Сшитое лицо

Птицын Андрей

– Не волнуйся, друг! Тайга большая, неужели не найдётся клочка земли для тебя и твоих людей? Не беспокойся. Я сам с вами поеду и покажу это место, – успокоил его Эчинэй, смотря осоловевшими глазами.

– Ты нас очень выручишь, Эчинэй! Я не забуду этого.

– Красивая дочка у тебя, Октай, – заметил Эчинэй. – Наверное, нет отбоя от женихов?

– Были женихи, – не зная, как продолжить разговор, неуверенно сказал Эчинэй, покосившись на сразу погрустневшую Айыну. – Да остались у Великой реки…

– Э-э… Не беспокойся, на такую красавицу и здесь отбоя не будет! Здесь тоже бывают хосууны-удальцы! И у обосновавшихся здесь пришлых якутов женихи найдутся! Опьянев от кумыса,

старики ещё долго беседовали, вспоминая свою молодость и былую жизнь. Утром болеющий с похмелья Эчинэй попросил Октая повременить с отъездом, проспал до полудня, а затем, пообедав, они отправились в путь. Через два дня к вечеру они достигли намеченного места и перед уставшими путниками открылась чудная долина: в лучах заходящего солнца она светилась красным, колыхавшимся под ветром лугом. Не скрывая восхищения, Октай, Айына, Лючю и остальные домочадцы смотрели на это красивое зрелище… Им оставалось только провести обряд ойдуо, чтобы окончательно убедиться в том, что земля свободна.

– Ойдуо! Ойдуо! Люди, мы пришли! Если вы есть, отзовитесь! Если вас нет, значит, это наша земля! Ойдуо! Ойдуо! Ойдуо! – Октай на правах старшего кричал, сложив руки рупором и поворачиваясь во все стороны. Лючю, размахивая в руках длинной сухой веткой, с силой бил ею по другому сухому дереву, отчего по округе разносились гулкие удары.

Стояла тихая безветренная погода, солнце скрылось за верхушками деревьев, и переселенцы, не шевелясь, до звона в ушах слушали наступившую тишину. Никто не показался и не вышел из леса, никто не предъявил свои права на эту землю. Октай и его спутники весело переглянулись друг с другом и крепко обнялись – теперь это была их земля. Эчинэй, отпраздновав это событие с новыми хозяевами земли, на следующий день, все так же болея от похмелья, отбыл к себе, обещая проведать их поздней осенью. Октай долго не отпускал его, выражая свою благодарность.

Все последующие недели переселенцы были заняты постройкой жилья, изгороди для домашнего скота и сенокосом. Дни пролетали быстро, а в конце месяца сенокоса неожиданно приехал Хонгу: он подарил Октаю выделанные оленьи и лосиные шкуры, Айыне же – красивое ожерелье из кости водяного быка. Так он приезжал потом несколько раз, одаривая Октая и домочадцев различными подарками. Каждый раз Хонгу и Айына переглядывались друг с другом и изредка перекидывались словом. Айына каждый раз отмечала, как пристально и внимательно смотрит на нее Хонгу. Октай очень подружился с ним и заметил заинтересованность, возникшую между молодыми людьми. Работы было много, он и его люди до позднего вечера были заняты подготовкой к зиме, и у него не находилось свободного времени пообщаться с дочерью. Но он не раз замечал по лицу Айыны, что ей все так же тягостно и скучно одной, без сверстников.

– Тебе нравится Хонгу? – однажды зимним вечером, сидя за ужином и немного перебрав с забродившим кумысом, спросил Октай Айыну. – Я вижу, он приезжает только ради тебя.

– Какой ты внимательный, отец, – Айына смущенно улыбнулась. Она и сама замечала это, ей было приятно внимание молодого охотника. В то же время она замечала за ним какую-то скрытность и насторожённость, тщательно скрываемую за показной беззаботностью и легкомысленностью. Иногда она видела, как в нем проскальзывала жесткость и непримиримость, которая пугала её, но затем сменялась добродушием и наивностью. В силу молодости и незнания повадок людей Айына объясняла себе это особенностями характера живущих здесь племён, ну и тем, что Хонгу не умел общаться с противоположным полом. Ей нравилась в нем скрытая сила, ловкость и уверенность, присущая скорее зрелым мужам, не свойственная молодому возрасту.

Зима

прошла, а за ней и весна. За это время никто не потревожил Октая и его людей. В конце лета, в один из вечеров Октай заговорил с Айыной:

– Хонгу приглашает тебя погостить в своем стойбище, я вижу, тебе скучно здесь без молодежи. Он сказал, что его люди перекочевали на летнюю стоянку поблизости, недалеко. Что скажешь, дочка? Язык их ты знаешь, мама научила тебя. Хонгу мне нравится. Познакомишься с новыми людьми, а, может быть, и с новыми родственниками? – хитро прищурившись, спросил он. Айына смущенно промолчала, но все последующие дни думала об этом предложении.

8. Бэркэ

Бэркэ, пролежав в беспамятстве несколько дней, очнулся в незнакомом ему тордохе и в первые секунды не мог вспомнить, кто он, и как очутился здесь, в этом незнакомом ему жилище. Но вскоре память вернулась и воспоминания захлестнули его, как холодная вода спящего человека. Сердце заколотилось, он отчетливо вспомнил всё, что приключилось с ним, судьбу своих друзей… Он попытался вскочить, но боль в израненном теле заставила его застонать и, скорчившись, упасть обратно на оленью шкуру. В жилище вошел худой старик – он был незнаком Бэркэ и поначалу испугал своим появлением. Правда, вскоре стало ясно, что он не опасен, а наоборот, успокаивает его и пытается уложить обратно в постель. Из-за резкого движения рана в боку, умело зашитая стариком, закровоточила, а после Бэркэ обнаружил, что и лицо его частично обмотано тряпками и сильно саднит. Он вспомнил последние мгновения жизни Бузагу, плачущего Толбочоона и кожаные маски нападавших. Его затрясло, как в лихорадке, и он снова с криком попытался вскочить, оттолкнув старика.

– Пусти! Я убью их! Я найду их, отпусти меня, старик! Нет! Нет!

– Успокойся! Ты не в себе! Ложись! – старик попытался снова уложить его в постель.

– Нет! Отпусти! Пожалуйста, отпусти!

– Успокойся парень, ты слишком слаб! Успокойся! О духи, вразумите его!

– Нет! Все равно! Я найду их и убью! Отпусти меня, старик!

Бэркэ, вскочив на ноги и оттолкнув его, качаясь от слабости, направился к выходу, но сознание его помутилось, и, потеряв равновесие, он упал. Пол тордоха качался перед его глазами, но он, рыча от накатившей боли и от осознания своей слабости, упорно лез к выходу на четвереньках. Старик, подскочив, рывком поднял его и развернул к себе, строго посмотрел ему в глаза и гневно сказал:

– Хочешь отомстить?! Ладно! Давай! Возьми оружие! – старик, выхватив откуда-то топорик, протянул его Бэркэ. – Держи! Ну!

Бэркэ неловко схватил протянутое ему оружие, шумно дыша и глядя на старика полными отчаяния глазами. Он почувствовал, что с лица сползла повязка, и сдернул её, обнажив страшный шов. Его качнуло в сторону, но он удержался на ногах.

– Держи оружие крепко! – выкрикнул старик, и Бэркэ вытянул перед собой топорик в дрожащей руке. Схватив с пола полено, старик с силой ударил им по топорику в руке Бэркэ. Раздался глухой удар: топорик отлетел в сторону, а Бэркэ, не удержав равновесие, неловко упал на пол, больно ударившись спиной.

– Ну? Даже меня не можешь одолеть! – громко сказал старик, осуждающе глядя на поверженного парня. Бэркэ, стиснув зубы и зажмурившись, несколько секунд лежал, пытаясь отдышаться, затем попробовал резко перевернуться и вскочить, но тут же упал на колени, елозя лбом по полу, застонал от боли и замер. Его стон захлебнулся и перешёл в какой-то клёкот, плечи мелко затряслись, как будто он сейчас засмеётся, а всхлипы перешли в тихое рыдание. Он обхватил своё изуродованное лицо обеими ладонями и, дрожа, лежал перед стоящим над ним стариком.