Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства
Шрифт:
Бертольд использует притчу о талантах, вверенных господином своим рабам (Матф., 25:14–30), но придает ей новое звучание. Эта своеобразная интерпретация евангельского текста — яркое свидетельство того, как средневековая мысль наполняла изначальный фонд идей и образов актуальным содержанием. Что означают эти «таланты» («фунты»)? Бертольд оставляет в стороне ту часть притчи, в которой говорится об одном таланте, данном рабу, — в его понимании, имеются в виду некрещеные дети — и о двух талантах, полученных другим рабом, что означает крещеных детей. Речь у него идет лишь о выдаче господином пяти талантов третьему рабу, то есть взрослым людям, — проповедник разумеет лиц, достигших возраста, в котором они несут полную ответственность за свои поступки.
Небезынтересно отметить, что, хотя в латинском и немецком текстах проповеди названы те же самые «фунты» — дары божьи, порядок, в котором они перечисляются, неодинаков. В латинском «прототипе» этот порядок таков: (1) res temporales, (2) ipse homo, (3) tempus, (4) officium, (5) homo proximus.
В другой проповеди на эту же тему — о том, как нужно будет дать отчет на Страшном суде за полученные от бога дары, — тоже речь идет о пяти «фунтах». Они написаны Творцом на нашем теле, говорит Бертольд, и каждый раз, когда ты вспоминаешь о пяти органах чувств или считаешь пальцы на руках, ты должен вспоминать об этих дарах. В этой проповеди сперва божьи дары названы в такой последовательности: (1) мы сами, наше тело, персона, (2) наша служба, (3) наше имущество, (4) наше время, (5) наш ближний, христианин. Однако при дальнейшей экспликации этих даров последовательность несколько меняется: Богу надлежит отдать отчет (1) о нас самих, (2) о нашей службе, (3) о нашем времени, (4) о земном имуществе, (5) о нашем ближнем. По сравнению с первоначальным перечнем время и богатство переставлены местами. Для Бертольда, по-видимому, не так существенно, в каком порядке должны идти время и имущество, как то, что все названные им пять даров теснейшим образом между собой связаны, образуют единство. В этом единстве и обнаруживается, как мы сейчас увидим, понимание им природы человека. Отмечу попутно, что рассматриваемое нами рассуждение о «пяти фунтах» лишь сравнительно недавно привлекло внимание исследователей; однако главное внимание они уделяют не указанному единству, а «труду» и «должности», «призванию» (220; 166, с. 41–82). Такой подход при всей его несомненной существенности представляется мне все же не вполне адекватным мысли Бертольда.
Итак, «первый фунт», говорит проповедник, — это «наша собственная персона», которую Господь сотворил по своему образу и подобию и облагородил, даровав ей свободу воли. «Мы должны ответить за нее перед Богом и по своей воле привязаться к добру». Разумеется, термины lip и persone имели иные значения, нежели то, какое мы ныне вкладываем в понятие «личность». Но у нас нет другого понятия, и, говоря о личности в проповеди XIII в., мы не должны лишь упускать из виду, что перед нами — средневековая личность. Она не обладает той степенью автономности и суверенности, которые сделаются ее основными характеристиками столетия спустя. Это — персона, сотворенная Богом и долженствующая к Нему возвратиться. Дальнейшее истолкование Бертольдом притчи о «талантах» немедленно проливает свет на понимание им категории личности.
Второй «фунт», второй «талант» — «это твое призвание (должность, служба, arnt), к которому тебя предназначил Бог. Каждому человеку Он даровал службу», ибо никто не должен оставаться праздным. Общество состоит из лиц, каждое из коих выполняет отведенную ему социальную функцию. В своеобразной форме Бертольд развивает учение о функциональном разделении труда и обязанностей, не подчиняя картины многоразличных «должностей» или «призваний» жесткой тройственной схеме. Каждая из должностей, низкая она или высокая, важна и необходима для существования целого. Трехфункциональная схема предполагала обезличенные и массовидные ordines, Бертольд же имеет в виду индивидов, выполняющих те или иные службы. Исходный пункт его рассуждений — индивид, личность, а не сословие, разряд. Как уже отмечено, выступая перед толпами верующих, проповедник постоянно обращается к отдельным лицам, стараясь завязать с ними прямой диалог; его адресат — индивид, о душе которого он печется. Характер, обращений Бертольда к аудитории в данном случае (да и во многих других) выражается, в частности, и в том, что он включает в беседу личный момент.
И у меня есть должность, замечает Бертольд; «проповедь — мое служение». Должности распределены мудро, не так, как мы хотим, но по воле Господа. Многие желали бы сделаться судьями, между тем как вынуждены быть сапожниками. Кто-то предпочел бы быть рыцарем, а принужден оставаться крестьянином. «Кто же будет пахать для нас землю, коль все вы сделались бы господами? Или: кто станет тачать сапоги, если бы ты стал тем, кем захотел? Ты должен быть тем, кем хочет видеть
Далее в проповеди «О пяти фунтах» идет речь о новых, и незаконных, поборах и пошлинах; Бертольд призывает не взимать их, под угрозой гибели души тех, кто их установил. Судьи должны справедливо отправлять свою должность, одинаково, по праву судить бедных и богатых, своих и чужих, соотечественников и родственников, не взыскивая ничего сверх законного штрафа. Вслед за предостережениями против взяток и иных поборов следует совет: те, кто не судят справедливо, пусть лучше откажутся от своих должностей, ибо, по слову бога, «лучше тебе с одним глазом войти в царство небесное, нежели с обоими глазами в ад», что означает: предпочтительнее спасти свою душу, занимая невысокий пост, чем погубить ее на высокой должности. Это же касается всех корыстолюбцев, именуемых Бертольдом «алчными» (gitige), — их он неустанно поносит.
Но существуют занятия, которые «должностью», то есть богом установленным призванием, не являются, — это ростовщичество, перекупка, обман и воровство. Между тем мошенничество ныне распространилось повсюду, сетует проповедник: воду выдают за вино, воздух продают вместо хлеба, используют фальшивые весы, подделывают пиво и воск, портят меры. «Горе тебе, изготовитель плащей, неправедно отправляющий свою должность!» Подобно горожанам, обманщиками сделалась и часть крестьян. Они прибегают к обману при продаже сена, дров. «Мельник, ты мошенничаешь!» Поденщики стараются, пока за ними приглядывает хозяин, но стоит ему отвернуться, как они уже бездельничают. «Сапожник, ты жулик! А ты, трактирщик, вливаешь воду в вино?! Или дурное вино смешиваешь с хорошим?! А вы, господа! Будьте милосердны, дабы и Бог был с вами милосерден». Портной крадет на глазах заказчика. Один обманывает другого, а тот отвечает ему обманом же. И вот многие тысячи брошены Господом в ад, ибо не возвратили Ему дарованного им таланта.
Бертольд рисует широкую панораму лжи, обмана, мошенничеств, вымогательств, недобросовестного отношения к труду и к исполняемой должности. Наряду с общей установкой, характерной для всякого моралиста, — видеть в жизни преимущественно изнанку и бичевать пороки — здесь можно в какой-то мере предположить и выражение обстановки, усугубившейся в период «междуцарствия» в Империи, когда произвол и беззаконие действительно получили широкий размах.
Итак, если первый дар бога человеку — это его персона, личность, обладающая свободой воли, то второй дар есть не что иное, — как социальная функция индивида, его сословное и профессиональное призвание. Человек не выбирает служения по собственной воле и не должен помышлять о перемене профессии или о переходе из своего социального разряда в другой, ибо в каждой «должности» он обязан выполнять предназначение бога. Личность, в понимании Бертольда Регенсбургского, представляет собой социально определенную личность. Качества личности теснейшим образом координированы с ее принадлежностью к классу, юридическому сословию, общественной группе. Нет «абстрактного человека» как такового, члена «гражданского общества», но существуют многоразличные социальные типы — господа, государи, рыцари, крестьяне, ремесленники, купцы. Структура личности купца не совсем такова, как структура личности рыцаря, структура личности монаха иная, нежели структура личности крестьянина. Нужно признать: мысль Бертольда неплохо выражает специфику самосознания средневекового человека, жившего в сословно-корпоративном иерархическом обществе, так же как и объективное положение дел.
Понятиями «должность», «призвание», «служение» охватываются самые различные общественные функции — от управленческих, церковных и политических (судьи, мирские правители, прелаты, священники) до чисто трудовых и профессиональных (Бертольд упоминает землепашцев, портных, сапожников, мельников, торговцев, поденщиков). Категория amt предполагает, следовательно, и труд. Но труд — подчеркнем это — не выделен из более обширного разряда «служения», ибо в системе анализа, предпринятого Бертольдом в проповеди «О пяти фунтах», наиболее существенной является не производственная деятельность, а служение целому — обществу, включенность в систему многоразличных функций, которые выступают одновременно и в качестве социальных и в качестве этических и религиозных. Человек трудится для удовлетворения собственных потребностей, как и потребностей других людей, но осуществляется его труд пред лицом высшего Творца, и именно в этом состоит его конечное обоснование.