Спутник 'Шаг вперед'
Шрифт:
Да, нужно считать. О невооруженном мозге тут нечего думать, тут нужен Элмо и все его памяти. К счастью, все это тут есть. Где же и считать, как не в этом институте?
Он вскочил. Кинулся к двери. Потом остановился.
Да. Но кто будет считать? Мне запрещено работать на монтаже. Косвенно это относится к той работе. Но... о чем тут думать? Жизнь людей!
Времени не было, но он не забыл снять с подкассетника крохотную катушку. Человек в лаборатории по-прежнему словно дремал в кресле. Табличка угрожающе посверкивала над дверью. Кедрин распахнул дверь. Конструктор взглянул на него без особой любви во взгляде.
– Мне нужна машина, - сказал Кедрин.
– Срочно.
Конструктор качнул головой.
– У меня заказ Звездолетного пояса. Излучатели...
– Тогда счастливо вычислять, - сказал Кедрин.
Он пошел по лабораториям подряд. Его узнавали и радостно приветствовали. И нигде не было свободных машин. Так он дошел до лаборатории старика и распахнул дверь.
– Это ты, Кедрин?
– спросил старик.
– Что тебе неясно?
"Мне многое неясно, - подумал Кедрин.
– Но одно ясно. Седов заставляет глайнер войти в космос: жизнь людей. Ирэн уходит от столкновения с конусом в долях сантиметра: жизнь людей. Холодовский открывает смерти доступ к своему телу: жизнь людей. Эти трое сейчас стоят за мной. И восемь человек - на орбите Трансцербера. И еще многие..."
– Что тебе неясно?
– повторял Слепцов с той же интонацией.
– Что тебе неясно?
– Мне все ясно, - сказал Кедрин.
– А что тебе нужно?
– спросил Слепцов.
– Машина.
– Я размышляю.
– И мне нужна машина. Это жизнь людей.
– Мне мешает размышлять мой единственный ученик.
– Считайте, что у вас его не было. И дайте мне машину. И эта машина должна работать над тем, от чего зависит спасение тех, кто на орбите Трансцербера.
– Берите и это, - сказал Слепцов и уже у двери бросил: - Все, что у меня оставалось.
– Делайте шаг вперед!
– сказал Кедрин.
Переключатель сухо стукнул. Световой шквал пронесся по строгим шеренгам индикатора. Кедрин уверенно сел на освободившееся место. Шлем был там, где ему и надлежало быть. Кедрин надел его. Нажал контрольную клавишу.
Затем он сидел час, не двигаясь, на лбу его вспухли бугры. Через час он снял шлем, поднялся. Взял запись.
– Ну вот, - сказал он.
– Эту бы машину - на Пояс.
Он спустился вниз. По коридору кто-то шел к выходу, и Кедрину захотелось сказать хотя бы ему что-нибудь приятное. Он нагнал человека, положил ему руку на плечо.
– Эту машину бы к нам, на Звездолетный пояс...
– Целесообразно, - ответил человек, поворачиваясь, и с его безмятежно-спокойного лица взглянули на Кедрина наивные глаза.
– Так...
– с расстановкой сказал Кедрин, останавливаясь и загораживая Велигаю дорогу.
– Уж не станете ли вы утверждать, что и эта встреча всего лишь случайность?
– А что?
– простодушно поинтересовался Велигай.
– вы считаете, что случайностей происходит слишком много?
– Вот именно! Как говорит наш друг Гур, эти квазислучайности...
– Может быть, наш друг Гур и прав...
– Тогда говорите!
– Хорошо, - сказал Велигай.
И вот больше не стало безмятежного и простоватого Велигая, остался спокойный, и зрелый, и зоркий человек, и на минуту Кедрину стало прохладно под его взглядом.
– Хорошо. Ты понял теперь, отчего люди умирают раньше срока?
– От страха.
– Да. Твой друг умер, когда несравненно меньше знавший человек двадцатого столетия и не подумал бы умирать. Однако знание еще не делает человека, тебе не кажется? Ну, а еще отчего? Слава, например? Он ведь мог и не умирать.
– Да.
– Просто пришлось бы подождать, чтобы распутать эту историю с запахом. И пусть бы мы не успели, пусть бы там погибли люди, но его никто не упрекнул бы в этом. А в смерти упрекнули - некоторые...
– Некоторые...
– повторил Кедрин.
– Ты помнишь, из истории: война двадцатого века...
– Конечно!
– Так вот. Помнишь, тогда люди бросались грудью на амбразуры, из которых хлестал огонь, чтобы другие могли пройти?
– Но на Земле давно не стреляют...
– И не будут стрелять. Но всегда будут в жизни человечества такие амбразуры, которые кто-то должен будет закрыть грудью, чтобы другие смогли пройти прямо, а не в обход. Слава закрыл одну из таких амбразур. Пусть небольшую... Он был из таких людей.
– Он был из команды "Джордано". Там они все такие.
– Да, мы все были такие. Но разве дело в "Джордано"?
– А разве вы тоже были там?
– Все ведь не могут быть академиками. Но мы стоим друг друга.
– Я работал, - неожиданно для себя сказал Кедрин и протянул Велигаю карточку с расчетами.
Глаза Велигая на секунду стали жесткими, но взгляд привычно скользнул по расчетам. Потом он протянул руку и взял у Кедрина карточку.
– Ты уже сообщил?
– Шел на связь.
– Беги. Остальное потом.
– И крикнул уже вдогонку: - Седов в тебе не ошибся!
"Ты, кажется, тоже" , - подумал Кедрин, но это мельком, потому что он бежал, неся в руках ставшую бесценной карточку с расчетами, в которых была разгадка природы запаха, а значит - победа над ним!
Возвращаясь в институт, к Велигаю, Кедрин подумал, что полгода назад он, сделав подобное открытие, вероятно, ощутил бы себя на десятом небе и был бы горд, как петух. Он и сейчас чувствовал радость в душе. Но это было совсем другое - это была другая радость, радость не просто за себя, а за то, что он сделал нечто важное и нужное для других.
Кедрин застал Велигая в той самой лаборатории, где встретился с ним впервые в день смерти Андрея. Там все было, как прежде. Будто что-то могло измениться оттого, что в кресле Кедрина сидел другой человек.
Едва Кедрин вошел в лабораторию, Велигай, сидевший, как и тогда, в кресле рядом с вычислителем, обернулся и знаком попросил его пройти и сесть в кресло у стола.
Прошло, наверное, более часа, прежде чем вычислитель закончил работу. И все это время Кедрин думал: "Какими же теперь должны стать скваммеры, как удержать в пластмассе радикал, выбиваемый неизвестным излучением?" Неизвестным для него, но, может быть, не для Велигая. Ведь неспроста он то появляется на спутнике, то вдруг оказывается на Земле. Вероятно, Велигай и занимается проблемой новых скваммеров. "Вот когда приходится пожалеть, что у нас, в Приземелье, нет своих вычислительных центров!"