СССР

Идиатуллин Шамиль

– Ну Макси-им Саныч... Ну каких проблем, ей-богу.

– Да я ж не про ваше ведомство, а вообще. Пройдет команда...

– Ежки-макарежки, я же объяснял: не было команды. Было пожелание – малость пощупать, покачать, чтобы нос не задирали и вообще не злоупотребляли.

– Хорошо, пройдет сверху вниз пожелание опять по носу постучать – и будет тогда совсеть не к следующему году, а к следующему веку.

– Да, наверно, это жалко будет. А то мне все уши прожужжали: двадцать второй век, как в кино, такого еще не видел, попробуешь – не оторвешься, любому старперу понятно,

и так далее.

– Черт, я своего «союзника» не взял – чего таскать, если связи нет. Его можно, конечно, как компьютер использовать, но для этого добра у меня специально обученные молодцы есть. Ну, если на пальцах и словами, то «союзник» – это универсальная такая штука нового поколения, так сказать, все в одном флаконе. Телефон, компьютер, телевизор, камера, стереопроигрыватель, мольберт, стенографистка плюс еще пятнадцать приборов, про которые разработчики вспомнили и впихнули.

– А там правда экрана нет, а изображение объемное?

– Есть такой режим, только он почти не используется. Для стереоизображения ведь съемка с двух точек нужна, для объемного – вообще с кучи точек. На существующих носителях таких фильмов и программ раз-два и кончились, а самому камеры выставлять – дело хлопотное. Да и размер данных, которые передаются, сразу вырастает на порядок. А это не совсем для нынешних сетей. Поэтому пока мы используем проекции – и экран проецируем, и клавиатуру, и планшетные поверхности, да вообще все необходимые сенсоры. А объем, видимо, лет через пять распространится.

– Фантастика. Я думал, грешным делом, врет Илюха. Сын это мой, – объяснил Ратаманский.

– А кто у нас сын?

– А сын у нас балбес. Это главным образом. А еще кто – так он сам пока не решил. На юрфаке учится, но все с какими-то схемами возится. Он мне раз сто уже про чудеса в вашем Союзе рассказывал – про компьютеры эти ваши, машины, энергокомбайны, в Тюмень даже собирался ехать за «союзником». Ближе ведь не купить, так?

– Да, в европейской части пока нет, Сибирь насьщаем. Только ехать ему смысла особого нет – у ребят какая-то сложная схема с сайтом и рангами очередности выстроена, человеку со стороны «союзника» получить невозможно, хоть он миллион давать будет.

– Да знаю я ваши сектантские штучки. Илюха, думаете, не в курсе? Он в вашем Совпросе чуть ли не замнаркома, так что с этим проблем-то нету. Теперь вот железяка занадобилась. Взрослый ведь человек, двадцать лет скоро, а вперлось, как подростку. Я ему говорю: ну на фига, не работает же толком, пылиться будет. А он зверем смотрит и говорит: надо. Кодлу целую сколотил, вместе в Тюмень поедут, ты что. Дебилы.

– А знаете что, – сказал Рычев. – Пусть Илья к нам в представительство зайдет. То есть он может в Тюмень ехать, без вопросов. Но если он человек увлеченный и толковый...

– Балбес он, – вставил Ратаманский, насторожившись.

– А кто в его годы балбесом-то не был? Вот если он правильный балбес, пусть заходит к нам, поговорит со спецами, про себя расскажет, чего хочет. Если срастется все, – ему и дело найдется, и руки «союзниками» потешит, и подзаработает заодно. В Союз опять же съездит. Мы как раз осенью немножко

для страны открываемся, начинаем туристическую такую деятельность. Впрочем, может, он и не туристом к тому времени побывает. Да, и ребят пусть с собой берет. Увлеченные люди нужны.

Последняя фраза оказалась нелишней, Ратаманский перестал напрягаться, но все-таки уточнил:

– На вас ссылаться?

– Может, но лучше не надо. У нас парни ужас какие строгие. Блатных вообще не любят. Даже от меня, да хоть от Господа Бога или Владимира Ильича.

– Кого? А, понял. Фу ты, надо же, не думал, что забуду когда-нибудь. Ну и слава богу с Ильичом, а то Илюха – ха, забавно, – он сам всякие мохнатые лапы ненавидит. Все в армию рвется и так далее. А, кстати, спросить еще хотел: Ильич, Союз – это все серьезно все-таки? Я-то думал, хохма. Часы коммунизма свое отбили, все такое.

Рычев, улыбаясь, покивал и принялся объяснять:

– Ну, поначалу были идеи порезвиться, сделать парк Советленд такой, как в кино, – чтобы водка по три шестьдесят две, путевки в Болгарию, финские стенки, очереди, Саманта Смит на стенке и Катя Лычева в гостях. А потом поняли, что глумиться особо не над чем. Действительно есть большое наследие Союза, которым можно гордиться и нужно хранить, и есть еще большее наследие, которое нужно разгребать и приводить в человеческий вид, – одни только заброшенные промгорода возьмем. У нас ведь девяносто процентов народа оттуда и в целом с депрессивных территорий. Потенциальные зэки, алкаши, в лучшем случае никчемные тряпки. А у нас они делают продукт уровня выше мирового и управляют лучшим городом Земли, сами. У нас же там такой воздух, такие леса, такая природа... Вах, одно слово. И все удобно и продумано – что транспорт, что обеспечение, никакого шопинга, все по домам развозится, а домами тот же «союзник» управляет: дает строго необходимое количество тепла от батарей и прохлады из вентиляции, плитки и печки по тому же принципу работают: надо на кило курицы сто, или там сколько, джоулей – ровно сто и будет затрачено. Короче, сказка про...

Карман снова закурлыкал. Рычев договорил: «...Незнайку, но ведь не совсем сказка», извлек телефон, сделал удивленное лицо и сказал:

– Смотрите, какие люди. Дьякин собственной персоной звонят.

Ратаманский вроде бы не отреагировал – либо был тренирован, либо команда шкерить Союз в самом деле пришла не из администрации. Рычев кивнул в направлении, с которого сияла державным светом Старая площадь, и сказал Дьякину:

– Приветствую тебя, дорогой Михал Лексеич.

– Здоров. Можешь говорить?

– С тобой-то? Хороший вопрос. Всегда. Правильно ответил?

– Максим Саныч, давай без хохм. Я сразу к делу. Вы чего творите?

– Хм. Тебе всю номенклатуру перечислить или только товарные отгрузки интересуют?

– Меня Красноярск интересует.

Надо было с Лешей хотя бы коротко переговорить, подумал Рычев и добродушно осведомился:

– А что с ним не так?

– А все не так. Я ж просил не хаметь и на занятые поляны не лезть.

– Стоп. Мы четко договорились, что по партии у нас руки развязаны.