Спор на жизнь
Шрифт:
— Никому не дано вернуться… жизнь медленно утекает сквозь пальцы, подобно воде, набранной в ладони: едва ты решил напиться сполна, а руки уже опустели, — в задумчивости проговорил он.
— Но если бы ты смог… мы с тобой давние знакомые, Владислав, разве когда-то твой внутренний голос подводил тебя? Разве нашептывал он тебе ложные истины? Так почему ты сомневаешься? Сделка предельно проста…
— Иногда плата бывает непомерна… Что ты хочешь взамен?
— Ничего такого, что итак не принадлежало бы мне по прошествии времени… всего лишь твою душу. Но ты не спеши отказываться, мой друг, подумай… разве
— Те, кто предал меня, уже понесли наказание.
— Так ли, мой друг? Так ли? Ты наказал палача, но ведь он является бездумным оружием в руках истинного виновника…
При упоминании об этом утихший было гнев, вскипел с новой силой, готовый вырваться наружу, подобно неконтролируемой стихии, сметая со своего пути все, что окажется рядом.
Впитав в себя все эти чувства, искуситель продолжил:
— Я чувствую твою злобу, желание наказать виновных, восстановить справедливость… Разве то, что тебе предоставляется этот небывалый шанс, не является свидетельством высшей милости, желающей направить твою руку? Я предлагаю тебе справедливость, жизнь, силу, вечность, в то время как сейчас на твоем пути лишь безызвестность и пустота.
Вокруг воцарилась тишина, но, чувствуя, что чаша весов вот-вот склонится, голос вновь разнесся по склепу:
— Ты сомневаешься, потому что такого еще не было, но вспомни, когда-то люди не умели излечивать раны, строить дома, ковать оружие, а порох был мифическим огнем, которым боги карали неверных, но сейчас… мы пользуемся этими знаниями, потому что когда-то кто-то не побоялся быть первым… Так почему бы сейчас первым не стать тебе? Ты первый и единственный, кому дается такая возможность, не упускай ее.
— Но почему я? Разве нет более достойных?
— Жребий брошен, мой друг. Ты можешь вступить в игру или кануть в небытие не отмщенным. От тебя мне нужно лишь слово.
— Я согласен, — после нескольких минут раздумий проговорил он.
— Ну что ж, тогда по рукам, мой друг. Твоя душа теперь принадлежит мне, я же в свою очередь исполню свою часть сделки. А теперь прощай, мы свидимся лишь тогда, когда я тебя призову. С закатом все встанет на свои места.
Сказав это, голос, который не давал ему покоя много лет, исчез, оставив после себя тягостное ощущение испаряющейся надежды и одну потерянную душу дожидаться заката в полном одиночестве и неизвестности.
***
В мгновение возликовал темнейший князь и в райские врата влетел смеясь. Он праздновал свою победу в миг, когда свет солнечный на небесах поник, у ангелов над головой сгустились тучи и пошатнулся веры пьедестал могучий. Собрались херувимы у божественного трона, не удержав трагического стона. Взывали все к святейшему Отцу, путь преграждая наглецу, прошедшему под сводами небесного чертога, оставив свою адскую берлогу.
— Ах, Отче, знаю я, тебе известно, что выиграл наш спор я честно, поэтому явился я сюда сейчас, чтоб возвестил о поражении твой глас. Ведь я потратил целых десять лет, чтоб был поступок
— Опять ты скачешь впереди коней, пора бы стать тебе мудрей. Не вижу смысла торопиться, борьба еще возобновится. Коль жизнь вдохнул ты в умершее тело, презрев известные пределы, я тоже сделаю свой ход, продолжив этот эпизод. Я окажу содействие добру, вступив в коварную игру.
— Ты нарушаешь уговор, не в том ведь состоял наш спор. Условия по договору я запомнил, и обязательства исполнил. Друзей рассорил в один миг, сплел сеть кровавых я интриг, вложил и ненависть в сердца, заставив биться до конца; пришлось им пережить утраты и меч поднять, напав на брата. Я сделку графу навязал, чтоб душу он свою продал.
— Все так, но ты забыл один завет — известен всем он сотни лет. Живому можно помогать, умершего — не воскрешать. Лишь мне принадлежит такое право, другим за то грозит расправа. Увлекся слишком ты игрой кровавой, но даже на тебя отыщется управа. На сей раз песня твоя спета, а на твою победу налагаю вето, но ради справедливости замечу, что стоит мне пойти тебе навстречу: я нашего раздора бремя перенесу в другое время. Пока же пусть бессмертный граф, лишившись своих смертных прав, сквозь смерть и тьму бредет один, ты понял, темный господин?
— Яснее ясного, Творец, но ведь погиб и твой боец. И как же будем продолжать мы спор, коль некому давать отпор?
— То будет не твоя забота, но я судьбы предвижу повороты: вернется к жизни мой борец, оденет пламени венец. Как феникс он переродится, в огне священном оперится и вступит он в неравный бой с той силой, что зовут судьбой. А что до графа, то ему, как ставленнику твоему, за каждый грех придется расплатиться и интересами своими поступиться, тогда, быть может, божье милосердие его коснётся за усердие.
— Ушам не верю, что за вздор? Уж больно мягкий приговор… Готов ты в рай принять исчадие ада, чтобы от поражения не испытать досады? Он сделку кровью подписал. Достаточно! Закончен бал! Он душу продал мне сегодня, и быть ему лишь в преисподней!
— Мой друг, игра еще идёт, пока ведем мы равный счёт. Смогу я даровать прощение, если сможет он грехов добиться искупления. Раскаяние его спасёт, коль веру друг наш обретет.
— Не будет этого, Всевышний, твои старания излишни. Я сделал так, чтоб каждый день лицо своё он прятал в тень, и завтра Дракула увидит солнце лишь через ставни в маленьком оконце. А жажда крови станет нестерпимой, и это только ради мести мнимой. Хотя, признаюсь, я лукавил, нарушил пару-тройку правил… Забыл сказать ему о нескольких нюансах…
— Считаю, все же он достоин шанса. Ведем мы бой даже за души грешных, с пути господнего сошедших.
— Ну что ж, тем горше будет разочарование, которому не будет оправдания, я тебя предупредил, ведь за ним всегда следил. Семья его уж не признает, когда всю истину узнает. Ни что так душу не лишает милосердья, как предательство родных в порыве суеверья. Озлобится на весь он мир и учинит кровавый пир, но раз уж веришь ты в его спасенье, узри все сам без промедления.
— Да будет так, теперь ступай — тебе закрыты двери в рай. Пора героев выпускать на сцену, они придут тебе на смену.