Срочно нужен папа
Шрифт:
— Ах, мне не до того. Я плохо себя чувствую. Прошу тебя — уходи!
Джек чувствовал себя совершенно лишним при этой сцене и от смущения сжимал рукоятку швабры с такой силой, что вполне мог оставить отпечатки пальцев на истлевшей древесине. Кэрмоди просверлил глазами сначала Джека, затем Хеллер.
— В чем дело, милочка? Снова одолевает утренняя тошнота? — Он обратил к Джеку ядовитый взгляд: — Мой тебе совет, парень, будь поосторожнее. Эта женщина — будь здоров как плодовита. Чуешь?
Ярость мигом накатила на Джека, оглушила и ослепила его, хитренькая физиономия Кэрмоди привиделась ему расплывшейся в красной
— Гол! — вскричал Коди с широко раскрытыми глазами.
Освободив себе руки, Джек сделал шаг вперед, но наткнулся на Хеллер, упершую ладони в его грудь.
— О Джек! Не надо, Джек! Это ничего не изменит! А он будет только рад — его хлебом не корми, дай поскандалить. Прошу вас, Джек!
Охвативший его молниеносно гнев так же быстро отступил. А ведь он был на волосок от того, чтобы голыми руками отмолотить Кэрмоди в его собственном доме, на глазах его собственных детей и их вконец измученной матери. Слава Богу, у него хватило ума этого не делать!
— Извиняюсь, — пробормотал он.
— Извиняться вам не за что, — быстро откликнулась Хеллер. — Вашей вины здесь никакой. Но лучше вам сейчас уйти, Джек. Сделайте это для меня.
Джек кивнул, думая, что вина его в том, что он сюда явился.
— Вы одна справитесь?
— Да, все будет в порядке, — улыбнулась она.
Он снова кивнул и направился к двери, а Хеллер буквально оттолкнула Кэрмоди, стоявшего на его пути. Джек стремительно миновал его и открыл дверь.
— Мистер Тайлер!
Джек, задержавшись на пороге, бросил взгляд через плечо. Коди, стоя на коленях в углу дивана и держась худенькими ручками за его боковину, сильно перегнулся вперед.
— Спасибо, мистер Тайлер! — хрипло сказал он.
Джек коротко кивнул и вышел, недоумевая, за что же его благодарит Коди. Не иначе как за то, что комната не оказалась залитой кровью его отца.
Джек прогрохотал по ступеням и, нащупывая в кармане ключи от машины, решительно направился к ней. Его сопровождал доносившийся из дома шум: брань объяснявшихся между собой Кэрмоди и Хеллер, рев Дейви из спальни и громкое хныканье Панк. «Ад!» — с горечью думал Джек. На сей раз он увидел вещи в их истинном свете и понял наконец, что им движет. Он уселся в машину и погнал ее, стараясь не думать о том, какую кашу он заварил на горе бедняжке Хеллер.
«Ах, Хеллер, Хеллер, — думал он, — что же я натворил? Бывший муж устроил вам из-за меня скандал. Ваша дочь меня ненавидит. Сына я напугал до полусмерти».
«Впрочем, Коди, — подумал Джек, — радуется моим приходам. А Хеллер?» И он впервые признался себе, что желает одного — чтобы и она радовалась. Он очень этого хочет.
Хеллер села у обеденного стола и мрачно уставилась на горы немытой посуды. Видит Бог, вот теперь-то все кончено. Панк, изгнанная за грубость из гостиной, продолжала хныкать в спальне. После ухода соперника Кэрмоди не возражал против ее наказания, и Хеллер надеялась, что дочка это заметила. Ему было не до Панк — он весь отдался наслаждению поносить Джека, словно имел право судить кого-либо из ее друзей. Но может ли она после всего случившегося считать Джека своим
Хеллер с удивлением почувствовала, как глаза ее наполняются слезами, но она удержала их, не дав упасть ни слезинке. Голова гудит, душу точит тоска, но она не поддастся отчаянию. В конце концов, кто ей этот Джек Тайлер? Ведь нельзя потерять то, чего не имеешь. И все же…
Она провела кончиком пальца по краю кофейной чашки. Как он был к ней внимателен! Напоил кофе, заставил принять аспирин, массажем снял головную боль. А как он разнял подравшихся Коди и Панк! Тон его не допускал возражений — сразу видно: директор. А до чего же комичное было у него выражение лица, когда Дейви вытащил булку из-под дивана и потянул себе в рот. Обхохочешься! Так гаркнул на мальчугана, что тот со страху напустил в штаны. Детей-то он, ясное дело, любит, но не умеет обращаться с малышами. Жаль, что у него нет собственных детей. Можно сделать такой вывод, судя по его поведению. Будь у него свой ребенок, он затмил бы для него весь белый свет. Джек бы ей уже все уши прожужжал о сыне или о дочке.
Хеллер вздохнула и встала из-за стола. Собрала грязную посуду, поставила в раковину и пустила воду. Хеллер заткнула пробкой сливное отверстие, влила мыльный раствор и, глядя на него, задумалась. Надо же было Кэрмоди явиться именно в тот момент, когда в доме был Джек. И не просто явиться, а еще распустить свой грязный язык. Но она поставила его на место. Она сказала, что, если он еще раз посмеет вот так ввалиться в их дом, даже не произнеся самого простого слова «можно?», она обратится в суд, не пожалев на расходы даже свою машину, и потребует, чтобы ему запретили общаться с детьми, и он испугался этой угрозы, что сразу было видно по его лицу. Но ведь, произнося эти слова, она про себя подумала, что и Джек поступает точно так же, а ей это нисколько не мешает. Это казалось даже естественным, как если бы он жил в этом доме. При мысли, что Джек Тайлер может жить в таком старом, грязном доме, она чуть не рассмеялась.
Хеллер отключила воду, взяла в руку губку, и тут вдруг нежданно-негаданно на нее нахлынули воспоминания. Она закрыла глаза и прислонилась к раковине. Она увидела себя сидящей у Джека на коленях, почувствовала его губы на своих губах, вновь ощутила его настойчивый язык, ласкавший ее рот, силу его большого тела, тепло руки на своей груди. Джек Тайлер разбудил в ней желание, о котором она и думать забыла за три года добровольного воздержания. Она отогнала от себя грешные мысли, выпрямилась и постаралась сосредоточиться на мытье посуды.
— Мама! — вывел ее из состояния задумчивости детский голосок.
Рядом стоял Коди. По выражению его рожицы было видно, что он тоже думает о Джеке Тайлере, как и она. Хеллер овладела собой и с особым усердием принялась отскребать стакан.
— Что, сынок?
— Почему папа так вел себя? Что, ему мистер Тайлер не нравится?
Хеллер могла бы многое сказать по этому поводу, но ограничилась тем, что покачала головой.
— Не знаю, Коди. Я не очень понимаю твоего отца.
— Мистер Тайлер, могу держать пари, не стал бы вожжаться с другими женщинами, — тихо произнес Коди, прислоняясь плечом к раковине.