Спасти СССР. Манифестация

Королюк Михаил Александрович

– Личина...
– Андропов проговорил, как прожевал, точно пробуя слово на вкус. Потом снял очки и устало потер глаза.
– Да, умеете вы подобрать слова. И что за той личиной прячется, как думаете?

Жора развел руками:

– Я даже не уверен, что это можно назвать человеком. Но, похоже, советский.

– Советский нечеловек?
– неловко пошутил Андропов. Полные губы разъехались в полуулыбке, но глаза остались серьезны.

– Вопрос определений, - живо откликнулся Минцев.
– Мы явно видим не все его возможности - раз он продолжает нас

удивлять. Поэтому нельзя исключать и самых фантастических гипотез. Например, что биологическая его сущность может значительно отличается от привычной нам. А вдруг он - полиморф, способный к радикальному изменению внешности? Тогда достаточно легко решается парадокс между внешностью и специфическим опытом: подросток - это лишь безобидный и не вызывающий подозрения образ, принимаемый на время проведения операции.

В глазах у Андропова заворочалось тяжелое недовольство, и Жора взмахнул кистью:

– Конечно, это лишь одна из гипотез, - он чуть поколебался и добавил, - так же как вы не можете исключать худших вариантов относительно идущей мимо нас информации "Сенатора", так же и мы в оперативно-розыскной работе должны учитывать возможность самых тяжелых раскладов. Всегда остается вероятность, что все не так плохо, и подросток - лишь связной. Тогда все решится гораздо быстрее.

– Ладно, - согласился с этим Андропов и неожиданно миролюбиво улыбнулся, - чем-нибудь меня порадуете еще, Георгий?

– Обязательно, Юрий Владимирович, - бодро ответил Минцев, - "Сенатор" время от времени ошибается - это важно. Его видели мельком мы. Судя по всему, мельком его видели и американцы - иначе с чего бы они фотографировали мальчиков-подростков именно в профиль? Раз он не смог предотвратить своих засветок на операциях, значит, он не всеведущ. Что ему стоило проверить, к примеру, наличие поста наблюдения у того почтового ящика? Я не верю в легкомыслие такого размера. У его способности есть какая-то "слепая зона". Вот через нее мы и будем его ловить.

– Искать, - поправил Андропов, - пока только искать. А вот когда найдем... Решать, что делать с найденным, будем уже не мы. И это, Георгий, очень, очень хорошо.

Тот же день, поздний вечер,

Ленинград, Измайловский проспект

Несмотря на поздний вечер, родители ввалились в квартиру с шумом - видимо, заметили с улицы свет на кухне. Я выметнулся им на встречу и зашипел свирепым шёпотом:

– Тихо вы! У меня там, - мотнул головой в сторону своей комнаты, - девушка спит!

– А что, смело...
– произнес папа после короткой заминки.

От него слегка тянуло коньяком, но глаза были трезвые, а теперь еще и озадаченные.

Мама беззвучно хлопнула ртом и начала торопливо сдергивать с себя сапожки.

– Пошли на кухню, - в полголоса предложил я.

– Пошли, - согласился папа, с интересом косясь в сторону моей комнаты.

Мама, наконец, совладала с обувью и, не снимая пальто, подскочила к закрытой двери. Я напрягся, но она лишь осторожно, от порога, заглянула внутрь и секунд через пять так же осторожно отступила.

– Другая...
– прошептала папе растерянно.

В глазах у того внезапно блеснуло веселье.

Мы прошли на кухню: папа, за ним, ступая отчего-то на цыпочках, мама, я же замыкал строй.

– Ну, докладывай, - папа развернулся и оживленно потер ладони.

– Да...
– пожал я плечами, - это из нашей агитбригады, классом младше. Кстати, тоже Тома...

– Да что ж такое-то!
– мама, не выдержав, всплеснула руками, - заговорили тебя на них, что ли!

– Да ты не о том думаешь, - я посмотрел на нее с укоризной, - у этой четыре дня назад мама умерла от рака, а отец по такому случаю опять запил...

– О...
– мигом посерьезнев, протянул папа.

Мама прерывисто вздохнула и замерла с широко распахнутыми глазами.

– А во хмелю он буен, - продолжил я пояснять расклад.
– Я ее случайно на улице встретил - мокрая до нитки, совсем никакая уже. Не оставлять же на холоде... Вот, взял с собой.

– Правильно сделал, - рубанул ладонью воздух папа, - молодец.

– Она говорит, что запоев длиннее недели у него обычно не бывает. Так что ей бы перекантоваться у нас несколько ночей, а?

Папа с готовностью кивнул:

– Да, конечно, пусть живет. Накормим, напоим, спать уложим... Кстати, как ложиться будем?
– он испытующе глянул на меня.

– Я ей свою кровать застелил, а себе кресло раскинул, - ответил я.

– Годится...
– папа еще чуть подумал и уточнил: - Деньги нужны?

– Своих хватит, - отмахнулся я.

– Ну, и хорошо, - он еще что-то прикинул про себя и повернулся к маме, - пошли тогда спать, завтра ведь не встанем.

– Да погоди ты, - отмахнулась она и торопливо зарылась в холодильник. Высунулась оттуда с трагически прикушенной губой: - Им же завтра после школы обедать нечем!

– Ой, мам! Да в диетическую столовую зайдем, делов-то, - сказал я.

Она посмотрела на меня растеряно, потом в глазах ее блеснула хитринка:

– Я, раз такое дело, отпрошусь, пожалуй, на полдня у Митрофановны... Завтраком вас накормлю, обед приготовлю...

– Ох, ты и любопытна...
– негромко пробормотал я, укоризненно покачивая головой.

Она чуть зарозовелась.

– Ну, а ты как думаешь?!
– опять всплеснула руками, - ты какую-то девочку ночевать к себе привел, а я на нее и не посмотрю даже?! Да меня Митрофановна сама с работы домой погонит!

– Все с вами понятно, - ухмыльнулся я, - да смотри, бога ради. Только осторожно - не забывай, в каком она сейчас состоянии.

– Конечно, конечно, - заворковала мама, соглашаясь, а потом тихо, как бы про себя ввернула: - Оберегает, прямо как свою...

Я закатил глаза к небу.

– Крепись, - папа, проходя, потрепал меня по плечу, - это только начало.

– Страшно подумать о конце...
– пробормотал я ему в спину.

– Э, - он резко остановился, разворачиваясь, - а вот с этим не торопись.