СССР
Шрифт:
– Даш, займись, пожалуйста.
– Чем?
– Встречей Камаловой, Биляловой – в общем, Эльмиры. Фиг она сама маршрут освоит. То есть до Колпашево доберется, а дальше надо уже помогать.
– Ничего, – холодно сказала Даша, – туда смогла и обратно тоже справится.
– Свиридова, – укоризненно начал Баранов, но тут снова грянул зеленый телефон.
На сей раз беседа была почти односторонней – Кузнецов напряженно слушал, время от времени говоря «да» и «понял». Не прощаясь, швырнул трубку, торопливо подошел к шкафу и принялся быстро надевать выходную униформу.
– Сергей Владимирович, что случилось? – очень спокойно спросил Баранов.
– Машину вроде нашли, – обхлопывая карманы, сказал Кузнецов после паузы.
– Какую? – вскинулась Даша. – Алика?
Кузнецов кивнул, потом решил все-таки уточнить:
– Ну, другие «единички» у нас вроде не пропадали, так что, видимо...
– Ну, слава богу, – сказала Даша, откидываясь на спинку кресла.
Сергей странно посмотрел на нее, потом на Баранова.
Баранов вскочил и, пробормотав что-то, выскочил из кабинета.
– Что? – напряженно спросила Даша.
– Даш, давай потом. Я своими глазами гляну, вернусь, сейчас-то что.
– Сергей Владимирович, где машина и что с ней?
Кузнецов, выпятив челюсть, шагнул к вставшей и тут же севшей на самый краешек кресла Даше, остановился, потоптался на месте и с усилием сказал:
– Свиридова, пожалуйста, не нагнетай. Подожди полтора часа, можешь здесь, а лучше домой езжай. Сегодня уже ничего не сделаем, толку от нас чуть, а завтра, по ходу, тяжелый день будет. Я с места позвоню.
Он уже открывал дверь, когда Даша, не выдержав, произнесла:
– Сергей Владимирович.
Кузнецов что-то в этой фразе услышал. Он прикрыл дверь, но ручку не отпустил и сказал, глядя в пол:
– «Единичку» Бравин нашел, там овраг такой на сороковом километре томского зимника – ну, старый дубль Белоюртовской трассы. Машина в овраге. Сгоревшая. И три трупа внутри. Тоже сгоревшие, как это самое. Кто такие и есть ли там... Короче, ничего пока не ясно. И ты молчи, пожалуйста, – никому до утра. Я позвоню.
Кузнецов вышел.
Даша, выкатив глаза, несколько секунд смотрела в прикрывшуюся дверь, медленно поднесла руку ко рту, опустила веки и неуклюже соскользнула с кресла на пол.
4
Сумеем кровь пролить за СССР.
Я лежал в тесной могиле лицом вниз, без гроба, без савана и не в нише – в беспросветной яме, забросанной землей и легко, без злобы утоптанной могильщиками. Полагалось мерзнуть, потому что зима и вообще вечная мерзлота рядышком, два перегона вверх по карте, но на самом деле было тепло и почти уютно, вот только очень тоскливо. Лежать, ничего не чувствуя, – даже личного разложения. До превращения в кучу перегноя – и дальше, в лучшем случае в траву или просто слой инородной глины. И ничего не знать: что с Союзом, как зашли в народ «кипчаки» с «союзниками», сработала ли Дашкина газовая идея, вернулась ли Элька и кто у меня родился – пацан или девчонка, она обещала сказать на свадьбу, но свадьбы не было, ничего не было и не будет. С другой стороны, отчего ж не знать – гниет-то тело, а моя бессмертная душа, которую я вроде не успел обременить грехами, должна наслаждаться всевозможными удовольствиями, в том числе радостью всезнания. Так почему она подергивается в заваленном землей теле? Или как раз сейчас покидает туловище, тепло клубясь у лица? И когда я вообще успел коньки бросить?
Контора, доклад, отставка, Дашка, кретин на парковке, не скапливайтесь в заднем проходе, Женька, могила.
Не Женька.
Не могила.
Сон.
Жив.
Лежать, не дергаться, в себя сперва прийти.
Всё.
Я был жив и вроде здоров, хотя голову будто небрежный жестянщик пользовал.
И в самом деле лежал лицом вниз, колени под живот, во тьме и под спудом, но не в земле и не под землей, а на полу мчащейся на хорошей скорости машины, похоже собственной, лицом в щель под водительским сиденьем, и два пассажира попирали меня ногами. Попиратели представляли разные весовые категории – во всяком случае, спине было потяжелее, ногам полегче. Скулу и ухо гладил теплый ветерок со странным душком. Я всерьез задумался было о несовершенстве конструкции «единички», пускающей, оказывается, ненужные ветры по салону, но сообразил, что сам выбросил из-под сиденья коробку, помимо прочего раскидывающую по задней части салона воздух из системы обдува. А душок от ботинок водителя идет, обсыхающих, видать, от снега.
И еще я сообразил, что технические переживания штука полезная и прогрессивная, но лучше бы эту штуку покамест подсунуть под диванчик и начать думать о том, кто, куда и зачем меня везет.
Не бравинские и вообще не силовики, факт. То есть я разное про силовиков знаю и слышал, но очень сомневаюсь в их способности использовать руководителя федерального проекта в качестве резинового коврика. Даже если этот руководитель низложен (о чем вроде бы спецсоставу знать рановато), арестован (не зарекаюсь, но сомневаюсь) или сильно задолжал губернатору с наместником (не было такого и не будет).
Значит, не силовики.
Остаются бандюки или шпионы.
Шпионы романтичнее, но бандиты, увы, реальнее – с учетом Климова с Нагатиным. Карательную экспедицию устроили, что ли? Остроумно.
Я вяло принялся соображать, что это достойный выход: пасть от руки бандюков, и пусть там Элька-Дашка-Сережка-Игорек-Максимка сами во всем разбираются и мстят за меня. Странно только так далеко вывозить ради мести: хоть перед исполкомом, а хоть и на окраине башку расколотил бы, и все, проблема снята. Нет, волокут куда-то, ножками попирают. Определенная новизна в ощущениях есть, конечно, но хотелось бы ознакомиться с полной программой мероприятия.
Чего ж они молчат-то?
Тут у меня запоздало включился слух, а может, нужные нейроны наконец вырвались из газового облака, или чем там меня глушанули, и выстроились в нужные цепочки. Звук пошел с полуслова, говорил жлоб над моей головой, жлобским жирным голосом:
– ...до Колпашево понятно, а что там ближайшее будет?
Водитель ответил невнятно, но жлоб его вроде услышал:
– Ты тупой, что ли? Мне радостно, конечно, об такой мешок с лавэ ноги греть, а только нас на первом же перекрестке примут и – айда-пошел.
Водитель сказал что-то про багажник, жлоб отреагировал совсем нервно:
– А ты бы смог, типа? Там места на два ведра с картошкой, что его, на ломти рубить?
– Вариант, чё, – со смехом сказал второй пассажир, помельче. Голос у него был вполне среднестатистический.
– Тебе все бы мясо, – укоризненно сказал жлоб.
– Да с патр-раш-шками, – хрипло подтвердил мелкий.
Оба вполголоса засмеялись и, видимо, хлопнулись ладошками.
Багажник у моей «единички» в самом деле был небольшим – Валенчук упорствовал, ссылаясь на класс автомобиля и требования дизайна. Мы его, конечно, дожали – при моем личном горячем участии, – и «кипчаки» получили вполне емкую заднюю полость. Но упорство Валенчука, похоже, спасло меня от совсем безвылазного положения. А смутный лаз из нынешнего я вроде разглядел. Надо было толком продумать, пока птахи щебечут.