Спасти Отчизну! «Мировой пожар в крови»
Шрифт:
Омск
— Вы, Владимир Оскарович, в отличие от меня, грешного, академию Генштаба закончили. — Арчегов мысленно усмехнулся, глядя на несколько удивленное лицо командующего 4-м Сибирским армейским корпусом генерал-лейтенанта Каппеля. Тот, словно хорошая охотничья собака, тут же насторожился, чувствуя подвох со стороны военного министра. И взгляд стал нехорошим, оценивающим. Потому таких недоверчивых генералов нужно сразу огорошивать.
— Вы
— Конечно, Константин Иванович! Началась с объявления мобилизации, через неделю началась переброска войск, к концу месяца и мобилизация, и перевозки основной массы были закончены! Вот и все…
— Заодно и проиграли войну, — усмехнулся Арчегов.
— Это почему же, Константин Иванович?
— Да потому что, начиная ее, нужно с первых же часов нанести страшный упреждающий удар по противнику, не дать ему не то что провести развертывание, вообще сорвать всю мобилизацию! Углубившись на сотню верст вглубь за неделю!
— Константин Иванович, нашими скудными силами всего в пятнадцать кавалерийских и казачьих дивизий сорвать мобилизацию в приграничной полосе у германцев и австрийцев тогда было невозможно…
— Разве я говорил о кавалерии, Владимир Оскарович? Я имел в виду пехоту — царицу полей!
— Позвольте, Константин Иванович, сказать, — усмехнулся Каппель. — Наши дивизии имели треть от штатного состава, едва усиленный полк. Он бы просто растаял в первые дни, и вливать запасных было бы некуда.
— Позвольте мне говорить с вами откровенно, Владимир Оскарович, предельно даже откровенно?! Без чинов, как положено говорить двум старым сослуживцам, если не по полку, то по дивизии.
— Конечно, Константин Иванович.
Арчегов наклонился над столом, положил на него ладони и, пристально глядя в глаза собеседника, заговорил:
— Вот смотрите, какая вырисовывается картина: о том, что представляет из себя германская боевая машина, о ее способности к быстрой мобилизации в нашем Генштабе было хорошо известно. И давно. Об этом знали все: от последнего юнкера до маститых генералов, что по ветхости своей помнили рассказы чуть ли не со времен Очакова и покорения Крыма. А потому начали то самое злосчастное наступление в Восточной Пруссии раньше окончания мобилизации, дабы спасти Францию от разгрома.
— Все это так, Константин Иванович, — генерал Каппель согласился, но некую осторожность Арчегов уловил сразу — его собеседник не спешил высказывать собственные мысли. И потому он решил заставить Владимира Оскаровича заговорить начистоту.
— Я еще прошлой осенью думал на досуге и решил, что у нас была неправильная военная организация. В империи в мирное время было под ружьем полтора миллиона человек, порядка 70 дивизий и 20 бригад, не считая кавалерии. Еще три миллиона отмобилизовали, укомплектовали войска до полного штата и развернули из запасных еще четыре десятка дивизий в течение трех месяцев. Чудовищная сила! Вот только
— Для меня будет интересно ее выслушать. — Голос Каппеля был сдержан, без насмешки, глаза смотрели серьезно.
— В каждой нашей дивизии было 48 орудий, 6 батарей против 12 германских. Что наши имели на 2 пушки больше, роли не играет. Против наших 16 батальонов германская дивизия имела 12. Вывод таков — наши солдаты превращались в пушечное мясо для немецких пушек!
— Но это аксиома для всех, и для меня тоже. К семнадцатому мы перешли тоже на 12 батальонов, хотя германцы уже имели по 9 на дивизию.
— Нашим стратегам потребовалось два с половиной года мясорубки, чтобы уяснить это?! Хотя достаточно взглянуть на предвоенное штатное расписание. А ведь выход был — я бы оставил именно такую организацию нашей дивизии, установив только двойной комплект офицеров и унтер-офицеров, сверхсрочно служащих, и уполовинив батареи — тогда бы их было 12 4-орудийных супротив такого числа германских, но 6-орудийных.
— Я вас не понимаю, Константин Иванович. — Только сейчас Арчегов увидел, что Каппеля, что называется, «забрало». — То у вас много «пушечного мяса» имелось в дивизиях, то теперь вы предложили вообще его увеличить, пусть и за счет офицеров и унтеров?!
— Здесь нет противоречия, Владимир Оскарович, я имел в виду только мирное время. Каждый четвертый батальон пехотного полка находился бы в местах территориального комплектования, выполняя учебные функции. Нет, нет, вы не ослышались — именно территориального, чего наши генералы из ОМУ Генштаба боялись, как бесы ладана. Московский полк состоял бы из жителей Первопрестольной, Тамбовский из местных селян, да хоть Буркало-Гадюкинский, если бы такой имелся.
— Эта система сейчас введена в Сибирской армии.
— И чем она плоха? — ядовито осведомился Арчегов. — Казаки по ней поколениями служат и очень даже неплохо воюют.
— Я не говорил вам, что она плоха, Константин Иванович!
— Все дивизии, а их число нужно было сократить до четырех десятков, можно и нужно было довести до полного штата. Плюс гренадеры, гвардия да стрелковые бригады. Как раз миллион бы и вышел. Все остальное отложим на кавалерию, казаков, саперов и прочих. С началом войны второй комплект офицеров и унтеров пошел бы на формирование резервных корпусов — каждая дивизия выставила бы дублера.
— Не новость. Это германский порядок, — усмехнулся Каппель, — тут нет ничего нового. Но что бы это дало? Ведь в таком случае все наши резервные корпуса состояли бы целиком из запасных. А по войне я знаю, что наши второочередные дивизии воевали в августе — сентябре четырнадцатого года намного хуже первоочередных.
— Еще бы им не быть хуже, если комплектовались с бору по сосенке, при половинном офицерском составе, кадровом, да бросались сразу в бой, не пройдя должного сколачивания.