Спортивный журналист
Шрифт:
– У меня все отлично, Генри. Сегодня день рождения Ральфа.
– Вот как?
Я знаю, разговоры на эту тему Генри не приветствует, но для меня эта дата важна, и я не прочь упомянуть о ней.
– Думаю, он стал бы замечательным человеком, Генри. Уверен в этом.
Наш разговор прерывается оцепенелым молчанием, оба мы думаем о том, чего лишились.
– Слушай, может, ты приедешь ко мне и мы наклюкаемся, а? – отрывисто спрашивает Генри. – Я попрошу Лулу зажарить на вертеле уток. Сам этих сукиных детей настрелял. Вызвоним парочку шлюх. У меня есть их домашние номера. И
– Прекрасная мысль, Генри. Да только я не один.
– Бабенку с собой привез? – И Генри гогочет.
– Да нет, замечательную женщину.
– А остановился где?
– В центре. Завтра полечу обратно. А сегодня у меня еще дела.
– Ладно, ладно. Скажи, Фрэнк, как ты думаешь, почему наша гольфистка ушла от тебя? Только скажи правду. Черт знает отчего, но у меня это сегодня из головы не идет.
– Я думаю, Генри, ей захотелось самой распоряжаться своей жизнью. Только и всего.
– Знаешь, она считает, что я загубил ее способность выстраивать отношения с мужиками. На всю жизнь. Слушать противно. Я ж никогда ничью жизнь не рушил. Да и ты тоже.
– Не думаю, Генри, что она и вправду так думает.
– Да она мне сама это сказала! На прошлой неделе. Слава богу, я уже стар. Пожил, и хватит. Сегодня ты здесь, а завтра – ищи свищи.
– Я, вообще-то, таким уж большим подарком не был, Генри. Старался как мог, но ведь выше себя не прыгнешь.
– Плюнь, – говорит Генри. – Ноя-то Бог простил. Ну и ты себя прости. Ладно, а что у тебя там за бабенка, а?
– Тебе она понравилась бы. Ее зовут Викки.
Викки поворачивается ко мне, улыбаясь, поднимает бокал шампанского, словно собираясь выпить за меня.
– Так привози ее ко мне, познакомимся. Ну и имечко. Викки.
– В другой раз, Генри. Мы здесь ненадолго.
Викки снова отворачивается к окну, за которым на город падают сумерки.
– Ладно, я не против, – спешит сказать Генри. – Знаешь, Фрэнк, иногда живешь с женщиной и понимаешь – ну нельзя же так жить. Это как у нас с Ирмой. Я как-то отправил ее в Калифорнию. Лет двадцать назад, в январе. И уж так ей там понравилось. Вот и ты – остался бы здесь с Викки навсегда, а?
– Человека понять нелегко. Я знаю.
– Самое умное, Фрэнк, считать, что каждый способен на все и в любую минуту. Так оно безопаснее. Каждый, даже моя дочь.
– По правде сказать, Генри, я бы с удовольствием приехал к тебе и напился бы вдрызг. Я страшно рад, что мы подружились. Ирма просила сказать тебе, что посмотрела в Миссии Вьехо отличную постановку «Фантастики». И вспомнила о тебе.
– Ирма? – удивляется Генри. – Какая еще фантастика?
– Это пьеса.
– А, ну тогда ладно.
– Ты ничего ей передать не хочешь? Я буду писать ей на следующей неделе. Она мне открытку прислала, поздравила с днем рождения. Надо ответить.
– Я ее никогда не знал по-настоящему, Фрэнк. Представляешь?
– Ты зарабатывал на жизнь, Генри, занят был.
– Может, она заводила любовников, а я этого даже не замечал. Надеюсь, так и было. Правда, надеюсь. Ничего так не хотел бы.
– Ты не беспокойся о ней. Ирма счастлива. И вообще, ей семьдесят лет.
– В июле стукнет.
– Так
– Передай, что у меня рак мочевого пузыря.
– Это правда?
– Будет правдой, если я сначала не заболею чем-то еще. Да и кому какая разница?
– Мне. Ты лучше придумай что-нибудь другое, не то я за тебя придумаю.
– Как там Пол, как Кларисса?
– Все хорошо. Летом мы поедем на машине вокруг Эри. И заглянем к тебе. Они это уже обсуждают.
– Тогда скатаем на Верхний полуостров.
– Времени может не хватить. (Очень на это надеюсь.) Все, чего они хотят, – повидаться с тобой. Они тебя очень любят.
– Это здорово, не понимаю только – за что. Ладно, а что ты думаешь о желто-голубых, [29] Фрэнки?
– Насколько я понимаю, они сейчас очень сильны, Генри. В команду вернулись все ее прежние бойцы – и большой швед из Пеллстона тоже. Я о них такие истории слышал, страх берет. Да и показывают они себя – будь здоров.
Это единственная ритуальная часть наших разговоров. Предварительно я всегда навожу справки у коллег, пишущих о футболе, в особенности у нашего нового заведующего редакцией, маленького, неврастеничного, непрерывно курящего бостонца по имени Эдди Фридер, а после делюсь конфиденциальными сведениями с Генри, который в колледже никогда не учился, но тем не менее стал ярым болельщиком «Росомах». Единственная польза, какую ему удается извлекать из моей профессии, хоть я отнюдь не уверен, что он не подделывает интерес к ней просто из желания доставить мне удовольствие, даром что сам-то я не такой уж и любитель футбола. (Относительно спортивных журналистов существует немало серьезных заблуждений.)
29
Цвета «Мичиганских росомах» – объединения спортивных команд Мичиганского университета.
– Осенью ты увидишь в их линии обороны массу удивительных перестановок, Генри.
– Все, что им нужно сделать сейчас, – выгнать барана, который у них там заправляет. Если хочешь знать мое мнение, он просто ничтожество. И останется ничтожеством, сколько бы побед ни одержал.
– Судя по тому, что я слышал, игрокам он вроде как нравится.
– Да черта ль они смыслят-то? Послушай, Фрэнк. Для меня средства далеко не всегда оправдывают цель. Это беда нашей страны. Вот бы тебе о чем написать. О поругании истинных ценностей жизни. А именно оно у нас и происходит.
– Может быть, ты и прав, Генри.
– Я когда думаю об этом, так меня просто в жар бросает. Спорт – это же просто парадигма жизни, так? Иначе кому бы он, к чертям собачьим, был интересен?
– Мне известно немало людей, которые думают так же. (Сам я стараюсь избегать таких размышлений.) Но, на мой взгляд, это упрощение. Я считаю, что жизнь ни в каких метафорах не нуждается.
– Ну, как бы там ни было, а от этого малого нужно избавиться, Фрэнк. Он просто нацист. А его популярность еще выйдет команде боком.