Средина. Том 1
Шрифт:
— Гиде таку рану получила? — озвучил свое поцыкивание и мотыляние головой старик. — Ах, шиша така… када успела тока.
— Э… Тамир-агы, — вклинился в те ворчливые причитания Волег Колояр и недовольно оттолкнул руку шамана от головы парня, узрев неприкрытую досаду на лице последнего. — Ты таким лечением, еще внесешь каку пакость в кровь нашего мальчика и он перестанет так дивно сиять.
— И кито тады наша осянит путя, — закончил за осударя сидящий слева от него невысокий муж, явно по желтоватому цвету кожи, черным, жгучим глазам и черным коротким волосам, с гладким, точно обритым, отвесно скошенным подбородком, также как и Тамир-агы представитель кыызского народа.
— Не знаю, как насчет осянит Надмит-агы, — глухо отозвался тот, каковой восседал супротив юноши и зрелся не менее мощным, рослым, чем осударь мужем. — Но вот то, что мальчик, как и сказывал нам наш осударь, тамаша… эвонто я соглашусь.
У этого мужа, как у Волега Колояра были долгие усы, дотягивающиеся до груди, да в тон им рыжий чуб, торчащий на оголенной голове. Явно бритым казался подбородок, а глаза пыхали густой коричневой радужки, будучи крупными и несколько миндалевидной формы. Он внезапно резко дернул правым плечом и длинный узкий рукав его короткого до колена красного бархатного кафтана стремительно трепыхнулся вправо…влево… таким образом, словно там начиная от локтевого сгиба вниз и вовсе не имелось руки.
Яробор Живко торопливо перевел взор на покачивающийся рукав и к своему ужасу и впрямь не узрел положенной части руки: ни запястья, ни кисти, ни перст. Видимым смотрелось всего-навсе плечо, начиная от плечевого сгиба вплоть до локтя, ибо в том месте ткань плотно охватывала руку, а ниже локтя рукав воочию был сдавлен. Юноша какое-то время неотступно глазел на покачивающийся рукав, засим перевел взгляд и осмотрел сидящих под навесом, как он посчитал семерых мужчин. Еще двое из них, не считая Тамир-агы и Надмит-агы, были кыызы. С характерными признаками своей расы, своего народа, с желтоватой кожей, широкими, уплощенными лицами, короткими прямыми черными волосами, и черными глазами. Кроме Тамир-агы все они были достаточно молодыми людьми. И все… не только кыызы, но и влекосилы несли в своих лицах, и, несомненно, на телах, не только одухотворенную напряженность, но и явственно оставленные войной шрамы, судя по всему, большей частью от колющего оружия. Поэтому не только у Надмит-агы имелся широкий рубец, зачинающийся от переносицы и проходящий по носу и правой щеке так, что правый глаз его слегка сместившись в сторону, смотрел несколько наискосок. Но и лица двух других кыызов, и еще одного влекосила, сидящего подле безрукого, были купно украшены шрамами, право молвить более мелкими, зато многажды частыми. И наподобие сети водных ручейков заполнивших оземь, на коже неких из мужей шрамы зримо выпирали красными рубцами аль вспять просматривались только белыми полосами.
— Познакомься Яробор Живко, — зычно сказал своим грудным, насыщенным голосом Волег Колояр. — Это, — и он указал на сидящего напротив них безрукого мужа. — Мой друг и войвода Бойдан Варяжко, подле него некогда осударь Елабугского ханства Зверополк Гнездило, — указывая на восседающего обок с войводой, не менее крупного мужа, с не густыми, однако длинными ковыльными усами, да вельми жалким чубом, точно лишь недавно отросшим. — Наш дорогой войвода Бойдан Варяжко отбиваючи нас, меня значит и Зверополка Гнездило, — пояснил Волег Колояр. — От истязаний и казни вишь руку правую до локтя в том бою сгубил.
— Эвонто… Важно, что вас не сгубил, — басисто заметил войвода и по теплому глянул на мальчика.
— Да, — голос Волега Колояра легохонько дрогнул, понеже в том колыхании явственно пронеслась благодарность посланная другу. — Подле нашего войводы с иной стороны сидит Гансухэ-агы, он некогда правил осторонь моих земель в Кизел-ханстве.
И на юношу немедля посмотрел, видимо, самый молодой здесь годами кыыз. Лицо которого было вроде многажды смуглее иных, однако не той положенной их народу желтоватостью, а чем-то напоминающей смуглость кожи Яробора Живко. Да и черты его казались, более четко выделены на слегка каплеобразном лице. Волег Колояр меж тем продолжал представлять людей:
— Подле меня Надмит-агы, правитель бывшего Суксун-ханства, — теперь он указал на последнего кыыза поместившегося несколько диагонально ему, рядом со Зверополк Гнездилой. — Еши-агы, это хан только недавно павшего Сибай-ханства. Так, что мой мальчик, ты как вишь находишься меж людей некогда одаренных Богами властью и землями, а ноне. — Волег Колояр резко смолк, черты его лица купно заколыхались… затрепетали под белой кожей тонкие жилки, мышцы… заходили ходором желваки, и он, понизив голос туго додышал, — а ноне мы так бездомные собаки. Уже не волки, не медведи… лишь собаки.
Яробор Живко медленно повернул голову, и, глянув на осударя, внезапно для себя, ощутил его боль. Такую острую, наполненную переживаниями и собственной беспомощностью, когда верно лучше смерти… смерти и не остается более ничего. И от той посланной или просто плывущей среди этих людей печали, надрывисто содрогнулся всем телом. Гулкая та боль отозвалась во всей его плоти, надавила на сам мозг и одновременно откликнулась в каждой клеточке его естества.
— Да, — чуть слышно произнес Зверополк Гнездило и его зеленые глаза, яростно сверкнули. Он резво потряс могучей головой, посему почудилось сие медведь жаждал прогнать напавших на него мошек. — Думаю не долго, нам оставаться собаками, как ты выразился Волег Колояр. И к следующей весне, как нами дотоль и намечалось, объединенными остатками наших сил вдарим…
— Вдарим? — насмешливо отозвался Гансухэ-агы, и, подавшись вперед станом, обдал недовольным взором осударя Елабугского ханства. — Кем мы вдарим, хочу тебя спросить Зверополк-агы? Теми жалкими остатками моих, твоих, наших людей… каковые преданностью своей не заслужили смерти.
На удивление Гансухэ-агы говорил вельми чисто на родном Яробору Живко языке, наверно, потому что и сам был единоплеменным ему, как Айсулу, имея кого из родителей белым.
— А ты, считаешь, Гансухэ-агы, — глухой голос Зверополка Гнездило прозвучал, точно рычащий охрип так, что юноше показалось пред ним и впрямь оборотень… получеловек-полумедведь. — Мы должны быть бездомными собаками?
— Нет! Собаками нам не пристало быть, — встрял в гневливые толкования войвода, судя по всему, стараясь снять напряжение возникшее меж воинами. — Я согласен с осударем Волегом Колояром и Тамир-агы, надо уходить чрез горы в южные земли… В древние земли, в земли Дравидии. Откуда когда-то и пришли наши предки тивирцы. Надо воспользоваться посланным нам даром… даром жизни, — и при этих словах Бойдан Варяжко с особой нежностью посмотрел на Яробора Живко, вроде видел пред собой своего сына. — Вне всяких сомнений, — дополнил он свою речь, — пред нами человек с золотой кожей, вышедший из преданий народа лутичей… Он поведет нас к новой жизни и дарует знания замкнутые в храмах Всевышнего, возведенные Богом Китоврасом. Тем более по легендам лутичей не только в Древних Къметинских Землях возвел такой храм Бог Китоврас, но и подле могучих Хималских гор, которые еще величают обитель снегов, в Дравидии.
— А если Волег-агы ошибается, — незамедлительно отозвался Гансухэ-агы, так словно избрал для себя роль вечного протеста. — Ошибается и мальчик… мальчик, — он прервался и своими, как показалось юноше ничем не отличными от Першего, карими очами пронесся по его лицу, оставив на нем зримое полыхание зардевшихся щек. — Мальчик, это просто мальчик, никакой он не золотой человек.
— Да, — стремительно ворвался в разговор Яробор Живко, и, кажется, еще насыщенней пыхнули рдяными пятнами румянца его щеки. — Я обычный… самый обычный. Ничем не отличим от вас… вернее… — Он надрывисто дрогнул всем телом, и гулко задышав так, что послышались трепыхающиеся звуки боли, вырвавшиеся из нутрей, добавил, — вернее отличим! Потому как хуже! Многажды хуже вас… Вас всех! ибо тощий, немощный слабак. Ничего толком не умею делать, ни к чему не годен… Лишь мастак болтать и вопросы задавать. Вот и всем чем отличаюсь.