а также специалисты. Чему вас в Союзе учили!
– В Союзе «Хонд» нет!
– последовало резонное возражение.
– Принцип-то один!
– Женя постучал по лбу костяшками пальцев.
– Вот раз ты такой умный, то и разбирайся с этим принципом! - разозлился неудачливый ремонтник.
– Почта есть?
– У него и письма, и газеты, - показал на меня пальцем майор. - Знакомьтесь, наш новый переводчик. Он и насчет керосина договорится.
Действительно, сумка с почтой примерно за месяц была у меня. Письма в этот глухой уголок Африки попадали только с оказией, причем исключительно с советской оказией. Разве можно было доверить весточки от любящих жен и престарелых родителей, оставшихся в Союзе, каким-нибудь кубинцам или, того хуже, анголанам?
Набежавшие в палатку люди копались в сумке с письмами. Каждый отходил с целой пачкой. Но разрывать конверты не спешили. Ведь кроме писем мы привезли очень многое. И прежде всего - водку. Что бы ни говорили о склонности к выпивке русского человека, именно она помогала и помогает ему пережить все стрессы любой ситуации, даже самой невероятной. Окажись россиянин хоть в джунглях, хоть в Антарктиде, но с бутылкой - гарантирую, выживет. Да еще и выйдет победителем! Это не квасной патриотизм, а убеждение, основанное на собственных наблюдениях.
Повара Армандо и все тот же Денис быстренько накрыли на стол. Появились привезенные нами нежинские огурчики, «утюги» югославской ветчины, вареный пакистанский рис, американская консервированная фасоль и бессчетные лимоны. По дороге в бригаду мы заезжали на бывшую португальскую, а ныне народную фазенду и за несколько пачек сигарет выменяли три мешка превосходных лимонов. Теперь, душным тропическим вечером, лимоны шли в дело с холодной водой. В углу палатки стоял керосиновый холодильник. Этому агрегату не требовалось электричество. Чего бы, казалось, проще? Стоит керосиновая горелка, гоняет не фреон, а какую-то охлаждающую жидкость и все довольны. Самое то для каких-нибудь диких районов, где лампочка Ильича еще не зажглась. Но в Союзе я такого агрегата не встречал. А «Хондой» назывался японский генератор, размерами не больше портативного телевизора, но довольно мощный. Агрегат был старенький, периодически ломался, и тогда починить его мог только Женя. А когда генератор работал, то давал электричество и для освещения палатки и землянок, и для радиостанции.
За ужином меня представили официально. Советник командира бригады Иван Семенович, жилистый полковник с резкими чертами лица внимательно посмотрел на меня, кивнул, но не сказал ни слова. Он был в курсе моих полномочий и, похоже, ему это не очень нравилось. Какому командиру понравится, если один из его людей подчиняется ему не полностью? Мне еще предстояло сгладить возникшую неловкость.
В палатке здесь только питались и проводили совещания. А жили в довольно просторных землянках, перекрытых бревнами. Чтобы не сыпалась сверху земля, потолок был подбит ребристыми жестяными листами. Вход прикрывала маскировочная сеть. В землянках из снарядных ящиков были сбиты столики и табуретки. По стенкам стояло несколько обычных железных кроватей, над каждой натянут марлевый полог - от комаров. Малярия была здесь довольно частым явлением, но мне первый год удалось ее счастливо избежать. Прихватило только на втором, три раза подряд. Мерзейшее ощущение.
По земляным стенкам бегали жуткого вида пауки, иногда появлялись мыши. И совсем не исключалась возможность того, что заползет змея. Змеи были страшными. Сыворотки не существовало, а после укуса человеку оставалось жить несколько минут, от силы полчаса. Кто-то сказал, что раз есть мыши, то змей в землянке нет. Мы верили, но, как потом оказалось, зря.
На следующий день я вульгарно заблудился. Бригада располагалась по берегу речушки Кувелай. Была речка узкой, метров двадцати шириной, но достаточно глубокой. В одном месте под водой стояла «Скания», неведомо какими путями свалившаяся в реку и крыша ее не виделась из-под воды. Через узкий каменный мост еще старой постройки можно было попасть в городишко с тем же названием, что и у реки. Имелось в нем всего две улицы без какого-либо покрытия и десятка полтора полуразрушенных домов. Стены их сплошь пестрели выщербинами от пуль.
День был воскресный, работ никаких не намечалось и ближе к вечеру, прихватив брусок синего хозяйственного мыла, я отправился на речку - постирать свою пропыленную за дорогу «фаплу». Расположился на камне и долго вымывал красную железистую пыль. А когда собрался назад, уже стемнело. Над лесом висел рогами вверх месяц. Дорогу зрительно я запомнил, но одно дело идти по местному лесу днем и совсем другое - ночью. Минут через пятнадцать стало понятно, что направляюсь я совсем не туда. Повернул налево, потом направо и окончательно потерял ориентацию. Паниковать не стал, попытался вспомнить, чему учили на тренировочной базе, но ничего путного в голову не лезло. Подумалось: вот и приключение, которого так хотелось! Хорошо, что через полчаса блужданий я набрел на расположение ангольского батальона. Португальский мой там не поняли, но сообразили, что «камарада асессор» потерял дорогу, и сопроводили до нашего лагеря. Я постарался не распространяться о своем конфузе.
С месяц все шло нормально. После завтрака советники отправлялись к своим подсоветным проводить занятия. С кем-нибудь из них шел и я. Но помощь моя не всегда требовалась. Кое-кто из офицеров уже нахватался основ португальского языка и мог объясняться вполне сносно. Ангольская армия строилась по образцу и подобию советской, только вот вояки из анголан были никудышные. При первых же выстрелах бросали оружие и разбегались. Изменить положение не представлялось никакой возможности. Вечером, после ужина и бутылки-другой водки все оставались в палатке. Кто-то читал, а большинство играло в «кинга» на вылет. Иногда запускали старенький проектор и смотрели подряд несколько документальных фильмов: «Олимпиада-80», «Москва, Москва» и «Путешествие по Волге». Ностальгия обуревала. Потом расходились по землянкам. Всю ночь лагерь советников охраняли часовые.