Спящая планета
Шрифт:
Он лихорадочно поискал в груде бумаг и нашел аккуратно отпечатанный список имен и мест. Всего девять — имена девяти непострадавших и место, где они были захвачены. В водительских правах Рейберна указано, что его дом — в БлуХиллз, на Венере, но список говорит, что схвачен он был в НьюЙорке, на Земле. И это еще не все. В правах указана его работа — охранник тюрьмы. Он взял другой листок бумаги — лист досье на Пола Ногалеса — и сравнил его со списком имен, а потом и с правами Рейберна.
Рейберн был охранником тюрьмы в БлуХиллз, Йагари, Венера; Ногалес был заключенным в БлуХиллз, Йагари, Венера. Что вело к неизбежному вопросу: сколько тюрем было в БлуХиллз? Читая дальше, он нашел ответ на свой вопрос: вне зависимости от того, было ли тюрем десять или две сотни, Ричард Рейберн
Сджилла прикончил чашку своего стимулирующего напитка одним глотком, не обращая внимания на то, что он холодный как лед. Похоже, что здесь он на что-то наткнулся. Тщательно сдерживая возбуждение, он оценил найденное. Пятеро из девяти непострадавших были на Рисстайре: Донован, Риерсон, Харрис, Ногалес и Йоганда. Четверо не были: Маргарет Кессиди, Дженнифер Ногалес и оба Рейберна. То, что двое из них — две женщины — были связаны с Ногалесом, было ясно давно, так же как и отец и сын, конечно, были связаны родственной связью. Теперь он обнаружил возможную ниточку между Ногалесом и Рейберном старшим — между заключенным и охранником. Пока, конечно, ничего определенного, но это начало. Найти общий знаменатель, как он сказал Сарно, — вот что нужно. Общий знаменатель. Найди его, и части головоломки станут на место.
Анализируя еще раз лежащие перед ним бумаги, можно было прийти к выводу, что общим знаменателем является не кто иной, как мистер Пол Ногалес. Как и почему, он даже и не догадывался, но схема была ясна. Хозяйка пансиона, жена, тюремщик… Все, что теперь оставалось, это как-то привязать сюда Рейберна младшего, обнаружить, что делало тех, с кем Ногалес вступал в контакт, невосприимчивыми к Пыли, и подать все это Сарно красиво упакованным. Перед его мысленным оком потянулись видения сладко пахнущих родных лугов. При везении он сможет все это закончить и быть на пути домой, скажем…
Вереница мыслей остановилась. Потому что на фоне этого приятного парада он неожиданно представил себе вражескую, безликую фигуру человека с ружьем и услышал какой-то хриплый голос, говорящий по-лларански с сильным акцентом, — голос без тела, летящий по воздуху со своим мрачным посланием.
Он вскочил на ноги и вышел, посмотрел на закрытые двери вдоль коридора, за каждой из которых спали крупные военные шишки флота, спали, как будто им не было никакого дела до этого мира — и до любого мира. Повернувшись, он подошел к своему единственному иллюминатору и стал смотреть сквозь толстое незащищенное стекло. Он не многое мог разглядеть: бесформенная луна была высоко, серебристый свет струился на плывущие облака. Создавалось общее впечатление чрезвычайного холода. Холодно было, он знал это, и на равнинах Канады — холоднее, чем когда бы то ни было на Лларе, не считая полюсов. Хотя в каюте было тепло, по его телу прошла дрожь.
«Лети на север», — приказал голос по радиофону, прежде чем связь была прервана. Лети на север. Но как далеко на север? На север к Джорджии, Теннесси или Мичигану?
Или в Канаду?
Где ты, Призрак Бакстера? Прячешься? Бежишь? Или смотришь блестящими, холодными глазами, как еще один солдат попадает в твой прицел? Где ты? Кто ты? О чем ты сейчас думаешь?
Он широко зевнул. Он устал, был до крайности измучен слишком многими бессонными ночами и полными напряжения днями. Этой ночью он коечто обнаружил, но уже слишком скоро наступит утро. Он выключил настольную лампу, разделся и лег в кровать. Едва голова коснулась подушки, как он заснул.
Но его сны блуждали по кругу, и в них постоянно возникало лицо неувядаемо молодого, сурового мальчика, рыскающего по земле с ружьем и напряженной усмешкой в поисках оранжеволицей, двуногой добычи.
«Я убил сегодня двадцать восемь ллари, дядя. Заставил их поверить, что они поймали меня, а потом задал им перцу…»
И снилась неразличимая, загадочная личность, управляющая людьми и машинами до их полного разрушения во время охоты на человека.
«Дедушка, они заставили меня покрутиться».
«Не волнуйся, сынок, я их тоже заставлю покрутиться».
Его сны вертелись по кругу, и страх не про ходил.
Глава
Атланта — столп юга, город серебряных башен и шумных шоссе, шести миллионов жителей и бесчисленных путешественников, город бурлящего днем и ночью транспорта, на поверхности, над ней и под ней, — Атланта, город, хранимый от стихий достижениями науки, город, который никогда не спит…
Сейчас спал.
Тишина спустилась на город, тишина, неизвестная в этих местах с тех пор, как белый человек вытеснил индейцев и начал свой долгий путь к звездам.
И зима. Ни один летательный аппарат не бороздил холодное синее небо; легкая дымка уже смягчила изящные линии скоростной дороги и одинаковые офисные здания и придала нереальный, волшебный вид всему пейзажу. Город, похожий на работу волшебника в своем изяществе и вечной красоте, поднимался из наземного тумана бодрящего утра Джорджии как праздная греза наяву, такой же хрупкий и преходящий, как сама фантазия.
Атланта лежала в забытье в ярком холодном сиянии солнца, и время, казалось, тянулось не спешно… и кто знает, ушли ли строители города на неделю, на две, на вечность?
Усилием воли Джеймс Риерсон постарался освободить свои мысли от мягкой магии, порожденной странностью и необычным покоем лежащей перед ним сцены. Этот спящий волшебный замок был в конце концов всего лишь Атлантой. Городом, который был его домом с тех пор, как он себя помнил. Выглядевшей по другому Атлантой, конечно, но все-таки — Атлантой. Где-то здесь были аллеи, игровые площадки и дворы его юности — невидимая грязь, которую, видимо, никогда не обнаруживали санитарные инспекторы и о которой никогда не заботилась комиссия по благоустройству города, поскольку все это было наглухо спрятано росчерком карандаша архитектора. А кто заботится о том, чего не видит? Тайные задворки, где царили законы джунглей — законы, по которым выживал самый приспособленный, где ты либо быстр, либо мертв. Это был мир, который он только мельком узнал в юности, так как родители предпочитали, чтобы он играл на вычищенных и ухоженных площадках, которые были гордостью города и были гораздо безопасней для ребенка, не слишком-то приспособленного для выживания при помощи зубов и когтей. Но он гораздо ближе узнал этот мир позднее, когда его средой обитания стали судебные залы с высокими сводами, украшенные панелями кабинеты адвокатов и холодные белые тюремные камеры. Ибо если два закона существуют в одних и тех же границах, они неминуемо должны столкнуться. Не было ничейной территории между законом джунглей и законом книг.
Риерсон глубоко вздохнул. Он выбрал закон книг, к сожалению. К сожалению, потому что более древние законы правили сейчас Атлантой — и целой планетой. И усыпанная мусором аллея, и здание суда под куполом — оба теперь выступали под одним девизом: убей или будь убитым. Не было законов, за которыми можно было спрятаться, не было полиции, которую можно позвать, ничего не осталось слабым, мягким или неспособным.
Воодушевление, которое он испытал вчера, сбежав из смертельной лларанской ловушки в Бакстере, давно испарилось, оставив вместо себя только холод. Что заставило его думать, будто он может причинить ущерб силам, выставленным против него? Он может убить сотню, тысячу, а для них это — ничто. Досадное жужжание мелкого насекомого. Насекомого, которое в свое время будет прихлопнуто. Может быть… может, если бы он провел свою жизнь, скрываясь от закона, всегда спя вполглаза и с вещами наготове, может, тогда у него и был бы шанс. Если бы его рефлексы были отточены десятками стычек с законом, огромным числом побегов, когда жизнь висела на волоске, тогда он вполне мог бы преуспеть — пробираться сквозь кордоны, убегать от поисковых групп, действовать ножом и пистолетом, когда другого выхода не остается. Но это не тот случай. Его образ жизни был самым обычным, не считая одного путешествия к звездам в юности. Он ходил в школу, закончил юридический колледж, стал практикующим адвокатом. Он проводил свой отпуск, охотясь на оленей и уток в обширных заброшенных угодьях вокруг своей охотничьей хижины, праздно вспоминая время от времени свое единственное большое приключение в межзвездном пространстве.