СССР при Брежневе. Правда великой эпохи

Чураков Дмитрий Олегович

Обвинения в злоупотреблении властью в целях обогащения прозвучали против министра внутренних дел Н.А. Щелокова. Его главная вина состояла в том, что, являясь министром МВД на протяжении многих лет и пользуясь безусловной поддержкой Брежнева, он не только укрепил свое собственное ведомство настолько, что милиция могла обходиться без назойливой «поддержки» со стороны чекистов, но позволял себя вмешиваться в вопросы, которые находились в компетенции подвластного Андропову КГБ. Он, в частности, выступал резко против высылки из страны писателя А. Солженицына, за что, как известно, ратовал Андропов. Мстительный Андропов не мог просить подобных прегрешений, и 16 декабря 1982 года бывший товарищ Брежнева оказался в отставке. Над ним висела угроза ареста. Щелоков был не только изгнан из органов, но и прошел своеобразную процедуру «гражданской казни» по-советски – его лишили наград и двух государственных дач, обладание которыми в те годы было важной приметой принадлежности к кругу

избранных. Взамен прежних Щелокову выделили дачу в Серебряном Бору, много скромнее прежних. Там и произошло трагическое событие, которое до сих пор оставляет много нерешенных вопросов – так называемое «самоубийство» супруги бывшего министра Светланы Владимировны. В своей монографии об Андропове Семанов приводит важное свидетельство о произошедшем. Это показания сестры-хозяйки Щелокова, данное ею следователям. Вот что она тогда рассказала:

«С семьей Щелокова Н.А. я знакома с 1971 года, с этого времени выполняю в их доме работы по хозяйству, готовлю им еду… Отношения у Николая Анисимовича с женой были исключительно хорошими, доброжелательными…

19 февраля, в субботу, я, как обычно, приехала к ним на дачу в половине девятого утра, чтобы приготовить завтрак. Покормила их в одиннадцать часов, оба поели с аппетитом, оделись и пошли на прогулку. Ничего необычного в поведении и разговорах Щелоковых я не заметила, разве что Светлана Владимировна была очень грустной. Однако таким ее состояние наблюдалось все последнее время – переезд с министерской дачи на другую, прекращение встреч и связей с постоянным кругом друзей и знакомых она переживала болезненно…

Вернулись они с прогулки примерно в половине первого, разделись и прошли в столовую, где о чем-то говорили между собой. Я с Тамарой (сестрой-хозяйкой госдачи. – С.С.) сразу ушли на кухню готовить им чай и закрыли за собой дверь. Этим мы занимались минут пятнадцать и вдруг услышали крик Николая Анисимовича. Мы выбежали в коридор и увидели его, спускавшегося по лестнице со второго этажа. Он был взволнован, растерян и кричал: “Моя девочка застрелилась!” Мы бегом поднялись на второй этаж и увидели, что Светлана Владимировна лежит в луже крови на полу в спальне. При нас она два-три раза судорожно вздохнула и затихла. Николай Анисимович наклонялся к ней, щупал пульс, обнимал ее. Он испачкал руки кровью и когда поднимался, то опирался на кровать. Следы крови на пододеяльнике оставлены им. Хорошо помню, что на диване лежал пистолет. В ногах у Светланы была ее сумочка…

Николай Анисимович выдвигал ящики тумбочек и туалетного столика и горестно восклицал: “Как же она ушла из жизни и ничего не оставила?”»¹¹⁸

Как справедливо замечает Семанов, Андропов решил сделать из Щелокова «показательную фигуру» в его так называемой «борьбе с коррупцией». Ему было предъявлено множество обвинений. В большинстве своем Щелокову вменялись в вину такие «грехи», которые к тому моменту времени стали обычным явлением в его среде: протекция знакомым, кумовство и т. п. Некоторые обвинения просто поражают своей мелочностью. Так, следствие инкриминировало Щелокову и его родственникам, что перед праздниками по их домашним адресам офицерами милиции доставлялись розы и гвоздики (по двадцать пять цветов в каждом букете). Сам Щелоков, его сын и дочь, а также невестка не стали оспаривать сам факт безвозмездного получения цветов, но категорически отвергли вымыслы об их фантастическом количестве. Еще Щелокова обвиняли в том, что он будто бы разрешил снять за казенный счет кинофильм о самом себе к своему 70-летнему юбилею, стоимость которого оценили в 50 тыс. рублей. 14 июня 1983 года Щелокова вывели из состава ЦК КПСС. Ситуация для Щелокова не улучшилась даже после смерти его основного обидчика. Расставленные Андроповым силки оказались столь прочными, что даже прежние друзья Щелокова отворачивались от него, среди них – и находившийся раньше с Щелоковым в одной команде Черненко, который, видимо, опасался сохранением связей с Щелоковым запятнать себя и лишиться поддержки влиятельного КГБ. Не выдержав травли и личных утрат, со дня на день ожидая ареста, 13 декабря 1984 года опальный министр свел счеты с жизнью. Вот какие подробности случившегося, добытые из оперативных документов, приводит Семанов:

«Когда сотрудники ГВП прибыли для осмотра места происшествия, вся семья Щелоковых была в сборе, а мертвый Николай Анисимович лежал лицом вниз в холле – выстрелом в упор он снес себе полголовы. На нем был парадно-выходной мундир генерала армии с медалью “Серп и Молот” (муляж), 11 советскими орденами, 10 медалями, 16 иностранными наградами и знаком депутата Верховного Совета СССР, под мундиром – сорочка из трикотажного полотна с расстегнутым воротом, галстук отсутствовал, а на ногах были домашние шлепанцы. Под телом Щелокова находилось двуствольное бескурковое ружье 12 калибра с горизонтальным расположением стволов и заводским клеймом на ствольной планке “Гастин-Раннет” (Париж).

В столовой на журнальном столике были обнаружены две папки с документами, две грамоты Президиума Верховного Совета СССР и медаль “Серп и Молот” № 19395

в коробочке красного цвета, на обеденном столе – портмоне, в котором были 420 рублей и записка зятю с просьбой заплатить за газ и свет на даче и рассчитаться с прислугой, а сын Щелокова предъявил два предсмертных письма отца – первое было адресовано детям, а второе – К.У. Черненко. В этом письме Щелоков прощался с членами Политбюро, заверял их, что не нарушал законности, не изменял линии партии, ничего у государства не брал, и молил только об одном – чтобы его ни в чем не виноватых детей избавили от терзаний. Заканчивалось письмо такими словами:

“Прошу Вас, не допускайте разгула обывательской клеветы обо мне, этим невольно будут поносить авторитет руководителей всех рангов, а это в свое время испытали все до прихода незабвенного Леонида Ильича. Спасибо за все доброе. Прошу меня извинить. С уважением и любовью – Н. Щелоков”. И дата – 10 декабря 1984 года»¹¹⁹.

Идет речь ли действительно о самоубийстве Щелокова, или перед нами – его искусная инсценировка в стиле НКВД 1930-х годов, факт остается фактом – судьба четы Щелоковых в чем-то предвосхитила судьбу другого министра МВД – Б.К. Пуго и его супруги, также «покончивших» жизнь самоубийством при не менее странных обстоятельствах – после провала попытки спасти страну в августе 1991 года…

Среди прочих обвиненных в коррупции и разложении можно назвать, к примеру, ставленника Брежнева секретаря Краснодарской областной парторганизации С.Ф. Медунова. К нему Андропов подкапывался еще при жизни Брежнева, но тогда Медунова не выдали ему на расправу. Придя к власти, Андропов продолжил начатое дело. На Пленуме ЦК КПСС 14 июня 1983 года Медунов вместе со Щелоковым был выведен из состава Центрального комитета. Борьба за чистоту рядов пришла и в Москву. Был арестован и отдан под суд один из близких к Гришину московских чиновников – Н.П. Трегубов, который еще с 1970 года являлся начальником Главного управления торговли Моссовета. Он был обвинен в коррупции и расстрелян. Арестовали и отдали под суд директора Елисеевского магазина (Гастронома № 1) Ю. Соколова и некоторых его сотрудников. Уже тогда во всей красе проявились контуры будущего полицейского (точнее – чекистского) государства: по свидетельству информированных источников, в частности замминистра внешней торговли В. Сушкова, следствие велось с грубейшими нарушениями норм законности. Слова Сушкова позже подтвердились – в 1995 году дело Соколова было частично пересмотрено. Как всегда, «реабилитация» пришла посмертно: в ноябре 1983 года Соколова, несмотря на данное ему обещание ограничиться мягким приговором в случае его сотрудничества со следствием, приговорили к «высшей мере» и расстреляли. Директор Гастронома № 2, расположенного на Смоленской площади, Сергей Нониев, застрелился сам или его убрали без лишнего шума. Под следствием оказались директор гастронома при ГУМе Б.С. Тверитинов, директор фирмы «Океан», директор автомобильного магазина «Южный порт» и многие другие. В 1983 году количество задержанных работников московской торговой сети исчислялось уже десятками, многие из которых также были приговорены.

Аресты начались в Краснодарском крае, в Ростовской области, Одессе и других регионах. Основным объектом наглядной демонстрации силы новой кремлевской камарильи был избран Узбекистан. Республику возглавлял близкий друг Брежнева Шараф Рашидов. Стремясь ослабить позиции всесильного восточного бая, в Узбекистане развернули массовые репрессии против партийных и государственных деятелей республики, обвиненных в коррупции. Крупномасштабная акция запугивания была спланирована подчинявшимся Москве узбекским КГБ, а ее осуществление было поручено небезызвестному следователю прокуратуры Тельману Гдляну, который очень скоро прославит свое имя на поприще непримиримой борьбы, но уже не с коррупцией, а с советским строем как таковым – ну что же, этот деятель прошел суровую андроповскую школу, накопил бесценный опыт клеветы и провокаций, который позже можно было использовать в интересах новых хозяев.

Даже «демократические» авторы, симпатизирующие Андропову, вынуждены признать, что Гдляном были воскрешены методы, напоминающие работу гестапо на оккупированных советских территориях в годы войны. Позже специальная комиссия, проверявшая деятельность Гдляна и его сподручных, подтвердила факты незаконных арестов, избиения арестованных, издевательства над ними (когда уже немолодых людей бросали в камеры к рецидивистам), обмана, шантажа. Наконец, гдляновская группа не брезговала прибегать к угрозам преследования родных: по сути, это было возрождение давно осужденного за аморальность института гражданских заложников. Разумеется, в подобной атмосфере такие формальности, как соблюдение законности, были отброшены. Вновь бралась на вооружение «царица доказательств», как называл сталинский прокурор Вышинский самообличительные признания обвиняемых. Рашидов прекрасно понимал, что «подкоп» ведется лично против него. В конце лета 1983 года Андропов через тогдашнего заведующего сектором среднеазиатских республик Г. Смирнова устроил с Рашидовым «жесткую беседу», через пару месяцев после которой, 31 октября 1983 года, узбекский лидер «скоропостижно скончался».