СССР

Идиатуллин Шамиль

– С бандюками-то что?

– Нормально все. Игорек съездил, перетер, вроде гарантировали нас от повторов.

– Кто гарантировал, бандюки, что ли?

– И они, и по ментовской. В Томске, Мансийске, на районе, – везде. Игорек со всеми поговорил, а где надо – и поделал.

– Да. Вот уж от кого не ожидал таких талантов... э-э... переговорщика.

– Мак Саныч, то ж Игорек. Он со всеми и всё умеет. Это я по-ихнему

ни слова, ни в дугу и ни в «ду ю».

– Молот бы, так ты любого, понятно. Ты про третий не договорил: с кого вывоз начнешь-то?

– С кого побогаче: или со своих, или с Ярска.

– Свои – это ХМАО? Их оставь пока. Как-то Макаров, говорят, настроен недобро. Как бы наоборот все не вышло.

– Удивительное рядом, но оно запрещено. А что такое-то?

– Я, грит, болею, бюллетеню, нету сил – и сгинул. Знающие люди объясняют это партийным влиянием.

– В смысле партийным? То есть иркутские дела, что ли?

– Соображаешь. Именно они – то есть и то, что иск отбили, и то, что депутатскую группу создали, и то, что общественное движение учредили. Звон по всей Руси пошел.

– Мак Саныч, а что нам оставалось-то? Там такой накат был... Тупой, главное. Сглотнули бы, утерлись – все бы вообще поперли. А партия – это как бы ответка на то, что они со своей стороны партию подключили. Вы их пресс-релиз читали? «У большинства россиян вызывает недоумение муссирование темы Советов и Союза и роль, которую играет в этом назойливом реанимировании политического трупа организация, целиком и полностью финансируемая из государственного бюджета». Ну нарывались ведь. Что нам оставалось? А так – адекватный ответ и возможность для новых ответов и упреждений, не придересси. Готов признать, что рою гроб демократии, понесши праведное возмездие и все такое.

– Ладно, не буянь. Не думал, что в этой жизни еще раз с партией какой-нибудь свяжусь. Ну да это лирика. На самом деле все хорошо придумал, четко и вовремя. Молодец.

– Спасибо. Только на самом деле не я четко и вовремя придумал. Стало быть, не я молодец.

– А кто?

– А кто у нас все обычно придумывает?

– А. Надо же – борозды не портит. Хотя кабы не ты и не твоя настырность, наверное, кому-то другому генераторствовать пришлось. Ты успел – в любом случае получается твоя заслуга.

– Ну, мог бы и пораньше успеть, а так покоцали его.

– Да ладно, пальцы, перепонка – это все заживное. Не видно, к тому же. Ребра и рука – тем более. С другой стороны, мне-то легко говорить... Как он вообще?

– Ну, физически ничего. Зажил быстрее собаки, хромает только чуть. А так – кислый. Я тут к нему подъехал с вопросом, когда кресло возвращать, он чуть не расплакался: ты, говорит, мои приказы ни во что не ставишь, я, говорит, хозяин слова, мне, говорит, место в ассенизаторах.

– В смысле?

–

Ну, в прямом, у нас же непромышленная работа вся как дежурства распределена: уборка, развоз продуктов, рестораны – все, как в школе или там в общаге, по очереди делают. А он теперь самую грязь на себя взял. Советует на общественных началах, в курсе всего, креативит в полный рост, а как с бумагами к нему подступишь или попросишь на люди выйти, ах, говорит, мне пора. И побег мусор вывозить и дороги чистить.

– И хорошо чистит?

– На загляденье.

– Эх. Как уж там: променял я на жизнь беспросветную несусветную глупость мою?

– Вроде того. У меня вопрос: и что в этой ситуации делать?

– Ну, как... Меня тут чуть больше, честно говоря, твой фактор беспокоит.

– Мой фак чего?

– Сереж, ты очень остроумен. Всё-всё, забыли. Вот эта дилемма: с одной стороны, сколько можно быть и. о., с другой – чего тянуть, если он возвращаться не собирается, с третьей – не хочется совсем резко рубить. Это трилемма уже, да? Вот она меня напрягает. Придется ведь совет собирать – а это совсем демонстративно получится. А вдруг потеряем великого спеца.

– Ну давайте не будем терять. Меня же не теряем.

– Сереж, мне кажется или ты раздосадован?

– Не то чтобы кажется, но это ради бога, я же все понимаю. И не в регалиях дело.

– Зарплату поднимем.

– И даже не в зарплате, что вы в самом деле. Я согласен бегать в табуне, но не под седлом и без узды. Все нормально.

– А наше дело – сел, поехал, ночь-полночь. Слушай, я придумал. Кто сказал, что председатель совета и глава исполкома – это одно лицо?

– Вы вроде.

– Во-первых, не помню такого. Во-вторых, коль так сказал, могу и эдак пересказать. Алик пусть остается председателем, совет да любовь, все дела. А ты на исполкоме. А?

– Исполняется впервые. Это называется выклянчил.

– Брось. Счастье – это советская власть плюс справедливость для всех. Вот по этому поводу совет не грех собрать, тем более что тем и без того поднакопилось. А дальше видно будет. Самое главное забыл – он там не родил еще?

– Не. Но ждем вот-вот. Первый парень на деревне, все дела. Это важно.

– А с супругой у него устаканилось?

– Кабы я знал. Вроде да, но они ж как морские коняшки, ни соринки за порог. Муслимы чокнутые.

– Ну, ладно. Родит – распогодится. Гарантирую. Слушай, я по вам уже соскучился. Как там у вас, снег не сошел еще?

– Мак Саныч, побойтесь Бога. Апрель месяц на дворе. Это ж самая середка зимы. Санки, лыжи и снег без грязи, как долгая жизнь без вранья.