Спички и омела

Кенни Ребекка Ф.

Тисл потанцевала со всеми членами его семьи, прежде чем он, наконец, поймал ее. И в водовороте вина, смеха и мерцающей магии, в бархатном платье, обнимающим ее фигуру, как любовник, она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. А потом отвернулась, испугавшись собственной смелости.

Перед рассветом мать Элаты Игрейна схватила Тисл за руки и прошептала:

— Я рада видеть, что ты все еще здесь, с ним. Ему был нужен кто-то.

— У него есть вы, — ответила Тисл. — Он так сильно любит всех вас. Он работает весь

год, чтобы видеть вас полночи.

— Знаю. — В глазах женщины-фейри мелькнула боль, и она еще больше понизила голос. — Я бы хотела, чтобы он этого не делал. Я бы хотела, чтобы он нас отпустил. Наше время истекло, милая, и мы это знаем. Каждый год он нарушает наш покой. Видеть его радостно, но и мучительно. Ведь мы знаем, что прошел еще один год, что у нас нет иной жизни, кроме этого обрывка ночи. Я бы предпочла погрузиться в спокойное забытье и никогда больше не просыпаться.

— А вы ему про это говорили? — прошептала Тисл.

— О, нет, — сказала Игрейна. — И я не стану — по крайней мере пока. Я не хочу, чтобы он чувствовал себя одиноким или нежеланным.

Пальцы Игрейны начали затвердевать в руках Тисл, приобретая оттенок и текстуру коры. Она отстранилась, отступив на свое место в чаще, и расположилась рядом со своим мужем, в то время как ветви и безлистные лозы ползли по ней и запечатывали на месте.

Элата громко простонал, когда шесть пар любимых глаз стали тусклыми и деревянными. Он расхаживал по краю поляны, от горя и гнева линия его плеч заострилась.

Тисл шагнула вперед и коснулась лба Игрейны.

— Он не один, — прошептала она. — И он не нежеланный.

Она с Элатой вернулись в огромный пустой дом, и он сразу же пошел к рабочему столу. Даже из своей комнаты, находящейся дальше по коридору она слышала сердитый лязг металла, стук инструментов и непрерывные ругательства из его уст.

Его боль придала ей смелости сделать то, чего она хотела месяцами.

Алое платье соскользнуло с ее плеч и упало на ковер. За ним последовали корсет и нижнее белье. Кусочки белого снега на кроваво-красной ткани.

Обнаженная, она вошла в мастерскую и встала за его стулом.

— Не оборачивайся, — сказала она. — У меня есть для тебя подарок. Но сначала ты должен мне кое-что рассказать.

Напряжение сковало его спину. Он склонил голову набок.

— Хорошо.

— Ты хотя бы попытался найти мне другое жилье? Меня где-нибудь будут ждать?

— Я… я был занят. Но если ты хочешь уйти, я найду тебе место, куда можно будет пойти. Я сделаю это завтра, первым делом. Я…

— Нет, — она скользнула обеими руками по его плечам, наклоняясь губами к мягким волнам его волос. От него пахло сосной и землей, кожей и металлом.

— Расскажи мне, Элата, Ведьмак и Фейри, — сказала она. — Я все еще нежеланная?

Долгий вздох вырвался из его груди.

— Нет.

Она крепче сжала его плечи.

— Какое-то время ты

была просто одним из жителей деревни, — хрипло сказал он. — Но в течение трех лет я обращал на тебя внимание. А с середины прошлой зимы я стал зависим от твоего присутствия. Думал, что если ты уйдешь, я исчезну. Но все это не должно повлиять на твой выбор. Я не буду связывать тебя здесь или приковывать к мрачному циклу, который называю жизнью. Если ты захочешь уйти, я пойму.

— Но ты не понимаешь, — Тисл прижалась губами к его шее. — Для меня ты не Невидимый Ведьмак в маске. Ты не Нежеланный. И ты не Нелюбимый.

У него перехватило дыхание. Он протянул руку, его пальцы обхватили ее запястье.

— Если тебе нужен твой подарок, — тихо сказала она, — можешь повернуться.

Он повернулся и поднялся со стула одним плавным движением. Смотрел на ее тело так долго, что она задрожала, неуверенная, задаваясь вопросом, почему он не прикасался к ней.

— Ты не хочешь меня? — прошептала она.

Его ладони благоговейно легли на ее талию.

— Я думаю, что буду хотеть тебя снова и снова, очень долгое время.

Следующий год он работал меньше, чем обычно. Дни уборки они проводили обнаженными, и самой уборки как таковой было мало. Тисл иногда заходила в мастерскую Элаты в нижнем белье, и это обычно заканчивалось тем, что она склонялась над его столом, задыхаясь и трепеща от удовольствия. В такие моменты она звала его по имени, а он стонал в ответ, входя все глубже.

Тисл часто задавалась вопросом, что бы сказали жители деревни, если бы узнали, что она занимается сексом с ведьмаком. Она представляла их шок и ужас. А потом она занималась повседневными делами с загадочной улыбкой любимой женщины.

На следующий год, в середине зимней ночи, когда Элата держал свой кулон над огнем в долине и его семья снова пробудилась от сна, он обнял Тисл за талию и притянул ее ближе к себе. Это было безмолвное признание.

Глаза его матери загорелись. Она обхватила лицо Тисл обеими руками и сказала дрожащим голосом:

— Милая девочка. Ты именно тот человек, который нам был нужен.

В ту ночь танцы были более дикими, и все фейри пили с большим рвением. Но когда луна пошла на убыль и приблизился рассвет, семья собралась вокруг Элаты с выражениями лиц более трезвыми, чем Тисл могла себе представить.

— Ты молодец, сын мой, — сказал отец Элаты, Мананнан. В его темную бороду был вплетен мох, когда он говорил, над его губами кружил мотылек. — Но с каждым годом мы все глубже погружаемся в лес. Так и должно быть.