СССР при Брежневе. Правда великой эпохи
Шрифт:
Кадровая революция Андропова носила незавершенный характер. Совершенно очевидно, что времени у генсека с Лубянки оказалось слишком мало, чтобы довести ее до логического увенчания. Какова была бы конфигурация в высших органах власти, сумей Андропов расставить руководящие кадры наиболее целесообразным для себя образом? Ответа на этот вопрос нет, однако гораздо важнее ответить на другой вопрос: а для чего, для достижения каких, собственно говоря, целей, Андроповым затевалась вся эта кадровая чехарда? Ведь само по себе желание расставить «своих» вместо «чужаков» на ключевые позиции во власти вполне вписывается в политическую традицию не только нашей страны, но и всего мира, так что упорство того или иного правителя в этом вопросе не может в полной мере охарактеризовать ни его самого, ни проводимый им курс. Чтобы понять действительные намерения Андропова, необходимо посмотреть на предпринимавшиеся им практические шаги в политике, экономике, социальной сфере и т. д. Для примера остановимся на двух таких направлениях его практической деятельности. Первое направление упоминается практически всеми
Мероприятия, направленные на борьбу за дисциплину, большинство авторов уверенно относят к числу доказательств коммунистического консерватизма Юрия Владимировича. Логика проста: раз нет рыночных послаблений – значит, сталинизм, нарушителей призвали к ответу – значит, впереди замаячил новый 1937 год. Тема репрессий, ГУЛАГа, 1937 года в «уличном фольклоре» обыгрывалась, к примеру, следующим образом:
«Новый год. Страна празднует. По телевизору с традиционным новогодним поздравлением советскому народу 31 декабря 1982 года выступает новый генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов:
– Дорогие товарищи! Поздравляю вас с наступлением нового… 1937 года!»
Старт кампании был дан в конце 1982 года, а идеологическое ее обоснование было озвучено генсеком во время посещения им Московского станкостроительного завода им. Серго Орджоникидзе. Совершив привычную, можно сказать, ритуальную экскурсию по цехам предприятия, высокий гость выступил перед рабочими. Раскритиковав неэффективность советской экономики и ее пороки, Андропов назвал наиболее важную, на его взгляд, проблему – существование диспропорции между «ростом производства и ростом денежных доходов населения». По мнению руководителя «партии рабочего класса», суть этой диспропорции заключалась в том, что советские люди работают не очень хорошо, а получают все больше и больше. Отсюда – дефицит и прочие беды. Существующее положение, подчеркивал Андропов, невыгодно и самим труженикам. Денежные выплаты им вроде бы растут, а деньги потратить не на что – товаров и услуг, предлагаемых государством, на всех все равно не хватает. Каковы же вероятные выходы из такого положения? «Можно, – заявлял Андропов, – конечно, идти по пути повышения цен. Но нам такой путь как генеральный не годится». Отвергнув механизмы рыночного регулирования цен, руководитель страны предложил идти путем повышения эффективности производства: «Надо все, что мы делаем и производим, делать и производить по возможности с наименьшими издержками, с высоким качеством, быстро, добротно. Производить товаров нужно больше, чтобы на полках не было пусто», – поучал Андропов жадно слушавшую его аудиторию. Достичь этих результатов, по Андропову, было очень просто без всяких дополнительных капиталовложений. Достаточно было просто навести в стране дисциплину – трудовую, плановую, государственную. Чем не возврат к административным методам управления экономикой тридцатых годов XX века?
Рассуждая о пользе наведения порядка, генсек специально отмечал, что он имеет в виду всю «трудовую производственную цепочку» и все этажи пирамиды. Очень хорошо, к примеру, в комплекс мероприятий по наведению дисциплины в верхах вписывалась антикоррупционная кампания, что еще больше повышало ее легитимность в глазах населения. Андропов призывал помнить обо всех аспектах производственной дисциплины, включая сюда технологическую, снабженческую и пр. Обращаясь к стране, он особо выделял мысль о том, что борьба за дисциплину должна приобрести настоящий размах и глубину, что все усилия по наведению порядка «пойдут насмарку», если «скользнут по поверхности», разменяются на мелочи: «кто-то опоздал на пять минут, другой зачастил на перекуры» и прочее – нет, так не годится, нужно мыслить по-государственному!
Такова была заявленная программа. А что ждало легковерных на практике? На практике, как с готовностью укажет любой, кто видит в Андропове приверженца сталинской экономической модели, все свелось к этим самым мелочам, от увлечения которыми Андропов вроде бы предупреждал. Первое, что вспоминается о тех временах, – это резкое увеличение количества на улицах Москвы людей в милицейской форме. Большее количество людей стали на «добровольно-принудительных» принципах привлекать в отряды Добровольной народной дружины (ДНД). Раньше сотрудники милиции и дружинники ограничивались охраной спокойствия граждан, присутствие их в городе никак нельзя было считать навязчивым. Теперь же почти повсюду, куда падал взгляд, можно было увидеть блюстителей порядка, что само по себе мало содействовало спокойствию, тем более, что теперь милиция с утроенной энергией занялась не преступниками и хулиганами, а самими гражданами – это было сделать, конечно, проще и безопасней для собственного здоровья.
При прямом попустительстве высшего руководства страны в декабре 1982 года страну захлестнул вал прямого нарушения законности. Милиционеры и дружинники устраивали настоящие облавы и проверки документов на улицах, в метро, банях, парикмахерских, даже в таких учреждениях культуры, как кинотеатры. Повсюду искали прогульщиков и тунеядцев, всех тех, кто во время рабочего дня находится не на работе. Не были обделены вниманием и магазины. В Москве в первую очередь облавы устраивались в центральных ГУМе и ЦУМе, где чаще всего на прилавки выбрасывался дефицит и за ним выстраивались длинные очереди людей, желающих раздобыть что-нибудь для подарков своим родным. Граждан, у которых при себе не было объяснительных документов, частенько конвоировали в ближайшее отделение милиции «для установления личности». Эта широкомасштабная кампания поиска «не соблюдающих трудовую дисциплину» получила кодовое наименование «Трал». Рой Медведев сообщает о принимавшихся в те месяцы мерах следующее: «…унизительной проверке подвергались часто граждане, ничем не нарушившие трудовой дисциплины, например рабочие ночных и вечерних смен, те, у кого при себе не оказалось документов. Штрафовали женщин, не имевших возможности решить свои семейные проблемы из-за неудобного режима работы магазинов и ателье. Были усилены наказания за опоздания, прогулы и простои, хотя отнюдь не рабочие и служащие были виноваты в недостатке продуктов, товаров и неритмичной работе на многих стройках и предприятиях». Под горячую руку могли попасть не только взрослые, но также студенты и даже школьники. Хорошо помню, как мои старшие и младшие приятели живо делились воспоминаниями о пережитых ими рейдах милиции.
Однако, как нетрудно убедиться, в конце 1982 года охота за малолетними и другими прогульщиками ничего общего с периодом правления Сталина не имела. В те годы милиционер на улице был редкостью, почти экзотикой. Подтянутый, улыбающийся, предупредительный милиционер тридцатых годов не вселял в население никакого страха. Никто не рыскал по улицам, средь бела дня выхватывая из толпы подозрительных с требованиями объяснить, что они делают в рыбном или мясном отделе универмага, – в общем-то, и так понятно. При Сталине тоже боролись за трудовую дисциплину, но на клоунаду меры тех лет не походили и, в силу этого, давали реальный результат, чего не скажешь о предпринятом Андропове штурме на «бастионы разгильдяйства и праздности», такие как бани и филармонии. Происходившее в период его правления больше, нежели сталинский Советский Союз, напоминало Чили после переворота Пиночета. Во всяком случае, разговоры о «дисциплине труда» свойственны всякому авторитарному режиму и никак не могут служить исключительным признаком «советскости» и «социалистичности» действий Андропова.
Более того, можно смело утверждать, что стартовавшая по личной инициативе «генсека с Лубянки» кампания нанесла немало вреда как раз строительству в нашей стране социализма. Так же, как антикоррупционные меры вылились в ординарную травлю политических противников, так и «борьба за дисциплину» оказалась рекламным трюком. Предпринимавшиеся в тот момент меры оказались настолько показушными, настолько явно били мимо цели, что мало кто мог уверовать в их эффективность. Поначалу очень многие надеялись, что к облавам на прогульщиков добавятся более серьезные меры. Но они не последовали. Начинание было дискредитировано, а с ним оказалась дискредитирована сама идея наведения в стране элементарного порядка. По стране поползли анекдоты, такого типа:
«В один прекрасный день известный и уважаемый в коллективе сотрудник Иван Иванович Иванов не появился на рабочем месте. В 9.05 его нет, в 9.10 тоже нет, не появился даже в 9.15. Тут на работу звонит его жена и сообщает, что ночью Иван Иванович скончался.
– Слава богу, – отвечает начальник, – а я то уже забеспокоился, не опаздывает ли он?»
И действительно, складывалось впечатление, что единственной проблемой экономики были опоздания и отлучки отдельных работников, а все остальное находилось в полном порядке. Получалось, что имевшиеся в стране проблемы, в том числе действительно непростая проблема трудовой дисциплины, не решались, загонялись вглубь. Вместе с этим быстро росло число пострадавших, а следовательно, недовольных, граждан. Против происходящего в стране беззакония стали выступать даже на партийных собраниях и конференциях, о чем пишет в своей работе Рой Медведев. Стоит вдуматься, что это означало на практике: по сути, впервые за многие годы партия начала открыто роптать против действий свого руководства. О каком укреплении социалистического строя в этих условиях можно говорить? Создается впечатление, что среди населения преднамеренно начали готовить почву для создания массового протестного материала, который в скором времени будет так сильно востребован для разгона локомотива горбачевской «перестройки». И стоит вспомнить, что во времена Горбачева, ссылаясь как раз на предпринимавшиеся Андроповым меры, каждого, кто поднимал вопрос о наведении в стране порядка, сразу же клеймили ретроградом, сталинистом и, что в те годы было по-настоящему страшно, – врагом перестройки. Именно в этом видится основной результат «горячего декабря 1982 года». Добавим только, что, несмотря на очевидную бесплодность взятого курса, имитация борьбы за дисциплину продолжилась и после того, как операцию «Трал» формально вроде бы отменили.
Но если не пресловутая борьба за дисциплину, то, может быть, андроповские реформы в рабочем вопросе могут свидетельствовать о том, что новый генсек все же намеривался строить в СССР социализм?
Ведь социализм многолик: он может быть и «казарменным», с облавами на «прогульщиков» и «тунеядцев», а может быть совсем другим – «цивилизованным», «обновленным», «реформированным». И надо признать, именно о подобного рода задумках нового генсека построить в СССР «социализм с человеческим лицом» уверенно пишут даже сами социалисты, хотя, конечно, далеко не все, но все же… А вдруг они правильно распознали в Андропове своего? Следует ли и нам рискнуть и поверить им на слово? В самом деле: многие начинания Юрия Владимировича на поприще трудового законодательства выглядят симпатично, даже очень симпатично!.если не обращать внимание на некоторые «мелочи», в которых, как известно, черти и находят себе укрытие от посторонних глаз.