Средневековые легенды и западноевропейские литературы
Шрифт:
Следует подчеркнуть, что в нашей легенде присутствует не просто море. Такое в рыцарском романе XII в. можно было встретить. Например, в поэтичнейшем повествовании о сарацинском принце Флуаре и пленнице-христианке Бланшефлер (не будем путать ее с матерью Тристана). Но в этом французском стихотворном романе (созданном также в 70-е годы XII столетия) перед нами совсем иное море – южное, с жарким солнцем, яркими красками, пронзительной голубизной неба, с ослепительными пятнами приморских городов, шумных, живописных, гостеприимных. И это море может быть бурным и угрожающим, но в свисте его ветра редко слышатся тревожные нотки. Здесь море более нейтрально, к нему не стягиваются все ведущие нити сюжета.
Иное – в легенде о Тристане. Это море – северное; оно могуче, бурно, угрожающе. Его суровая атмосфера постоянно присутствует в романе. Дело, конечно, не только в том,
Нелишне вспомнить, когда море появляется в нашей легенде как активная сила (ибо как фон оно присутствует практически всегда).
Во-первых, когда оно относит корабль норвежских купцов к берегам Корнуэльса.
Во-вторых, когда Тристан, смертельно раненный Морхольтом, пускается по воле волн, в легкой ладье, без весел и паруса, – и приплывает в Ирландию.
В-третьих, когда море снова приводит Тристана к ирландским берегам в поисках девушки с золотыми волосами.
В-четвертых, когда Тристан и Изольда пьют любовный напиток.
Наконец, в-пятых, когда Изольда спешит на корабле Каэрдина к умирающему возлюбленному.
Море, таким образом, обозначает не просто существенные моменты сюжета. Моменты узловые. Еще точнее – переломные в судьбе героя. Прежде всего, его.
Действительно. Вот норвежский корабль, на котором в плену томится юноша Тристан, попадает в страшную бурю. Она длится целую неделю. Корабль швыряет с волны на волну и носит по разбушевавшемуся морю. Тогда норвежцы клянутся в случае спасения даровать Тристану свободу. Буря стихает, на горизонте появляется земля, и вот юноша уже на незнакомом берегу. Но это не просто спасение из постылого плена. Или спасение от бури. Тристан, как известно, попадает ко двору короля Марка и покоряет всех умом, знаниями и изысканным обхождением. Здесь завязываются отношения Тристана с королем, отношения, несомненно представляющие собой зерно легенды. Таким образом, можно сказать, что отношения эти – «дело рук» моря.
Или второе вмешательство водной стихии в судьбу героя. Умирающий Тристан в ладье доверяется волнам. Именно поэтому он берет с собой меч и арфу, но не берет весел и не ставит паруса. Юношу опять долго носит по водной глади, но ему не угрожают бури и ураганы. В конце концов течение приносит его ладью к берегам Ирландии. Этот эпизод не менее содержателен, чем предыдущий. Он насквозь символичен. Отправиться так в открытое море – это обречь себя на верную гибель. Но Тристан и так уже погибает от отравленных ран, нанесенных Морхольтом. Плавание это очень напоминает переселение в иной мир (вспомним барку Харона). И ладья становится плавучим саркофагом. М. Казенав остроумно назвал это плавание Тристана «отрицанием отрицания» [104] : юноша побеждает причиненный «Ирландией» недуг, приплыв в Ирландию, опасности морского плавания наугад спасают героя. То есть, Тристана вылечивает Ирландия в лице Изольды от ран, нанесенных Ирландией в лице Морхольта.
104
Cazenave M. Le Philtre et l'amour. P. 42.
Но прибытие в Ирландию – это не только спасение. Это встреча с Изольдой. Надо ли говорить, что эта встреча – второй важнейший компонент легенды.
Теперь надо эти два мотива объединить. Это происходит в результате третьего плавания Тристана… Но спустимся на короткое время с борта корабля на сушу.
Морские путешествия героя так или иначе оказываются связанными с его рыцарскими подвигами. Они либо предшествуют поединкам, либо влекут к ним. Таких поединков три, что вполне соответствует ступеням инициации фольклорного героя. Поединки эти, как и морские скитания, определяют его судьбу. После знакомства с Марком, будучи посвящен им в рыцари, Тристан сражается с герцогом Морганом, побеждает его и возвращает свои владения. Он начинает с этого, в то время как герои многих рыцарских повествований этим заканчивали свои подвиги. Это – долг Тристана. Но выполнив его и тем самым от этого долга освободившись, он освобождается от него и чисто материально: отдает свои земли в вечное управление Роальду
Мотивы служения Марку и отношений с Изольдой окончательно стягиваются в тугой узел в результате четвертого плавания, когда молодые люди испивают любовного зелья. Характерно, что это морское путешествие описано особенно подробно (мы имеем в виду облик моря): Изольда страдает от качки и боится больших волн, затем все изнывают от штиля, потом море баюкает любовников, вкусивших радости любви.
Наконец, пятое плавание. Плывет теперь не Тристан (его плавания на первичном уровне оканчивались счастливо), плывут к Тристану. Теперь море настойчиво вмешивается в судьбу героев и определяет ее. Но почему оно задерживает прибытие Изольды? Чтобы Тристан совсем изнемог от ран? Или чтобы оттянуть роковую развязку (ведь Изольда Белорукая уже обдумала свое предательство)?
Так что же символизирует собой море? М. Казенав, посвятивший этому вопросу немало страниц в своей книге, видит в море субститут Изольды. Иногда в нашей героине видят аналогию воды, в Тристане – Солнца, и рассматривают легенду как вариант мифа о борьбе-любви этих примитивных божеств [105] . Море неуловимо, изменчиво, непостоянно. Но, думается, не этим характеризуется Изольда. Или не только этим. Поэтому море символизирует в нашей легенде также и другое – судьбу Тристана. Это она – текуча, подвижна, ненадежна. Герой постоянно вверяет свою судьбу морю, и она становится подобна морю.
105
См.: Тристан и Исольда. От героини любви феодальной Европы до богини матриархальной Афревразии // Коллективный труд Сектора семантики мифа и фольклора под редакцией академика H. Я. Марра. А, 1932.
Е. Винавер в своей схеме сюжета легенды не учитывает ни эти плавания, ни (за редким исключением) поединки героя. А между тем, как мы пытались показать, и те и другие имеют в повествовании большое значение. Не только потому, что они вообще существенны, важны, но и потому, что и плавание, и поединок становятся каждый раз исходным моментом дальнейшего развития сюжета, его напряжения.
Но вернемся к схеме Е. Винавера и к структуре нашей легенды. Совершенно очевидно, что в ней можно выделить три части. Восходящую – от рождения героя до рокового плавания и испития любовного напитка (или до женитьбы короля Марка). Нисходящую – от изгнания Тристана и его женитьбы на «второй» Изольде до смерти любовников. Между ними располагается третья; это стадия непосредственных любовных отношений с Изольдой, так сказать, стадия «леса Моруа». Представим это графически, но не будем расчленять срединный этап. Заметим только, что и в нем можно было бы выделить симметричные эпизоды, например, отдачу Изольды прокаженным и суд раскаленным железом, и т. п. Так или иначе, все эти эпизоды с мотивом «леса Моруа» связаны: они провоцируют бегство героев в лесные дебри, либо полны воспоминаний о счастливой жизни под древесной сенью.
Итак, исключив тяготеющие к эпизоду «лес Моруа» испытания, выпавшие на долю любовников, мы приходим к следующей схеме:
В этой схеме также видна симметрия и параллелизм эпизодов. Рассмотрим симметричные пары.
История любви Ривалена и Бланшефлер – это, конечно, и параллель любви героев, и антитеза ей. Параллель потому, что и она печальна, и она оканчивается трагически. Антитеза же в том смысле, что любовь эта не знает препятствий. Но параллелизма здесь больше, чем антитетичности. Любовь Ривалена и Бланшефлер – это предсказание любви Тристана и Изольды и ее трагического конца. Таким образом, это символ. Чудо с деревьями – тоже символ, символ соединения в смерти и посмертного (лишь) счастия. Но также – символ неодолимой силы любви. Эти два симметричных эпизода обрамляют легенду, это ее начало и ее финал.