Спасти СССР. Манифестация
Шрифт:
Все было настроено на успех. Оставалось воплотить его этим вечером в жизнь.
Карл с Джорджем пристроились в жидкий пока ручеек театралов. Седенькая бабулька на входе оторвала контрольки, и оперативники неторопливо прошли в вестибюль. Скрытная покупка билетов была отдельной операцией ЦРУ - нельзя было позволить Комитету подготовиться к работе в театре заранее, но точно так же сейчас было важно не волновать следующих позади топтунов, оставаясь постоянно в их поле зрения. Поэтому американцы шли к гардеробу вальяжно, легко позволяя обогнать себя спешащим к буфету зрителям.
Вычислить двух наблюдателей,
"Пять-шесть минут еще есть", - прикинул Джордж, пристраиваясь в недлинную очередь.
Сухонькая гардеробщица с почтением приняла дорогие пальто. Джордж отошел к ростовому зеркалу и придирчиво осмотрел себя с ног до головы. Шерстяной костюм глубокого синего цвета, ослепительно-белая рубашка, яркий лиловый галстук... Да, определенно, он будет хорошо заметен издали, даже в толпе.
Из-за спины накатил запах дорогого одеколона и хорошего табака - это подошел и встал чуть позади Карл. Провел пальцами по волосам над ушами, одернул манжету.
Серые глаза смотрели из зеркала серьезно. Слишком серьезно для этого театра.
– Я хочу советского бренди, - капризно заявил Джордж, - комедия будет мертва без него! И икры!
Карл отмер и криво усмехнулся:
– Тогда вперед?
Джордж чуть повертел головой, словно растягивая чрезмерно тугой ворот рубашки.
Наблюдатели, как и предполагалось, разделились, взяв их в "коробочку": один, чуть приотстав, увлеченно изучал программку, второй же прошел вперед и занял позицию около лестницы, ведущей наверх, к залу и буфету.
– Да, - согласился Джордж, - вперед, и да поможет нам Бог.
– О!
– всплеснул он руками, завидев впереди вход в мужской туалет, - я быстро, ты не успеешь и соскучиться.
– Я здесь подожду, - сообщил ему в спину Карл и подпер стену напротив.
Джордж миновал курительную комнату, уже успевшую наполниться клубами едкого дыма, нашел свободную кабинку и зажурчал, негромко насвистывая тему из "Казанова" от Нино Рота. Почти сразу кто-то чихнул, потом тихонько пробормотал "goddamn".
(англ.
– проклятье)
Джордж завершил свои дела и оглядел узкое пространство, в котором он заперся - ему предстояло провести тут почти час. Сейчас из какой-то кабинки неподалеку выйдет его хорошо загримированный двойник, в таком же синем костюме, с приметным галстуком на шее, выйдет и пойдет пить с Карлом коньяк, уводя подошедшую команду наблюдателей на второй этаж. Джордж же вывернет костюм-хамелеон, явив неприметную изнанку, снимет галстук и приладит парик. Чуть поработает с макияжем, и, выждав немного после начала спектакля, поднимется через служебную часть здания на шестой этаж. Там, в тесной кладовке под крышей, за сложенными вдоль стены кумачовыми транспарантами, что выносятся на улицу два раза в год, в тайнике ждет его сменная одежда. Переодевшись, он протиснется через узкое окно на пожарную лестницу (пальто надевать придется уже там) - и в путь, по крышам. По дороге придется спуститься по веревке на два этажа вниз. С этим он справится, в том нет сомнений.
Самое сложное будет потом.
Тот же день, полтора часа спустя,
Ленинград, Невский пр.
Этот город не уставал напоминать Джорджу давно забытое: что такое холодный злой ветер в лицо, от которого горят уши и покалывает щеки. Хотелось, наконец, уйти из выстуженного подземного перехода в тепло, но упрямый прибалт продолжал торговаться, нудно растягивая гласные:
– Я понимаю, что было две, - говорил он, уныло мигая белесыми ресницами, - но я потратился. Надо еще пятьсот пятьдесят.
Американец с отвращением изучил немолодое лицо напротив: узкий костистый нос, бледные тонкие губы и впалые, словно у туберкулезника, щеки.
– Да на что ты мог столько потратить?!
– Джордж был живым воплощением скепсиса.
– Следил же. Не сам. Там опасно - черная "Волга" забирает. И отца, и сына.
Рогофф постарался скрыть невольно вспыхнувший интерес. Впрочем, собеседник упорно смотрел ему куда-то в грудину, словно никак не мог оторвать взгляд от крупных пуговиц на темно-сером пальто. Это нервировало - в одной из них был скрыт объектив.
– Надо было узнать распорядок, где учится, привычки, - продолжал долдонить моряк.
Голос у него был зыбкий, дрожащий, словно оконная занавеска на ветерке. Корявые пальцы мелко подрагивали, и круглились под кожей узловатые кости.
– И что выяснил?
– скучно проскрипел Джордж.
– Две пятьсот пятьдесят, - глухо повторил прибалт и упрямо насупил жидкие брови.
Холодный и влажный сквозняк вновь протянул подземную трубу, лишая Джорджа остатков тепла.
– Arsehole, - процедил американец с ненавистью в голосе и полез во внутренний карман пальто.
(англ., ругат.
– задница)
На лице моряка проступил намек на довольство. Так могла бы улыбаться обгаженная олушами скала в Северном море в те редкие дни, когда ее ласкает солнечный свет.
– На, - Джордж сунул ему в руки конверт.
Тот повернулся в пол-оборота к стене, прикрывшись корпусом, и отогнул клапан. Открылась нетолстая пачка светло-бежевых купюр.
– Simts dalas - пробормотал прибалт и начал неторопливо пересчитывать уголки.
(латыш.
– сотки)
– Латыш?
– уточнил, постукивая ботинком о ботинок, Рогофф.
– Это неважно, - пальцы заработали быстрее.
Джордж еще раз принюхался. Все вроде сходилось: одежда на морячке была чистая, городская, но сквозь нее все равно пробивался легкий запах машинного масла и солярки.
– Две тысячи, - подвел черту прибалт и торопливо засунул деньги за пазуху, - еще.
– Пффф...
– ЦРУшник обреченно выдохнул и достал портмоне, - раз, два...
– Вот теперь хорошо, - приняв доплату, моряк принялся с тревогой озираться, - пошли, где люди.
Они поднялись по ступенькам, и Рогофф невольно оглянулся, а потом озадаченно цыкнул - да, как Синти и сказала, на мраморном козырьке над спуском действительно была невероятная надпись: "Ленинградский ордена Ленина метрополитен имени Ленина".