Спелый дождь
Шрифт:
Как в далеком былом
Яровой стебелек на току.
От звонка до звоночка
Оттопал, проползал, проехал -
Сиротой беспризорной,
Разгвазданный болью войны.
Отпусти, отпусти,
Не зови меня.
Черное эхо,
В две ушедших навек,
В две навек дорогих стороны.
3.
Я едва согреваюсь
У вьюжного белого полымя,
Правым боком припав
К продувному судьбы пустырю.
И поет мне метелица
Голосом дикого голубя,
И с замерзшей улыбкой -
Не помню уж сколько, стою.
Где вы, други мои,
Беспризорная вольница пашен?
Между детством и старостью
Вбуханы годы - не в счет.
Перед жестким законом
Уж больше руками не машем,
Лишь
Меч времени
Головы белые наши сечет.
Все плотнее метель.
Все теплее ловлю колыбельную...
И хочу, чтоб так длилось.
И ветер прошу:
«Ты подуй».
И зеленой звездою
Снежинка в ладонь мою белую
Опустилась, как с елки,
В туманно-буранном году.
Так вручила мне Родина
Чашу надежд и страданий.
И сказала без слов:
«По делам твоим, сын мой, испей -
За добро, за расправу
Над братьями и над стадами,
За дурман родников,
За хлеба ядовитых степей».
Экипажи России,
Во мне еще кровь не остыла.
247
Поднимаясь, быть может,
На свой предпоследний бросок,
Салютует вам, братья-славяне,
Поэт, смертник фронта и тыла!
Сердцем к сердцу - я с вами,
К виску прижимая висок...
Перепахано траками жито.
И рваное солнце.
Минометные взрывы
Отсекают подходы к холму.
Нервной цепью, без крика,
Сутулясь, бегут рокоссовцы.
Бьют лениво МГ
По последнему...
По одному.
Вот за вас пил сырец
Я, пацан, на расстрелянном поле.
Все в груди. С этим жить мне
До точки, до смертного дня.
За Победу, солдаты!
Я знаю:
Не выйдет без боли.
За Победу,
Солдаты,
Со мною и после меня.
Так и только - на равных,
Без скотско-лакейской морали:
Самокруточка-«сорок»,
По фляге глоток - пополам.
Нас по поздней морали
Не раз и не два обокрали
Грязью чистых анкет,
Дефицитом любви и тепла.
Подсобить? Погодим.
На расправу - гуртом, как на вече.
Неизменный наш почерк
Или путеводная нить?
Признак нашей любви -
Неуемная жажда увечий:
Лишь добив до конца,
Начинаем жалеть и щадить.
К вам мой голос, потомки,
Сейчас, в лихорадочном спринте,
Все по той же системе
Ведут словоблуды войну.
Продолжающих жизнь
Заклинаю:
Холопство отриньте,
Чтоб не мыкать сынам
Тягомотную нашу вину.
Однолюбы судьбы,
Огневые солдаты и дети,
248
Забинтованный болью и памятью,
Чтоб не реветь,
Я прощально машу вам, родные,
У края столетья,
Провожая себя
Со штурмгруппой
Идущих на смерть.
4.
Все осмыслить хочу,
Разглядеть сквозь бинты декабрей:
Как героика масс
Превращается в общую робость?
Неужель по команде:
«Зло кончилось! Будьте добрей!»?
Можно вывеску «Рай»
Нацепить на духовную пропасть?
Вот за то, что не слеп по команде -
Стал тенью от века.
Не заплатят семье.
Путь мой жизненный не уследят.
К покаянью души
Я годами иду в свою Мекку
Одиноко и молча,
Как пропавший без вести солдат.
Слышу голос небес.
И молчанье истерзанных всуе,
Колокольные звоны,
Библейскую грусть алтаря.
Слышу вечное:
Да. Побивали камнями безумье,
Топорами, свинцом,
В совершенстве безумье творя.
Так вот нас и мело,
Озверелых от фронта и тыла:
В сорок клятом и в том,
В захлебнувшемся кровью году...
Откровенье - возмездье:
За все, что тогда не добило,
Добивает теперь
У беспамятных масс на виду.
Как тогда в декабре,
Где просил я теплом поделиться:
Но лишь пела метель
Безнадежно, безумно, бело.
В доме смех и вино.
Цвет червонный на праздничных лицах.
В двух шагах от тепла
Смертью белой мне в сердце мело.
И рукой по стеклу я ударил -
Не этим ли спасся?
249
Резкий пьяный фальцет
Бросил свите команду: «Ату!»
Полыхала поземка
По широким по красным лампасам.
Согревалась душа,
Ощущая пинков «теплоту».
Неуютно мне, думы.
Упал бы в декабрь, холодея.
Улыбался... Заискивал...
Я и они - экипаж?!
Разделила сперва,
А потом предала нас идея.
Ну а мы, в свой черед:
Но что выжглось в душе - не предашь.
От снегов, что летят,
Торопясь к нам ко всем на поминки,
От уральских и прочих
Еще не оттаял мой чуб.