Срочно требуются седые человеческие волосы

Нагибин Юрий Маркович

– Это соблазнительно. Но от пива толстеют.

– А в зоопарк?
– упавшим голосом предложил Гущин.

– Я уже вышла из этого возраста.

– Ну, а куда ты хочешь пойти?
– почти с отчаянием спросил Гущин.
– В кино, в ресторан?..

– Не старайся, папа, все равно ничего не выйдет.

– Как странно: все говорят, ты похожа на меня. Но ты вылитая мама.

– Я не большая мамина поклонница, - холодно сказала Женя.
– Но кое в чем мамин опыт заслуживает внимания.

– Мама прожила нелегкую жизнь...

– Только не вспоминай войну, карточки и заслуги фронта перед тылом.

Все это в зубах навязло. Я имела в виду другие мамины достоинства.

– Какие же?

– Умение быть самой собой, ни с кем и ни с чем не считаться.

– Я лично не вижу в этом...
– начал Гущин. Женя зажала уши.

– Только не ссылайся на свой пример! Это, извини меня, просто смешно. Ты, конечно, хороший специалист, все это знают. Но каждый человек, если он не круглый идиот, обязан понимать в своем деле. Ты не думай, что я тебя не люблю, папа, просто детские представления о Великом отце миновали. Я все увидела таким, как есть. И это меня не устраивает, вернее, устраивает на условиях полной свободы. И не будет ни зоопарка, ни планетария, ни водной станции, ни киношки - не рассчитывай на уютный домашний заговор обиженного отца с любящей дочерью против грешной матери...

– Сергей Иваныч, а хотите, я покажу вам свой Ленинград?

– А это удобно?

Наташа засмеялась.

– Я была уверена, что вы скажете что-нибудь в этом духе. Конечно, удобно.

– А где он, ваш Ленинград?

– Совсем рядом - на Профсоюзном бульваре. Они пошли туда пешком.

Возле бульвара им попался навстречу маленький ослик под громадным, нарядным, обитым красным плюшем седлом. На таких осликах катают детей в парках.

– Какая крошка!
– удивился Гущин.

– Спасибо скворцу за то, что он такой большой, а ослику за то, что он такой маленький, - нежно сказала Наташа.

– О чем вы?
– не понял и отчего-то смутился Гущин.

– Спасибо жизни за все ее чудеса, - так же нежно и странно ответила Наташа

Они подошли к дому Наташиных друзей, миновали двор, толкнули обитую войлоком дверь и сразу оказались в мастерской художника

Чуть не половину обширного помещения занимал гравировальный станок и большая бочка с гипсом. Помимо двух мольбертов здесь находилась приземистая, широченная тахта, десяток табуретов и торжественное вольтеровское кресло. С потолка свешивались изделия из проволоки, напоминающие птичьи клетки, - модели атомных структур, вдоль стен тянулись стеллажи с гипсовыми скульптурами каких-то диковинных фруктов. Картины, рисунки и гравюры свидетельствовали, что мечущаяся душа хозяина мастерской исповедовала множество вер. Суздальские иконописцы, итальянские примитивы, французские импрессионисты, испанские сюрреалисты, отечественные передвижники поочередно, а может, зараз брали его в плен. Но во всех ипостасях он оставался размашисто, крупно талантлив. Да и сам художник был хорош: громадный, плечистый, с кудрявыми русыми волосами, он являл собой в редкой чистоте тип русского былинного богатыря Микулы Селяниновича

– Познакомьтесь, - сказала. Наташа, - мой старый друг - художник Петя Басалаев, мой новый друг - инженер Сергей Иванович Гущин.

Художник тряхнул русыми волосами и размашисто пожал Гущину руку.

– Наташкины друзья - наши друзья.

– Наташа слишком щедра ко мне...
– церемонно начал Гущин.

–

Мы познакомились только сегодня, на улице, - просто сказала Наташа Но это ничего не значит.

– Конечно!
– ничуть не удивился художник.
– А ну, дайте вашу руку, обратился он к Гущину.

Тот удивленно протянул ему свою руку.

– Хорошая рука, я сделаю с нее слепок.

– Зачем?

– Для коллекции, - художник мотнул головой на камни.
– Там конусом, расширяющимся книзу, свешивалась гроздь гипсовых слепков человеческих рук.

Гущин подошел к камину, чтобы получше рассмотреть эту необычную коллекцию.

– Наташа, дай пояснения, а я покамест гипс разведу, - распорядился художник.

– Вы видите тут руки всевозможных знаменитостей, - тоном завзятого гида начала Наташа - Скульпторов, художников, поэтов, пианистов, скрипачей, ученых изобретателей, мастеровых. Громадные, как лопаты, - это руки скульпторов, пианистов. Большие, но узкие, с тонкими длинными пальцами скрипачей, актеров, людей, владеющих ремеслом. Слабые, недоразвитые поэтов...

– Но при чем тут я?
– взмолился Гущин.
– Я же никто!

– Чепуха!
– оторвавшись от своего занятия, крикнул художник.
– У вас хорошая, талантливая рука

Гущин еще раз посмотрел на гипсовую гроздь и обнаружил среди бесчисленных рук трогательный слепок маленькой узкой ступни с тугим натяжением сухих связок на подъеме.

– А чья это нога?

– Великой Улановой!
– значительным голосом произнес художник. Садитесь!
– указал он Гущину на табурет.

– Я пойду к ребятам, - сказала Наташа

– Гелла тоже дома, - сообщил художник.
– Не пошла на работу. Вели ей соорудить "обед силен", как писал князь Георги своему соседу.

Наташа вышла в другую комнату, откуда послышались радостные возгласы и ликующие дикарские вопли.

Гущин с закатанным рукавом сидел перед художником, а тот нежными, ловкими движениями громадных лап накладывал гипс на его кисть.

– Готово! Теперь надо малость подсохнуть. Сидите спокойно, а я на жалейке поиграю.

Он снял с полки тонкую дудочку, взгромоздился на бочку с гипсом, и полились нежные звуки свирели.

Гущин понял, что тут нет никакого ломания. Так вот жил этот художник писал, ваял, рисовал, лепил, а в минуты отдохновения играл на свирели, чтобы полнее отключаться от забот.

Пришло время разгипсовывать Гущина Художник отложил свирель и проделал необходимую работу с присущей ему ловкостью. А тут Наташа и Гелла, худенькая женщина с тающим лицом, внесли круглую столешницу, уставленную бутылками, бокалами, тарелками с бутербродами. Столешницу поставили на два табурета.

– Моя жена Гелла!
– объявил художник.
– Гелла, это Наташин друг Серега Гущин. Человек с прекрасной рукой.

К вящему удивлению Гущина жена художника обняла его и поцеловала в щеку.

Вбежали два светловолосых мальчика лет шести и сразу повисли на Наташе.

– Мои бандиты, - представил их художник.
– Петя и Миша - близнецы. Похожи друг на друга как две капли воды...

– Особенно Миша!
– в голос подхватили близнецы знакомую шутку.

Художник с поразительной быстротой наполнил бокалы, не пролив при этом ни капли.

– За искусство!
– произнес он торжественно. Все послушно выпили.