Спокойной ночи, Братислава
Шрифт:
Единственное, за что ему удалось побороться, так это за список гостей.
Вообще, Само нравился почти всем – у него просто не было причин не нравиться. Умный, даже симпатичный (Егине нарекла это лаконичным: «нормальный»), спокойный, категорически неконфликтный. В школе ему досталось только по классике – за очки, да и то как-то лениво, почти незаметно, потому что очки в качестве повода для драк уже давно не в моде. Он давал списывать – его не трогали. А еще ему повезло: его одобрил глава всех школьных банд и нервный тик учителей, с которым Само оказался за одним столом в средней школе – Марек Флам. Если сможете представить самого неэмоционального человека на свете и умножить это на сто, получится Марек. Никто другой не мог показаться ровесникам таким некрасноречивым, не произносящим больше нескольких слов за день, таким наглым и уверенным лидером.
Дневник Марека Фама был похож на доску почета маленьких бандитов: разные учителя выводили «запер девочек в туалете», директор через пару страниц добавлял «сжег словарь», чуть дальше – «нарисовал карты, позвал играть весь класс». От всех нормальных хулиганов Марека отличало одно, незаметное почему-то учителям качество: он никогда и никого по-настоящему не обижал.
Однажды Марек прочитал стихи соседа по парте на полях, нахмурился, задумался о чем-то и в тот же вечер кивнул после школы Само и указал рукой в окно. Это означало: «Футбол. Сейчас».
Так они стали друзьями – только Само и не знал никогда точно почему.
А третий их друг появился, когда они в очередной раз возвращались с вечернего футбола: Само – к маме, Марек – в большую квартиру через три улицы. Рыжий мальчик чертил на противоположной от них стороне классики.
Марек вдруг остановился, быстро повернулся и кивнул Само, мол, давай за мной. Они встали у нарисованных мелом картинок: из клеточек классиков выглядывали пираты в полосатых тельняшках, выплывали рыбы с розово-голубой, почти объемной чешуей, спускались вниз лианы и крупные цветки, возле белых рамочек прятали головы в песок смешные страусы. Марек прищурился и, не меняя выражения лица, кивнул мальчику.
– Марек.
Рыжий художник поднял голову, опустил на асфальт мел.
– Рома.
Марек почти улыбнулся, спрятал руки в карманы и с расстановкой сказал:
– В понедельник мы играем в футбол. Нужен вратарь. Справишься?
Рома радостно закивал.
Марек назвал ему адрес, снова удовлетворенно кивнул и махнул новому другу рукой. Тот проводил их взглядом – непонимающим и счастливым. И только Само прекрасно знал, что место вратаря у них занято давным-давно. Но ничего не сказал. В понедельник под строгим взглядом Марека старый вратарь сменился Ромой.
Они дружили с того самого футбола: вечно веселый Рома, молчаливый Марек и добряк Само. Втроем они составили неожиданную, но крепкую компанию.
Марек и Само после школы поступили, не сговариваясь, на факультет менеджмента в Коменского, а Рома через год – в высшую школу изобразительных искусств.
8
Егине развесила красные, синие и зеленые шары по периметру гостиной, передвинула стол, расставила на нем маленькие тарелочки с кексами, сэндвичами и фруктовыми узорами. Само молча наблюдал за ней и подмигивал Аревик, которая каждую пару минут закатывала глаза и тянула футболку вниз.
– Аревик, оставь кофту в покое, – мама зашла в гостиную, втягивая голову в плечи, чтобы не задеть заросли из цветных шариков. – Милая, отличное платье.
Егине почти улыбнулась и кивнула. Мама вздохнула.
– Выйду наружу. Встречу первых гостей. Аревик, кофта!
Младшая сестра почти взвыла, но Само ее перехватил.
– Завтра наберем в оставшиеся шары воду и устроим бои. Тебе точно конец! – он легонько толкнул ее локтем под бок и засмеялся.
– Что за детский сад! – Аревик сморщилась, но потом сжала зубы и прошептала: – Это тебе конец, Немец.
Гостей было немного, зато пришли все вовремя: Марек даже почти улыбнулся, Рома, запыхавшийся и радостный, протянул Само традиционный и, пожалуй, самый лучший подарок – сборник нарисованных комиксов. На обложке плавали медузы, а Само ловил их навороченным сачком с разными кнопками и проводами. Папа подарил новый ноутбук.
– Только для тебя нужно компьютер по клавиатуре выбирать, честное слово! Ужас. Надеюсь, угадал.
Пришли еще двое приятелей из университета, двоюродная сестра Ромы – Егине уговорила ее одеться по теме вечера, поэтому Ванесса, как всегда, выглядела ярче и эффектнее всех присутствующих: в красном костюме с высокой талией и черными рукавами. Егине внимательно и нервно наблюдала за гостями. Само улыбнулся ей. И она сначала неохотно, но потом счастливо и хорошо заулыбалась в ответ.
День рождения прошел и правда почти идеально: много смеялись, открыли «Alias» для вечеринки и разбились на две команды, как в детстве, почти слезами уговорили Марека сыграть на гитаре и даже спеть. А потом подпевали все вместе. Разожгли на улице небольшой костер, румянили крупные кусочки зефира и сосиски с хлебом – любимая мамина часть. Болтали о вечеринках времен родительской юности, смеялись дурацким и добрым шуткам Ромы, поднимали бумажные стаканчики за Само с неловкими, но искренними и короткими тостами. Тянули за уши. Разобрали на части красивый супергеройский торт.
Есть такое ощущение ненормального, почти сумасшедшего счастья, от которого кружится голова и хочется вопить – радостно, задорно, на полную громкость. Это и чувствовал Само в свой первый день двадцати – такое огромное счастье, что казалось невозможным, что этот вечер закончится, потому что такое должно длиться вечно. Все, что было в нем, даже то, о чем он и сам не догадывался, вдруг обрело форму этих неожиданно сильных эмоций. Само обнял сестру и прошептал:
– Эй, ты и правда самый лучший организатор. И не только в Словакии. Спасибо тебе.
9
Не спалось ни в эту, ни в следующую ночь. Само подключил новый ноутбук и записал папе минутное голосовое сообщение, где восторженно описывал клавиатурные клавиши. Карл посмеялся над ним, убедился, что ноутбук нечто большее, чем обычный «улет» и пообещал, что через выходные обязательно сделает Само в Blockhead4.
Ночь была такая черная, что комнатный свет казался бесконечной желтой вспышкой. Само приглушил его, устроился на подоконнике в теплом свитере и начал печатать. Тыковка улеглась в ногах – пыхтела, вздрагивала, пока не превратила свои глаза в узкие щелочки. Тихо задышала.