Сплошные прелести
Шрифт:
— Ну до свиданья, — сказал он. — Тут кое-что для вас.
Он сунул мне в руку пакетик из туалетной бумаги, и поезд тронулся. В пакетике я нашел две полукроны. И покраснел до корней волос; приятно иметь лишних пять шиллингов, но мысль, что Тед Дрифилд осмелился сунуть мне подачку, вызвала гнев и чувство унижения… Никоим образом не должен я был принимать от него хоть что-то. Верно, мы вместе катались на велосипеде и на яхте, но он не саиб (слово я заимствовал у майора Гринкурта), и преподносить мне пять шиллингов — прямое оскорбление. Поначалу я думал вернуть деньги без единого слова, показывая своим молчанием, как я разгневан на допущенный им промах, потом стал обдумывать исполненное достоинства сухое письмо с благодарностью
Когда наступило рождество и я снова был в Блэкстебле, то сильнее всего тем не менее мне хотелось увидеться с Дрифилдами. В этом застойном местечке они единственные были связаны с внешним миром, который уже коснулся моих видений и тревожил любопытство. Но я не мог настолько преодолеть стеснение, чтобы зайти к ним домой, и надеялся столкнуться с ними в городе. А погода стояла ужасная, яростно гудел ветер, пронизывая до костей, и лишь изредка служанки, посланные по делу, проносились в своих вздутых ветром юбках, подобно рыбацким лодкам в шторм. Порывы ветра гнали вдоль по улице ледяной дождь, а небо, так нежно укрывавшее летом милую землю, стало теперь огромным саваном, напяленным на нее мрачно и угрожающе. Надежды случайно повстречаться с Дрифилдами было мало, и, наконец, я набрался смелости и выскользнул после чая на улицу. До самой станции дорога пролегала в темноте, а там уже стало проще держаться тротуара благодаря редким и тусклым уличным фонарям. Дрифилды жили в переулке, в двухэтажном желтом кирпичном домишке. Я постучал и, когда служанка открыла мне, спросил, дома ли миссис Дрифилд. Служаночка, сбивчиво сказав, что сейчас узнает, оставила меня в коридоре. Я успел расслышать голоса в комнате, но они стали доноситься приглушенно, когда закрылась дверь. Меня охватило чувство некой таинственности: в домах дядиных знакомых, даже если не было света и его зажигали только при вашем появлении, то все равно сразу просили в гостиную. Но вот дверь отворилась, вышел Дрифилд. Свет едва проникал в коридор, так что нелегко было разглядеть, кто пришел, но он вмиг узнал меня.
— О, это вы. Мы все думали, когда же с вами увидимся. — И крикнул: — Рози, это молодой Эшенден!
Послышалось восклицание, и в два счета миссис Дрифилд появилась в коридоре и протянула мне обе руки.
— Проходите, проходите. Снимайте пальто. Погода-то прямо жуть! Вы, наверно, едва дошли.
Она помогла мне снять пальто, стянула с меня шарф, выхватила из рук кепку и повела в комнату. Комната оказалась крохотной и заставленной; топился камин, было жарко и душно. Горел газ (у нас в доме его не было) — три рожка в матовых абажурах давали резкий отсвет. Воздух посерел от табачного дыма. Ослепленный и к тому же растерявшийся от бурной встречи, я не сразу разглядел, кто были те двое, что поднялись мне навстречу. Это оказались мистер Галовей и Лорд Джордж Кемп. Как мне показалось, священник поздоровался со мной не без смущения.
— Как поживаете? Я тут зашел вернуть книги — их мне давал мистер Дрифилд, а миссис Дрифилд любезно пригласила меня к чаю.
Я скорее почувствовал, чем заметил, как удивленно взглянул на него Дрифилд, сказав что-то о маммоне нечестивых; мне это показалось цитатой, но смысла ее я не понял. И тут же на меня набросился Лорд Джордж. Уж в нем-то смущения не было заметно.
— Ну, парень, на каникулы? Скажите, как вымахал.
Руку я ему пожал весьма холодно. Лучше бы не приходить…
— Можно вас угостить чашечкой отличного крепкого чая? — спросила миссис Дрифилд.
— Я уже пил чай.
— Значит, выпьете еще, — сказал Лорд Джордж, словно он был тут хозяином. — Этакий здоровый парень запихнет в себя лишний бутерброд, а хозяюшка вам отрежет кусочек своими пальчиками.
Все сидели вокруг стола за чаем, мне принесли стул, и миссис Дрифилд положила кусок пирога.
— Мы как раз уговариваем Теда спеть, — сказал Лорд Джордж. — А ну-ка, Тед.
— Спой «Привязалась я к солдату», Тед, — сказала миссис Дрифилд. — Это моя любимая.
— Нет, «Мы, как тряпкой половой»…
— Если так, спою обе, — сказал Дрифилд.
Он взял банджо, лежавшее на пианино, настроил его и запел сочным баритоном. Я привык к домашнему пению; когда у нас собирались гости, или мы ходили к майору или к доктору, кто-то обязательно приносил с собой ноты и оставлял в передней, чтоб не заподозрили желания услышать просьбу сыграть или спеть. Но после чая хозяйка спрашивала, не с собой ли у них ноты. Те скромно признавались; если это было у нас, меня за ними посылали. Иногда какая-нибудь барышня уверяла, что совсем бросила музыку, но тогда ее мать сообщала, что сама захватила ноты. Только пелись отнюдь не шуточные песенки, а «Я спою тебе песни Аравии», «Прощай, любимая» или «Царица моего сердца». Однажды на ежегодном концерте в городском собрании обойщик Смитсон спел шуточную песню, и хоть в задних рядах ему зааплодировали, дворяне не нашли в ней ничего смешного. Может, ничего такого в ней и не было? Во всяком случае, перед концертом в следующем году его попросили внимательнее подбирать репертуар («Не забывайте, здесь присутствуют дамы, мистер Смитсон»), поэтому он исполнил «Смерть Нельсона».
Припев следующей песенки, которую запел Дрифилд, с жаром подхватили священник и Лорд Джордж. Потом я слышал ее много-много раз, но помню только один куплет:
Мы, как тряпкой половой, Им сперва протерли пол, А потом протерли стулья, А потом протерли стол.Когда они допели, я, дабы блеснуть светскостью, обратился к миссис Дрифилд:
— А вы разве не поете?
— Петь-то пою, только медведь мне на ухо наступил, ну и Тед не советует.
Дрифилд отложил банджо и закурил трубку.
— Как книжица-то двигается, Тед? — участливо спросил Лорд Джордж.
— Да ничего. Дую вовсю.
— Ох, этот Тед со своими книжками, — захохотал Лорд Джордж. — Почему бы вам не остепениться и не заняться для разнообразия серьезными делами? Я б вас взял к себе в контору.
— А мне и так хорошо.
— Пусть он своим делом занимается, Джордж, — сказала миссис Дрифилд. — Нравится ему писать, так по мне и ладно, если так.
— Что же, не скажу, чтобы я особо понимал насчет книг… — начал Джордж Кемп.
— Тогда и не судите про них, — прервал его с улыбкой Дрифилд.
— Можно без смущения смотреть людям в глаза, написав «Ясное небо», — сказал мистер Галовей, — что бы там ни говорили критики.
— Я, Тед, вас еще мальчишкой знал, а осилить это «Небо» не могу, как ни стараюсь.
— Ой, продолжим, не заводить же разговор про книги, — сказала миссис Дрифилд. — Спой еще, Тед.
— Мне надо идти, — сказал священник и обратился ко мне: — Может, выйдем вместе? Дрифилд, вы мне дадите что-нибудь почитать?
Дрифилд показал на стопку новых книг, сваленных на столе в углу:
— Тяните.
— Господи, сколько их! — воскликнул я с завистью.
— Да сплошь дребедень. Мне их прислали на рецензию.
— А что вы?..
— Свезу в Теркенбери, продам не торгуясь. Поможет рассчитаться с мясником.
Священник взял несколько книг, а когда мы вышли на улицу, спросил меня: