Среда обитания

Высоцкий Сергей Александрович

За работой незаметно он перешел с участковым на "ты". Когда подполковник полез вверх, лестница слегка вибрировала. "Ночью, наверное, не так боязно, - подумал он.
– Не видно, что под ногами".

С последней перекладины можно было, подтянувшись за изогнутую железяку каркаса, перебраться на кирпичную основу купола. Корнилов, придерживаясь за лестницу, неловко снял пиджак и, крикнув Мухину: - Держи, Владимир Филиппович, - кинул вниз. Распластавшись, словно ковер-самолет, пиджак упал прямо на подставленную участковым руку.

Наверху, на поросших мхом, травой и крошечными березками кирпичах валялась еще не развернутая веревочная лестница, одним концом привязанная к железному пруту

разрушенного купола. Корнилов внимательно осмотрел узел и осторожно, не развязывая, снял его с прута. На внутреннем краю купола большой кусок мягкого, словно бархат, зелено-рыжего мха был содран, обнажив слой земли.

Когда Корнилов слез на землю и протянул старшему лейтенанту лестницу, Мухин покраснел.

– Мох там наверху, - сказал подполковник, не обращая внимания на смущение участкового, - как на болоте. Нога у Барабанщикова, наверное, соскользнула. Вы, когда церковь осматривали, не нашли кусок мха?

– Нашел, товарищ подполковник, - краска медленно сходила с его загорелого лица.
– Подумал, что с ящиками занесли.

– У вас что, клюкву на болоте в ящики собирают?
– пошутил Игорь Васильевич и тут же пожалел. Участковый совсем расстроился.

– Не огорчайся, Владимир Филиппович, ты свое дело сделал. А за чужие огрехи не переживай. Это ваши гатчинские сыщики, наверное, высоты боятся! Или поленились.
– Он отряхнул брюки, надел пиджак. Крикнул водителю, читавшему в машине: - Саша, никто на связь не выходил?

Тот мотнул головой.

– Давай мы с тобой, товарищ участковый, посидим на бревнышках, умом пораскинем. Похоже, все-таки один человек здесь орудовал.

– А как же машина?
– спросил Мухин, усаживаясь рядом с подполковником.
– Сама за два километра уехала?

– Ты рассказывал мне, что девчушка со своим кавалером эту машину у церкви видели?

Участковый кивнул.

– Ну а тот, кто на машине приехал, он что, слепой? Он ведь тоже ребят видел. И решил от греха подальше машину спрятать. Зачем ей тут маячить, когда он станет по лестнице лазить? Это раз. А два - когда я по лестнице лез, то царапины на стене все-таки увидел. Это снизу мы их разглядеть не смогли. Значит, парень поднял и прислонил лестницу к стене, как полегче было, невысоко, а потом двигал ее вверх. Ну и третье - самое важное... Я мог бы и раньше подумать об этом, но на месте всегда начинаешь лучше соображать. Реальнее все себе представляешь. Самое главное - пистолет. Пистолет у Барабанщикова в кармане остался. Знал о нем сообщник? Если был такой? Конечно, знал. Вместе ведь на дело собирались. Так что же, знал и нам оставил? Пистолет-то - первая улика! Из него человека убили. И сообщник уходит, про него позабыв? Так не бывает.

– Я, товарищ подполковник, рассуждал так: один из них вниз обвалился, на окрик не отзывается, вытащить его невозможно, второй и сдрейфил. Сгоряча сел в машину, а когда отъехал, то сообразил, что с ней не сегодня-завтра попадется. И бросил.

– А ключи-то от машины в кармане у Барабанщикова нашли, - улыбнулся Корнилов.
– Про это ты забыл, товарищ Мухин? С лестницей-то ему ничего не стоило вниз спуститься. Проверить, жив ли сообщник, оружие забрать. И уехать. На машине. И бросил бы он ее где-нибудь подальше. Чего ему на ночь глядя пешком топать, в электричках мелькать. Мог бы даже доехать на машине и до города - и концы в воду. А еще лучше - поставить ее около хозяйского дома и права из "бардачка" забрать. Вот уж тогда мы вряд ли узнали бы, кто тут у вас разбился.

– Слишком уж умный преступник у вас, товарищ подполковник, получается, - сказал Мухин и покраснел от своей смелости.

Корнилов расхохотался:

– Это ты верно подметил, Владимир Филиппович. Но уж

такая у меня привычка. За дураков я их никогда не считаю. Правда, и без курьезов не обходится. Искали мы как-то одного рецидивиста, только что вышедшего из колонии и уже взявшегося за старое. Сидим, рассуждаем с ребятами в управлении и так и эдак. Как бы он повел себя в одном случае, в другом, домысливаем за него. А он, пока от нас в лесу скрывался, использовал в одном большом деле справку, которую ему в колонии выдали. Можешь себе представить? Все в этой справке - фамилия, имя, отчество, по какой статье осужден...

Они долго смеялись, а потом Корнилов сказал серьезно:

– Но вообще-то, Владимир Филиппович, преступника никогда нельзя в дураках числить. В два счета просчитаешься.

Вернулись Новицкий и Прохор Савельевич, Корнилов спросил у сторожа:

– В последнее время никто к вашей церкви не проявлял интереса?

– Было. Нынче прямо поветрие какое-то. По домам шастают, у старух иконы торгуют. Тьфу, проклятые!
– Он зло сплюнул.
– И ко мне наведываются. Покойника-то я не припомню. Не видал. А разные другие заходили. "Открой, Савельич, храм, дай поглядеть, нет ли чего интересного!"

– Показывали?

– Если серьезные люди - показывал. Чего не показать? А шантрапе от ворот поворот. Эти все на рубли норовят мерять.

– А из серьезных что за люди приходили?

– Из города приезжали. Художник один со студентами. Лихачев фамилия.

– Юрий Никитич!
– сказал Новицкий.
– Знаю, знаю. В Репинском институте руководит мастерской портрета. Хороший художник.

– Обстоятельный гражданин, - подтвердил сторож.
– Я им все показал. Один ученый еще был, запамятовал фамилию. В позапрошлом годе раза два Михаил Игнатьевич захаживал. Дачник орлинский. Теперь большой начальник по строительству стал. Не приезжает боле. А раньше у Маруси Анчушкиной избу снимал несколько лет подряд.

– Михаил Игнатьевич?
– насторожился подполковник.
– Михаил Игнатьевич...
– Это имя ему было знакомо.
– А фамилию его не помните?

Баланин покачал головой:

– Нет. Прямо напасть какая-то! Нету памяти у меня на фамилии. Имена всю жисть помню, а фамилия для меня ровно пустой звук.

– Застанем мы эту Марусю, если сейчас подъедем?

– Ее в любое время застанешь. Вроде меня калека. Хромоножка. Весь день на огороде торчит.

Фамилия Марусиного дачника была Новорусский.

– Интересный дед Прохор Савельич, - рассказывал Новицкий, когда они возвращались в Ленинград.
– На вид-то совсем простяга, а умница. Льва Николаевича Толстого всего прочитал. И ведь с чего начал? Со статей. Я, Игорь Васильевич, честно признаюсь, больше двух страниц толстовских богоискательств прочесть не могу. А старик одолел. Потом и за прозу взялся. Он сам-то верующий. И решил проверить, в чем у Льва Николаевича с верой разлад вышел...

Корнилов вполуха слушал Новицкого, а сам думал о Новорусском. Что это? Простое совпадение? В клиентах у Барабанщикова состоял, "Волгу" имеет, к Прохору Савельичу в церковь наведывался, иконами поинтересоваться. Правда, два года назад. Ну и что? Он вполне мог хаусмайору рассказать об этих иконках. Не специально наводить, а так, между прочим. Помянул как-нибудь в разговоре, а хаусмайор намотал себе на ус. Потом бы Аристарху Антоновичу втридорога сбагрил. "Это все мелочи, мелочи, - останавливал себя подполковник.
– Настоящий преступник никогда часто не мелькает, не засвечивается. Да и потом человек все-таки заметный, управляющий трестом. Чего у него общего с этим жульем? Общее-то, пожалуй, есть, - остановил себя Игорь Васильевич, - доставала общий, темная личность, спекулянт. Коготок увяз..."