СССР
Шрифт:
Теперь умелые руки Юры превратили начало каждого сеанса связи со спрутами-эксплуататорами в наглядное и послушливое пособие на тему «Каково звонарю перед Всенощным бдением». Звон обрушивался как свод шахты, ввинчивался в височные доли мозга и на каждый «дзинь» толчком выбрасывался через поры трясущейся кожи – изнутри почему-то. Первый месяц это убивало, потом смешило, потом бесило донельзя, но разлучить фашистскую медь с японскими микросхемами никто почему-то не рискнул.
Так эта античеловеческая ось и бурила честных пролетариев, пока их опытный руководитель, невнятно матерясь и сшибая стулья, не скрывался в кладовке, смело прозванной радиорубкой, и не заменял нечеловеческий рев нечеловеческими же воплями. Нормально говорить по рации он не умел.
Обычно это было забавно: уняв дрожь перепонок, пытаться по выкрикам Петровича, выпадавшим из щелей фанерной двери, угадать суть разговора с начальством, а потом обламывать его начальственный порыв донести до подчиненных господню волю близким к оригиналу пересказом.
Сегодня не срослось.
Сперва было как всегда. Петрович орал: «Да, вашими молитвами! Норма! Двести тридцать, как по графику! Стараемся! В соответствии! Да собрались давно!» Тут далее и говорить ничего не надо было: пьяному ежу было внятно, причем даже без сипнущих реплик Петровича, что начальство интересовалось, как жизнь, не падает ли выработка и готов ли народ вернуться на Большую землю – ну и хвалило, естественно.
На этом разговор обычно и заканчивался. Но вместо стандартного: «И вам всех благ, до скорого!» Петрович вдруг сказал – сказал именно, не выкрикнул: «Как-как?» И замолчал.
Мужики за столами переглянулись. Луценко пошел к свободному стулу и встал на него коленями – ноги, что ли, оттоптал по ходу стряпанья.
Петрович молчал долго, а если не считать возгласов «Да-да, слышу, конечно!», вернувшихся к нормальной интенсивности, так очень долго. Потом спросил: «Сколько?!»
Мужики опять переглянулись, а Валерка сказал:
– Алексей Петрович, мы решили выкупить у вас оленину, предлагаем тысячу рублей за кило.
На него шикнули сразу с трех сторон, причем Луценко в публичное осуждение не включился и даже не посмотрел на насмешника.
Валерка криво ухмыльнулся и, слегка топая, пошел за чайником. Явно нарывался. И нарвался бы, но тут Петрович крикнул: «Да, конечно! Понял! Через час! Да, все понял! До связи!»
И не выскочил сразу из радиорубки, а завис там.
Луценко выругался и сказал:
– По ходу, неприятные новости.
– Какие? – испуганно спросил Ефремчик, такой же, как Игорь, новичок на Северах.
– Любые, – помедлив, сказал Луценко. – Например, бабок нам не заплатят.
– Хва каркать, – сказал Юра.
Валерка, колдовавший с чайником, громко хмыкнул.
Тут Петрович с ноги открыл дверь и вышел к народу.
«Хана», – подумал Игорь. Такого – с ноги – раньше не было.
– Короче, так, мужики, – сказал Петрович и опять заткнулся, медленно потирая ладони.
– Есть две новости, хорошая и плохая? – предположил Валерка.
Петрович быстро глянул на него и возразил:
– Да нет, Валера...
– Обе плохие? – не меняя разудалой интонации, спросил Паршев.
– Сказать дай уже, – сказал Юра.
Валера хотел возразить, увидел, что не время, откинулся на спинку стула и шумно отхлебнул из кружки.
– Да нет. Не две, а три. И не то чтобы плохие, – подумав, сказал Петрович.
Кто-то выдохнул, а Юра, тщательно подбирая слова, попросил:
– Петрович, милый. Роди уже, а?
– Ну... Да, короче, ничего прямо такого. Просто думаю, с чего лучше. Короче, так. Первое. Нас перекупили. Я не понял только, это «Восточную» или все «Запсибкопи». Ну, нам-то это, сами понимаете, фиолетово. Потом, значит...
– Кто купил? – уточнил Юра.
– А. Я не сказал, да? «Союзстрой» какой-то. Шут знает, что за... Ага. Теперь второе. Этот «Союзстрой» объявляет прямо сейчас набор на новый сезон.
– Йес! – сказал Валерка, со стуком воткнул кружку в стол и зашипел, стряхивая чай с руки.
– Вот, значит. Набор будет не только на шахту, тут вообще черт знает что затевается, ударная комсомольская стройка. Сказали, сразу тыщ пять будут вербовать.
– Скока? – протянуло сразу несколько голосов.
Игорь промолчал – он пытался понять, чем можно занять пять тысяч человек в замерзшей тундре в течение бесконечной зимы и где брать деньги, чтобы заплатить им за этот тихий подвиг. Варианты тоннеля до Калифорнии, шахты к земному ядру или плотного засаживания поля чудес новыми десятирублевками ответа не давали.
– Ну и третье. Меня, значит, просили... Ну, уполномочили. Бляха, короче, мужики, люди нужны прямо сейчас. Эти, новые, настроены серьезно, говорят, нельзя, чтобы все затопило. Ситуацию знают. И, короче, сказали: надо укрепить бутовку, вообще защитить шахту. Взяться прямо сейчас, через пару-тройку недель новый народ подъезжать начнет. А послезавтра уже инженера прибудут, расскажут, чего делать. Короче, если кто может не уехать, а остаться, ему предложен двойной оклад, плюс отпуск в августе с такой же оплатой. Дорога в два любых конца тоже оплочена. Вот. Через час позвонят, спросят, сколько согласных. Вы думайте, а я в первую пошел.
Петрович потоптался и пошел к вешалке. Пока он одевался, мужики вхолостую шевелили челюстями. Первым спохватился Игорь:
– Петрович! Это серьезно, что ли?
Петрович охотно повернулся к Игорю и произнес очень длинное ругательство, в которое органично вплел тезис «Не знаю и вообще растерян не меньше вашего». Подождал продолжения расспросов, не дождался, напялил шапку, и тут Игорь опять дозрел:
– Петрович. А сам ты останешься?
Петрович, скорее всего, хотел повторить предыдущий ответ, возможно, дословно. Но сказал:
– Игорек, родной. У меня еще сорок минут на то, короче, чтобы... Подумать, короче, надо. А ты у меня время это отнимаешь. Я же, когда говорю, думать не могу. А мне еще в первую. Ладно?
Он вышел, бухнув дверью.
– Пусть хавло нормальное привезут! – крикнул ему вслед Валерка. Оглядел мужиков, загруженных, как вагонетка в разгар смены, и объяснил: – Мужики, чего тут думать? Ну, кто семейный, это понятно: детей повидать – это святое. Хотя до августа можно бы и дотерпеть. А теперь смотрите. Мы этим орлам нужны, они без нас никак. Можем условия ставить. Главное, не наглеть. Вот и говорим: пусть на нас, оставшихся, нормальный хавчик везут: крупы, овощи, фрукты всякие, колбасу «Докторскую», блин! А мы им за это оленины. Как, Гриша, нормальный оборот?