Среда обитания
Шрифт:
– Ничего.
– Как это ничего? В последний момент грабителей обуяло раскаяние?
– Вор, похоже, был один. Совхозный сторож нашел его в церкви на полу. Без сознания. По дороге в больницу он умер.
Новицкий присвистнул:
– Есть все-таки бог на свете!
– Вот такие пироги, - задумчиво сказал Корнилов.
– Вы что, клюквенника пожалели или скорбите, что не смогли его допросить?
– Человек все же...
Новицкий неопределенно хмыкнул.
Машина миновала Среднюю Рогатку, неслась по Киевскому шоссе. Николай Николаевич приподнялся с сиденья, взглянул на спидометр и сказал недоверчиво:
– Вот она, справедливость. Ехал бы я с такой скоростью, у меня отобрали бы права...
Шофер засмеялся:
– Да ведь вы, Николай Николаевич, сами от своих прав отказались!
– Он еще издевается.
– Ты, Саша, и правда, не гони, - строго сказал Корнилов водителю. Не на пожар.
– А я ведь тебе, Игорь Васильевич, жизнью обязан, - примирительно сказал Новицкий.
– Не продай тогда машину - как пить дать угрохался бы. Рассеянный я стал, ну просто божье наказание... Да, кстати, иконы остались в церкви?
– Участковый говорит - все целехонькие. Я ведь и сам первый раз туда еду.
– Первый раз?
– подозрительно спросил Николай Николаевич.
– Откуда же ты знаешь, что иконостас там старый? Тоже участковый сказал? Он у вас что, специалист по древнерусскому искусству?
Корнилов засмеялся.
– Он у нас просто хороший мужик. Симпатяга. А про иконостас это я домыслил.
– Домыслил!
– Новицкий покачал головой, хотел что-то еще сказать, но в это время загудел зуммер телефона. Корнилов снял трубку. Дежурный по уголовному розыску докладывал, что экспертиза установила подлинные номера "Жигулей", найденных у деревни Лампово. Машина украдена в Москве, числится в розыске уже два года.
– Да, попался вор, - покачал головой Корнилов.
– Ничего своего "Жигули" украдены у одного человека, документы на машину - у другого, пистолет, сдается мне, тоже чужой...
– И пистолет при нем был?
– удивился Новицкий.
– Был. Ты, кстати, Николай Николаевич, посмотри, - подполковник протянул художнику фотографию погибшего.
– Может, видел когда. Среди вашего брата немало всяких барыг отирается.
– Да, ходят, к сожалению, по ателье. То иконы предложат, то бронзу. Новицкий внимательно рассматривал фотографию.
– Красивый был мужчина. Кого-то он мне напоминает...
– чуть отодвинул от себя фото, прищурился. Нет, пожалуй, мы не встречались.
– Он вернул карточку подполковнику.
По обе стороны дороги замелькали утонувшие в густых, начинающих желтеть садах, домики.
– А вот и Выра!
– радостно сказал Новицкий.
– Сейчас покажу домик станционного смотрителя. Несколько лет назад восстановили... Вот он. Вот!
– Николай Николаевич показал Корнилову на красивый, какой-то очень уютный дом, рядом с которым стояли полосатый верстовой столб и старинный фонарь.
– Я, между прочим, подарил сюда старинные подсвечники. Восемнадцатый век. Сейчас таких и в комиссионном не купите.
Машина начала притормаживать. На перекрестке надо было сворачивать налево, к Сиверской.
– А может, заскочим в Батово?
– попросил Николай Николаевич.
– Тут всего километра три. Хороший мужик там живет. Борис Федорович.
Шофер посмотрел на Корнилова.
– Нет, Николай Николаевич!
– возразил Корнилов.
– Дело не ждет. Мы с тобой как-нибудь на выходные сюда приедем.
– На служебной машине?
– На электричке.
– Хотите быть святее папы? Другие-то начальники ездят на служебных.
– Черт с ними! Пусть ездят, - сердито отрубил Игорь Васильевич.
– А я не буду.
Новицкий захохотал:
– Ну и ну! "Пусть ездят"! Тоже мне, называется блюститель порядка! Да ты первый должен бороться с теми, кто использует служебные машины.
– Не лови на слове. Должен, конечно, - виновато усмехнулся подполковник.
– Только мне своих уголовников хватает.
– Опять ты не прав!
– Новицкий смотрел на Корнилова с интересом, по-доброму улыбаясь.
– Не прав, не прав, настырный ты человек, - слабо отмахнулся подполковник.
– Люблю допечь ближнего, - засмеялся Николай Николаевич и, увидев, что машина свернула к Сиверской, с огорчением проворчал: - Значит, к Борису Федоровичу не поедем. А хороший мужик. Помогал собирать всякую утварь для домика смотрителя. Порассказал бы нам многое. Его мать еще Владимира Набокова помнит. У него тут рядом имение было. А дядя, Рукавишников, в селе Рождественно имением владел. В шестнадцатом году умер, оставил в наследство племяннику четыре миллиона. Недолго тому попользоваться пришлось...
Они поехали по узкой асфальтированной дороге. Справа желтело жнивье с большой скирдой соломы, слева лежала низина и невидимая сейчас река Оредеж, вдали - пологий зеленый холм с небольшой деревенькой.
"А когда-то эта дорога была замощена крупным булыжником, - вспомнил Корнилов, - и мы с матерью тряслись по ней в сорок первом на переполненной беженцами полуторке. А впереди поднимались клубы дыма. Там горела Сиверская".
Совсем недалеко отсюда, в маленькой деревушке Грязно, Корнилов жил на даче летом сорок первого года. Ему было тогда десять лет. События того лета врезались в память на всю жизнь. Как-то Игорю Васильевичу попалась на глаза книга о йоге. Выполняя одно из упражнений, помогающих обрести власть над своим телом, человек должен был мысленно перенести себя в такое место на лоне природы, где он чувствовал бы себя беспредельно раскованным и счастливым. Прочитав эти строки, Корнилов задумался. Куда, в какой райский уголок мог бы перенестись он, если бы вдруг последовал учению индийских стоиков? И не придумал ничего лучшего, кроме небольшой зеленой поляны на берегу тихой реки Оредеж. Неяркое, в какой-то легкой облачной пелене солнце. Пахнет сосной, недавно скошенной, подсыхающей травой, водорослями. Монотонно бубнит маленький ручей, впадающий в реку. Время от времени лениво всплеснет рыба. И как тихий, убаюкивающий фон ко всему этому миру звуков - ровный, неумолчный шум старой мельничной плотины, скрытой за речной излучиной. ...Они только что вылезли из воды и лежат на горячем песке: Игорь Корнилов, Вовка Баринов и Натка Голубева. Игорь на вершине блаженства - впервые он переплыл реку, нарвал желтых, только-только начавших распускаться кувшинок и принес Наташе. Вовка Баринов чуть-чуть обижен. Он тоже влюблен в маленькую деревенскую кокетку Натку, но плавать еще не научился и выполнить ее просьбу не смог. Теперь у него вся надежда на белую магию своего новенького, сверкающего никелем велосипеда, единственного на всю деревню. Натке этот велосипед предоставляется по первому требованию.
Ровно через две недели за Вовкой и его бабушкой приедет на легковой автомашине отец и увезет в Ленинград. Велосипед прикатит Игорю тетка Мария, у которой снимали дачу Бариновы, и скажет:
– Володя тебе подарил. Просил передать. В пять минут собрались, не было времени забежать попрощаться.
Совсем недавно, во время позднего чаепития, мать, рассказывая Оле, жене Корнилова, про то лето, вдруг сказала:
– О покойниках плохо не говорят, но Виктор Евграфович в сорок первом подло с нами поступил...