Список Мадонны
Шрифт:
Могло показаться, что дорога заняла у них достаточно долгое время. Мартин отставал все чаще, поскольку он и его лошадь ослабли от скачки. Он терял ее из виду, и она тут же появлялась, неясная и недоступная, ее конь танцевал под ней. Один раз он попросил о передышке. Его голос, должно быть, потерялся в ночи, поскольку она снова исчезла еще до того, как он добрался до места, где она стояла. Ему показалось, что он услышал смех, но посчитал, что это был шум ветра с северо-востока, колючего и сильного.
Ферма выступила из темноты ночи, сначала это был просто желтый свет вдалеке, который постепенно обрел очертания дома.
— Стучись в ворота прихода Святого Валентина. Тебя ждут и примут здесь.
Она оставила Мартина одного, а сама повела лошадей за дом. «В конюшню», — предположил Мартин. Он толкнул железную дверь и был удивлен, когда она свалилась с петель, упав на землю с шумом, который в ночи прозвучал ужасающе громко. Ступени на крыльце шатались и трещали, а когда он постучал условным стуком в дверь, то заметил, что часть окна справа от него была заколочена досками в том месте, где рама была сломана.
Дверь приоткрылась, и оттуда выглянуло испуганное лицо.
— Мартин! — с радостью вздохнул его владелец.
Следом за этим худая рука взяла его за запястье и втащила внутрь. Мартин окинул взглядом комнату, давая глазам привыкнуть к свету. Это была кухня. Скромная, такой же величины, как и у его матери в Сент-Тимоти или как сотня других, в которых ему приходилось бывать, но здесь было неуютно. Огонь горел в железной печи, на которой стоял большой горшок, из которого исходил приятный запах, густой аромат овощного супа заставил Мартина осознать, насколько он был голоден, и у него во рту собралась слюна.
Хозяин дома словно читал его мысли.
— Не стесняйся, Мартин. Мадлен скоро придет. Я достану хлеба. Приятно снова встретиться с тобой.
И тут Мартин впервые повернулся, чтобы рассмотреть того, кто принял его. Он не узнал его сначала, потом его глаза широко раскрылись от удивления.
— Жак. Я не узнал тебя. Ведь это ты, не так ли?
— Да, это я, Мартин. В очках, но без картуза.
— И тот же голос, однако. Той ночью мы долго разговаривали с тобой, Жак.
Молодой человек счастливо улыбнулся:
— Я думал, что ты меня не вспомнишь.
Мартин помнил его очень хорошо. Жак Вердон, наиболее застенчивый и пугливый из всех членов братства, с которыми Мартин встречался в Одельтауне несколькими неделями ранее. Он выбрал его в качестве наиболее подходящего источника информации. Грустно, но, несмотря на энтузиазм, с которым Жак говорил о революции, он оказался бесполезным. Бедняга ничего не знал о степени готовности братства к сражению. Это были два часа, потраченные впустую.
Миска горячего супа не располагала к разговору. То же самое можно было сказать и о порезанном ломтями плотном черном хлебе, который можно было аппетитно макать в суп. Жак сел рядом и болтал без умолку.
— Еще одна миля, и британцы бы схватили тебя. Они ждут уже несколько дней. Нам посчастливилось узнать об этом. У Клитероу шпионы повсюду. Без сомнения, один из них был на постоялом дворе во время нашей встречи, все выслушивал и вынюхивал.
Продолжая есть, Мартин вспомнил тех незнакомцев, чьи взгляды время от времени он ощущал на себе. Тогда он отгонял от себя подобные опасения, видя их причину в собственном страхе.
— С неделю тому назад Клитероу начал посылать все больше и больше своих людей к границе. Дорогу, ведущую к границе, перекрыл пехотный взвод. Они останавливают каждого, кто прибывает из штата Нью-Йорк, и иногда не отпускают задержанных часами. Очевидно, что они кого-то ищут. — Жак гордо выпятил вперед свою худую грудь и продолжил: — Но я понял, кого они ищут. Тебя, Мартин. Британцы ищут тебя. — Он заговорил доверительным шепотом. Мартину пришлось напрягать слух, чтобы разобрать слова. — Я бываю на постоялом дворе в Одельтауне так часто, как могу. Хозяин постоялого двора мой друг, и он оставляет меня там и дает комнату, когда я слишком устаю от чтения. Я слышал разговор Клитероу с его офицерами в соседней комнате. Стены там тонкие, а у меня уши как у лисы. Они говорили о том, что ищут какого-то предателя. Я замер в ужасе. Клитероу упомянул о человеке с деформированной губой и искалеченной правой рукой. Это ты, Мартин. Ты этот предатель. Для нас ты — патриот, для них — предатель. Я поспешил доложить об этом своему кастору. Он поговорил с другими братьями, и было решено, что члены семьи Вердон должны были перехватить тебя и доставить в безопасное место, на нашу ферму. В Одельтауне британцы повсюду. Здесь было бы безопаснее всего для тебя. А поскольку моя сестра ездит верхом лучше меня, то поехала она. Если бы понадобилось, то она отправилась бы до самого Олбурга. Она храбрая.
Жак встал и заходил по кухне. Мартин, который доел свою миску супа, смотрел на него. Осознание того, что он находился в смертельной опасности, словно молнией пронзило его тело. Он предатель? Ему нужно убираться отсюда. Сейчас же назад, в Монреаль. Но он так устал, и сама мысль о долгой холодной ночи впереди добила его. Вместо этого он услышал свои слова:
— Жак, ты так добр. Спасибо тебе и твоей сестре за то, что спасли меня. Я смогу безопасно отправиться в путь, если буду соблюдать надлежащую осторожность. У британцев нет повода предполагать, что я уже не в штате Нью-Йорк. Отдых ночью в теплой постели, немного хлеба и сыра на дорогу, и я покину вас с рассветом.
Глаза Жака стали влажными от переживаемых эмоций.
— Да, мой отважный друг. У тебя будет теплая постель и еда. Но, — он нервно посмотрел на дверь, словно собирался с духом, — могу ли я поговорить с тобой немного о деле чрезвычайной важности? За час, украденный от сна, ты можешь заплатить за все, чем, по-твоему, ты мог быть обязан семье Вердон.
Ноющее тело Мартина стремилось к теплу кровати и забытью сна. Завтра ему могла понадобиться вся энергия. Но он увидел мольбу в голубых глазах за толстыми стеклами очков, заметил дрожь в худых белых руках. Он чувствовал себя обязанным этому человеку.
— Конечно, Жак. Садись и расскажи мне, что хочешь.
— Как другу?
— Да, как другу, который обязан тебе.
— Я постараюсь как можно короче. Если зайдет Мадлен, я вынужден буду замолчать. Ты поймешь почему.
Мартин закусил губу, стараясь не зевнуть. Жак говорил тихо, но настойчиво.
— Я о моей сестре, Мадлен. Она… она… — Было похоже, что он ищет слово, поскольку когда он произнес его, то Мартину показалось, будто он выхватил его из воздуха. — …ставит под угрозу восстание. Не мог бы ты поговорить с ней, Мартин? Скажи ей, что она умышленно подвергает наши жизни опасности. Она не хочет меня слушать. Иногда мне кажется, что она ненавидит меня, ненавидит всех так же, как, по ее словам, ненавидит британцев. Ты молод смел и на хорошем счету в братстве. Она может послушать тебя. Останови ее, Мартин. Удержи ее от дурных поступков по отношению к тому, чему мы должны хранить верность. К поместью, к братству, ко мне. Ко всем. Я примкнул к «Братьям-охотникам» из уважения к моим друзьям. Я не боец. — Губа молодого человека задрожала, и он заплакал.
«Он напуган», — подумал Мартин. Не раздумывая, он достал свой все еще влажный платок из кармана и протянул его Жаку.
— Полегче, друг мой. Не торопись. Я слушаю тебя.
Жак вытер глаза и сжал платок в руке.
— Она была такой хорошей, когда наши родители были живы. Они оба умерли от лихорадки в тысяча восемьсот тридцать четвертом году. Даже после этого она так заботилась о ферме, помогала настолько, насколько было возможно, брала на себя большую часть забот и забыла о своей мечте уйти в монастырь. — Жак пожал плечами. — Мы остались только вдвоем, а какой из меня фермер, ты сам видишь. Я собирался изучать право в Квебеке до того, как мама и папа умерли. После их смерти все изменилось, и, несмотря на то что номинально я остался главой дома, на самом деле старшей была она. Я не возражал. Я понимаю необходимость этих вещей.