Спасти Осень
Шрифт:
Мужчина как всегда помял мне плечи, помогая на время забыть о тревогах. Мы легли, укрывшись одним одеялом: Ракх — на спину, я — на бок, чтобы его видеть. Прижалась щекой к его руке, и мужчина погладил меня кончиками пальцев:
— Отдыхай.
Он уснул почти сразу, а я ещё долго лежала, размышляя, существует ли в действительности остров, где нам будет хорошо? И сама не заметила, как оказалась в странном месте, не похожем ни на Вардар, ни на Осень. Это была скала посреди бушующего моря, на которой не росло ни единого куста или дерева. Я стояла на самой её вершине, дрожа под ледяным ветром, и чувствуя невыносимую, дикую боль. Поначалу
Я осталась одна — неведомо, за что наказанная. Я хотела ползти, чтобы добраться до гладких валунов у воды, но меня будто парализовало. А потом остров стал медленно уходить под воду, и стёкла стали моими оковами, потому что слишком глубоко ранили плоть. Тёмная пучина всё приближалась, охватывая моё тело, и стало казаться, что меня пожирает какой-то жуткий монстр, который давно уже голодал в этих заброшенных водах…
Я захлёбывалась. Пыталась дышать и не могла. Завопила от страха, чувствуя, что погибаю — и проснулась в объятьях Ракха.
— Это сон, Роза. Только сон. Всё хорошо, я с тобой, лисёнок.
— Мои ноги… — пробормотала я, задыхаясь. — Ноги в крови… Я не хочу обратно на ту скалу! Пожалуйста, не дай мне снова уснуть!
Мне никогда не снились кошмары, разве что в детстве был сон о том, что я заблудилась в лесу. Но подобный этому — жуткий, реалистичный — посетил впервые. Казалось, стоит закрыть глаза — и море коснётся коленей, а в пятки снова вонзятся безжалостные осколки.
Ракх взял меня на руки, наклонился и поцеловал в губы, утешая дыханием, согревая нежностью. Он быстро вернул мне настоящий, целостный мир.
— Не бойся, Роза. Я здесь и никуда не уйду.
— Пожалуйста, поцелуй меня ещё!
Мужчина исполнил мою просьбу, и по спине потекли мурашки. Я находилась в приятном, дремотном состоянии, и чувствовала его и своё тело иначе. Мне захотелось коснуться, и Ракх был не против. Пальцы его скользнули под сорочку, погладили мою грудь, медленно сжались… Я закрыла глаза, расслабляясь, только поглаживала в ответ его тело. Мне нравилась музыка тишины, и на смену страху пришло сумрачное наслаждение. Мы не могли приказывать дням, но ночь принадлежала нам, и я была благодарна ей за молчание.
Наша близость была какой-то другой, непривычной. Тело моё было слишком чувствительно, непослушно, напряжено.
— Ракх, прошу тебя… Помедленнее, — выговорила я, когда стало невмоготу.
— В чём дело, малышка? Тебе больно?
— Немного.
— Мне остановиться? — с тихой нежностью спросил мужчина.
Я знала, что он не рассердится, если мы, едва начав, всё завершим, но прерываться не хотела.
— Нет. Просто давай потихоньку.
Ракх усмехнулся, и поцеловал меня в ухо.
— Как тебе будет удобно, Роза? Лежа, сидя, стоя?
Его здоровый глаз стал ярко-зелёным, а тёмный был закрыт волосам — так, что мне казалось, будто под прядями обычное, не искажённое страданием лицо.
— На боку, — покраснела я.
— Вот так?
Он мягко прижался ко мне сзади, коснулся губами шеи, и скользнул внутрь плавно и неспешно.
— Да, — прошептала я. — Так хорошо.
У Ракха были чуть шершавые, приятно тёплые пальцы. От него снова пахло колдовством, но теперь ещё и лесом, листвой и дальней дорогой. И в эти мгновения он целиком принадлежал мне, отчего вкус близости становился восхитительным, а память превращалась в сон — не кошмар, сказочную грёзу, — где ночь дарует красоту небес, глубину дрожащих теней, и отблески огня, который всегда ярче сияет в полночь.
Глава 14_1
Всю дорогу до Мальва-Ока я думала о том, какой дивной была наша последняя близость. Меня снова преследовали несбыточные мечты, и каждая была краше и смелее предыдущей. Даже страшный сон забылся, поблек, изгнанный светлыми грёзами.
Красные листья парили кругом нас, словно огненные бабочки, а на бархатных стволах синих буков белели нити рассыпчатого мха, который водился только в Осени. Голоса растений сплетались, и я знала, что они будут громко звучать до самой зимы, до первого глубокого снега, но даже тогда сильным волшебникам будет под силу пробудить природу. Удивительно, что прежде я не могла так ясно чувствовать энергии леса, а теперь разбиралась в них с лёгкостью, ведала возраст каждого дерева, знала, сколько ветвей оно вырастило и скольких птиц приняло в гнёздах. Теперь я бы ни за что не заблудилась в самой глухой чаще, и отыскала бы без труда достаточно грибов, ягод и орехов, чтобы прокормить нас троих. Тем более что некоторые виды не боялись даже мороза.
Лес был моей колыбелью, моим старшим, добрым другом. Он обнимал меня, я дарила ему ласковые взгляды. А потом смотрела в спину Ракху и думала о том, как хочу поцеловать его. Я знала, что, если постараюсь, смогу спасти его от тьмы, нужно только придумать, как. Но прежде, чем исцелять чужое, мне нужно было разобраться с собственным прошлым. Чем ближе к городу, тем сложнее мне становилось справляться с эмоциями. Я никак не могла придумать, как вести себя и что говорить, а спросить совета у Ракха или Аника не решалась. Им и так хватало забот, а мне стоило научиться действовать самостоятельно и принимать решения, полагаясь лишь на собственные ощущения.
Однако всё было непросто. Сердце подсказывало отпустись чувства и идти напролом, разум предлагал холодный расчет и сдержанность. Я не собиралась выдумывать своё прошлое, преуменьшать или преувеличивать страдания, но и не хотела казаться сильной. В конце концов, когда до места оставалось всего ничего, я направила Сахара к Жало.
— Ракх, что мне сказать насчет нас?
— Правду, — отозвался мужчина. — Что я был твоим нанимателем, а теперь помогаю отыскать семью. Или, если хочешь, говори, что я твой жених, они ведь не станут проверять.
— Мы не похожи на настоящую пару, — отозвалась я печально. — И ты это знаешь.
— Поэтому и предлагаю говорить, что нас связывают деловые отношения.
Я вздохнула и поглядела в небо — облака плели над нами цветные косы, и солнечные лучи были им лентами.
— Я скажу, что ты спас меня, а потом мы стали любовниками.
Ракх чуть нахмурился.
— Твои родные не придут в восторг от такого.
— Продавая меня Арвиго, они как-то не слишком думали о моей чести.
— Это верно, и всё-таки лучше говори, что мы друзья — это тоже правда.