Сражайся как девчонка
Шрифт:
Мне — нет.
— Найдете меня в шатре его превосходительства, — сухо бросила я. — Я скажу, где и у кого забрать ребенка. Ваше превосходительство?..
Спаси меня, старый пень, и будем квиты.
Старикан кивнул, махнул рукой, и собрание расступилось, давая нам с ним дорогу. В полном молчании мы покинули лазарет — если не считать стонов и криков тех, кто боролся за жизнь, а не смотрел реалити-шоу.
Так же молча мы дошли до шатра. Там нас уже ждали — стражник, но с виду не рядовой, вытянулся перед наместником.
— Ваше превосходительство! — гаркнул он и дальше стал докладывать тише. — Мы наведались на старый маяк. Как сказал Рош, там прятались люди. Никого не нашли, кроме дохлых канваров и среди них — мертвого городского ростовщика. И вот это, — он сунул руку в карман и вытащил пару потерянных мной украшений. Почему только два? Остальные уже прикарманили, может, даже он сам. Да, у меня было целое состояние, но кого обвинять, кроме местных портных, не умеющих делать нормальные карманы в одежде. — Люди пропали, ваше превосходительство, все до единого, живого мы на маяке никого не нашли. По словам все того же Роша, завел их туда некий Валер, парнишка, который выдавал себя за монаха.
Вот это да, отметила я про себя, но этому не удивилась. Рош жив, больше того, он быстро выбрал козла отпущения. И тем более не стоит изумляться, что козел — это я. Впрочем, я смогу отбрехаться, почему маяк, как мы туда попали, да и Ару… А что Ару, у меня нет совсем никаких гарантий, что он будет на моей стороне.
— Выдавал себя за монаха? — нахмурившись, переспросил наместник. — Это точно? — Стражник уверенно кивнул. — Как плохо. За это следует смертная казнь.
Глава двадцать третья
Отчаиваться рано, но лучше смотреть правде в глаза. Королевам рубят венценосные головы. А я простая дворянка, и отец легко принесет меня в жертву собственному положению при дворе. Отречется от дочери, плюнет вслед, чтобы не запятнаться о богохульный поступок.
Быть зависимой от человека, приближенного к трону, хуже, чем плясать на городской площади за пригоршню монет. От меня откажутся, не моргнув глазом, мой супруг уже сориентировался, не дурак. И все же. Шанс, что Рош не станет на меня показывать пальцем, ничтожен, но все же есть. А остальные?..
Меня выдадут вольно или невольно, радостно, как Мишель, или сквозь зубы, как, к примеру, Ару. Я ведь не Анаис, заслуживающая сочувствия, и не Фредо, за которым погони нет и уже не будет. Я враг потому, что я — графиня. Тронуть мираж, и окажется — ни один титул не гарантирует, что тебя не нагнут над деревянной колодой и крепкий мужик в балахоне и с топором не устроит трехминутное представление для скучающей публики.
Жак ведь прикинулся, будто меня не узнал, чтобы я со страху не удрала, не лишила его денег, которые он мог получить от моей семьи за мое возвращение с того света.
Старикан отпустил стражника, сам поднял передо мной полог. Почетно быть приговоренным, но пока нет доказанной связи между графиней де Лантор и мальчишкой с разбитого маяка, или наместник отлично это скрывает. Не опрометчиво ли я пообещала вернуть младенца? Нет, до Люсьены дошли бы слухи, и она, возможно, выболтала бы все если не Верраде, то людям вокруг.
— Ваше превосходительство, — окликнула я, ступая на мягкий ковер. Неплохо он тут устроился, золотое что-то в углу… Ночная ваза? Да ты не чужд роскоши, старый пень. — Анаис Парре, малышка Мишель, Люсьена и Жизель. Пусть их приведут, у них ребенок Верраде.
Наместник с поклоном указал мне на стул, я села. Раз он так извивается, пускай, мне уже можно от всей души наплевать на условности. Например, без спроса что-нибудь взять со стола. Я снова проголодалась.
— Благородно с вашей стороны, ваше сиятельство, — сдержанно заметил наместник. Я так и застыла с протянутой к куску мяса рукой. Старик сел, и взгляд его был подобострастный. — Такая жертва.
Что ты знаешь о жертвах, мой повидавший жизнь друг? Посчитай их в погибшем городе. Подумай, как людей можно было спасти.
— Вы помните, что я вам говорила в карете, ваше превосходительство? — спросила я с невежливо набитым ртом. — Как перестроить город?
Я проглотила неприятное жирное мясо, подумала, взяла хлеб, пристроила на него менее жирный с виду кусок. Вечерняя трапеза наместника отличалась от походной, и, может быть, стол был более дорогим, но точно не более вкусным. Я дожевала бутерброд, покопалась в вазе с фруктами, извлекла из нее огурец, куснула как он и был и захрустела.
— Лагерь, в котором живут горожане, и тюрьма, в которую вы отправили бунтарей. Это бессмысленно, — перескочила я на другую тему. Наместник кивнул, во взгляде его появилась возмущенная осмысленность.
Извини, старче, это начало.
— Вы предлагаете зачинщиков отпустить, ваше сиятельство? Но они государственные преступники!
Я налила в бокал вина. Твое здоровье, ваше превосходительство. Оно тебе еще пригодится — береги его. И ничего страшного, что я запиваю вином огурцы, глаза такие не делай.
— Украли ношеные шмотки? — скептически скривилась я. — Ваше превосходительство, вы считаете — те, кого действительно следует вздернуть, сидели и ждали на куче краденого барахла? Забудьте про тех, кто никого не убил, распорядитесь, чтобы стражники приняли от горожан заявления о пропаже особо ценных вещей. Подумайте, что может быть по-настоящему ценным, какие приметы смогут помочь отличить одну вещь от другой, развесьте описания везде, где сможете. Предупредите, что в случае недонесения о попытке продажи вещей из списка владельцы скупок и горожане будут преследоваться по закону. Ищите насильников и убийц, а не гоняйте людей, которые хватали, что плохо лежало.
Я отпила — выпила залпом кислое, невкусное вино, отдающее горечью полыни, облизала губы. Начали подживать, скоро я вернусь к своей новой внешности, и на моем лице не будет отметин этих событий. Право, немного жаль. У этой девочки нескоро появятся морщины и та усмешка, которая безошибочно определяет людей, справляющихся… С чем бы то ни было.
— Отправьте всех, кто сидит в лагере и за кем не числится преступлений, на расчистку завалов, на помощь тем, кто в ней нуждается. Найдите плотников, каменщиков, любых мастеровых, и если есть, хоть какого-нибудь архитектора. Я расскажу ему, что нужно сделать, — пообещала я и выгадала себе немного времени. Я ни на миг не забывала, что мне грозит смертная казнь.