СССР: вернуться в детство 3
Шрифт:
А вот двенадцатого Женя принёс с работы совершенно жуткую новость. Ни одна газета об этом не написала — все молчали, как рыбы об лёд. Но диспетчера-то знали.
Накануне, в аэропорту Омска — как раз, где происходили дозаправки иркутских самолётов на длинных рейсах — при посадке самолёт ТУ-154 врезался в машины наземных авиационных служб.
Женя сказал: более страшного случая никто не знает. Говорят, был сильный моросящий дождь, самолёт заходил на посадку, а на взлётно-посадочной полосе оказались три машины: два снегоуборщика (КРАЗ-258 и УРАЛ-375) и УАЗ. Без проблесковых
Из всех людей, в самолёте и в машинах, выжило пятеро. А погибло почти двести.
Боже, какой кошмар…
Руководитель полётов, диспетчер старшего диспетчерского пункта, авиадиспетчер посадки и начальник аэродромной службы задержаны, заведено уголовное дело.
— Как это всё вообще могло произойти? — с ужасом спрашивала мама.
— Я в принципе не понимаю, — Женя мерял шагами зал — из угла в угол, из угла в угол… — Как они на взлётке без маячков оказались, эти машины? Рации их где?! Бардак какой-то. Главное — как они выехали прямо под самолёт, кто этим командовал?
— Вот, следствие и разберётся, — сурово сказала бабушка. — Только людей уж не вернёшь.
Мы с Вовкой переглянулись. Слава Богу, Олег Петрович долетел и доехал нормально, и не стал несколько лишних дней непонятно чего ждать.
Вовина матушка об отъезде Олега Петровича узнала довольно быстро (что неудивительно, Наташка-то к ней в гости регулярно ездила — долго ли вытащить информацию из ребёнка). Первым неприятным звоночком стал приезд к нам деда Пети.
У меня в козлятнике тем утром происходило пополнение, и я ходила записывать, сколько да каких козлят родилось. А когда снимала в прихожей свои рабочие калошки, услышала дедушкин голос:
—…разругалась с баб Лёлей вдрызг. Кричала, что управу на нас найдёт, заявление напишет, чтоб отца родительских прав лишили.
Фарфоровая кружка громко стукнула о стол.
— Ты чего, Володь? — с каким-то даже страхом в голосе спросил деда Петя.
Не удивлена я совсем. Вовка если разозлится, к нему лучше не подходить. Глаза ещё желтеющие…
— Не поняла, значит…
Назавтра Вова управился у свиней и уехал в город. Вернулся к вечеру, уже спокойный, уверенный.
Я долго терпеть не умею, поэтому еле дождалась, пока он ботинки снял да руки помыл.
— Вов… Чё, проверок-то ждать?
Честно говоря, дом наш хоть и большой, и благоустроенный, но с точки зрения мебели и комфорта пока…
— Не думаю, — односложно ответил он.
Меня это прям из себя выводит! Мне надо знать ситуацию, чтоб спокойной быть. Просто «не думаю» в вакууме со мной не работает!
— Нет уж, давай подробности!
Он поморщился.
— Да чё… Доехал до тарного цеха, где она начальником работает, расписал ей в красках, как могу усложнить ей жизнь. Ты же помнишь, любимая, что мы с тобой в СССР живём? Аморальное поведение не просто не одобряется. Можно ведь и должность потерять.
— Точно, можно.
— Ну, я и обещал, что мы с бабой Лёлей дадим совместные показания. О беспорядочных связях. О том, что её любовники в пьяном виде к детям лезут. Об избиениях, — глаза у Вовки стали холодные; жёсткие глаза старика, которому далеко за восемьдесят. — Сказал ей: ты ж заявила, что я тебе больше не сын, какого хера? Хочешь, чтоб тебя в суде полоскали? Или в газетах? Я тебе устрою. Наташка маленькая, её даже допрашивать не будут. А про меня никто не подумает, что я могу соврать — я ж ребёнок.
Господи, какая страшная улыбка, у меня аж мороз по коже.
— Дошло хоть?
— С большим трудом. Я думаю, она пытается проанализировать, что со мной случилось, и не может понять, куда делся нежный любящий мальчик.
— И откуда вылез этот волчара? — грустно усмехнулась я. Вова посмотрел на меня фирменным снисходительным взглядом, и я замахала руками: — Ладно-ладно, я помню! Большой чёрный дракон! Меня-то уж не угнетай! Надеюсь, хоть на год она от нас отстала?
— Даю месяцев шесть-восемь. Потом придётся повторить… воспитательную работу.
— А ты не боишься, что она Наташку от бабушки заберёт?
— Вот уж нет! Как она с ребёнком фестивалить-то будет? Она нас к бабушке с дедом отправляла, даже когда у них с баб Лёлей чуть не до драк доходило, с крыльца её спускали.
— Фига се…
— А ты как думала.
КОЗЬЕ
Несколько раз за октябрь я звонила в Ставрополь, Марии Степановне — рассказывала, что у нас как, советовалась. К началу ноября мы (Мария Степановна, тётя Валя, бабушка и я) пришли к общему мнению, что козы, пожалуй, почти приблизились к тем надоям, которые они выдавали до переезда, и выше уже не будет — к тому же, осень, день сокращается, прогулок стало меньше и прочее — и можно уже не примучивать их и себя и перейти на двухразовую дойку: утро-вечер. Хоть в семь вместо пяти буду вставать!
В день у нас выходило плюс-минус около шести вёдер, часть оставляли себе, а пять с половиной стабильно сдавали, а это уже двадцать четыре-двадцать пять рублей ежедневно, и я склонялась к мысли, что такими темпами козы прокормят и себя, и, пожалуй, всё остальное наше хозяйство. Надо, кстати, узнать по поводу мяса — глядишь, может, и свиней таким образом сдавать проще будет? По блатной закупочной цене для хозяйств?
Когда до этого дойдёт, конечно.
ЛИТЕРАТУРНОЕ
Давно я с этими хозяйственными и семейными хлопотами о высоком не писала. А оно, между тем, никуда из нашей жизни не исчезло.
Возьмём для начала книжицу про приключения на северах — «Там, где бьётся железное сердце Сибири». Продолжение, которому я, не напрягаясь, в манере будущих книгосерий просто прилепила цифру «2».
С «Костром» у меня, на самом деле, была договорённость. После того намёка в июньском номере (где опубликовали карту-игру по Железногорску) я отправила им концепт второй книги (или сильно усушенный синопсис, если хотите), который был одобрен. Так что начало ноября — край для засылания рукописи, чтобы у всех нас осталось время на какие-либо телодвижения, если вдруг что будет не так.