Ссылка
Шрифт:
– За что? – переспросил Уваров – Этот вопрос, пожалуй не ко мне. Мой долг служить своей родине и своему народу там, где я больше нужен.
Ответ звучал пафосно и озадачил Гурьева: «Что этот фельдшеришко насмехается или говорит искренне».
Но Уваров говорил искренне, а пафосу добавил специально, что бы поддеть следователя. Служение своему Отечеству всегда было целью жизни Уварова. Политический режим в стране может поменяться. Но Россия остается Россией. А здесь он действительно был нужен. Работы хватало. Тяжелая физическая
В конце допроса в кабинет зашел его хозяин – директор леспромхоза Зорин.
– Все, мы закончили – встал из-за стола следователь.
Зорин подошел к Уварову, протянул ему ручку и с искреннем сочувствием произнес:
– Семен Николаевич, мужайтесь. Понадоблюсь – приходите. Не стесняйтесь. Помогу, чем могу.
Уваров отвел глаза, кивнул и вышел из кабинета.
Следователь, собирая бумаги в портфель, обратился к Зорину:
– Что-то вы с ним слишком панибратски.
– Почему панибратски? Просто с большим уважением, как к человеку знающего и любящего свое дело – резко возразил Зорин и изменил тему – Ну и каков ваш вывод по делу Силина?
– Вывод простой – важно начал следователь – Спутался Силин с этой девкой, решили уединиться. Здесь же все на виду. Местность знают плохо, вот и попали под лед. Теперь там они в полном уединении – похихикал Гурьев – А на место происшествия я решил не идти. Это ничего не изменит. Да и смотреть там нечего. Сегодня же поеду обратно, пока еще можно.
Гурьев уже одетый молча топтался у дверей. Он ожидал приглашения на обед с выпивкой, как это бывало везде, но видно было, что его надежды не оправдываются. Зорин уткнулся в бумаги и кажется забыл о его присутствии. Взявшись за дверную ручку Гурьев буркнул:
– Да, забыл, вещи телогрейку и платок пусть заберут кому надо. Они мне теперь не нужны. И…до свидания.
Зорин не поднимал голова, махнул рукой.
Савелий с Уваровым не задерживаясь в конторе, вышли на улицу.
Уваров сразу направился в больницу, а Савелий решил зайти на конюшню. Метров через двести его догнал запыхавшийся Худякин:
– Ну, как Савелюшка, следователь-то? – отдуваясь протараторил он – Шибко донимал?
– А чего донимать? – Спокойно ответил Савелий – Рассказали все как есть и разошлись.
– Конечно, конечно – не успокаивался Худякин, забегая – перед Савелия и заглядывая ему в лицо – Я тоже рассказал все как велено.
– Кем велено? – недоуменно спросил Савелий, пристально взглянув на Худякина. Тот опешил, расстроено заморгал глазами и, наконец сообразив, зачастил:
– Я не то хотел сказать, Савелюшка, не то. Да, что это я. Конечно, рассказал то, что сам видел.
– Само собой – усмехнулся Савелий – С чего бы ты стад врать следователю. Ведь за вранье и посадить могут. Дело серьезное.
Худякин тупо уставился на Савелия и застыл на месте. Савелий тоже остановился, огляделся нет ли кого рядом, достал купюру и протянул Худякину.
– На вот, держи. Семей Николаевич тебе жертвует на поминки рабы Божией.
– Да я сам. Да ты что, Савелюшка – оживился Худякин, протягивая руку.
Савелий придержал купюру в руке и сузив глаза медленно проговорил:
– И что бы я больше никаких разговоров на эту тему не слышал. Понял?
Худякин сжал плечи и испуганно заморгал:
– Понял, Савелий Григорьевич. Понял. Как не понять. Что я враг себе что ли?
Он торопливо спрятал смятую купюру за пазуху и поспешил к магазину. Савелий продолжил свой путь.
***
Анну разбудило ржание лошади. Она приподняла голову. В окно заимки пробивались яркие лучи солнца. За дверью послышались громкие голоса и в избу с шумом валились оба брата.
– Проснулась? – весело спросил, разрумянившийся от свежего воздуха. Николай – Как здоровьице?
– Намного лучше – ответила Анна с легкой улыбкой. Ей действительно стало лучше. И если бы не слабость в теле, было бы совсем хорошо. Молодой организм энергично боролся с недугом и по всей вероятности одерживал победу.
– Ну, что же, давай одевайся и поедем – сказал Василий, подавая ее одежду – Мы тебя на улице подождем. Молоко вот в бутылке выпей. Николай привез. За пазухой держал, теплое.
Братья вышли из заимки. Анна торопливо оделась, с удовольствием выпила молоко, закинула котомку за плечи и взяла ружье в руки. Она с грустью оглядела этот гостеприимный уголок, где нашла свое спасение, где познакомилась с такими простыми и замечательными людьми. Она представила себе, как вломилась вчера в заимку с ружьем в руках и непроизвольно густо покраснела. «Ой, стыдобушка какая – а потом усмехнулась – Ага, так они меня и испугались. Ишь какая грозная появилась». И все же Анне было грустно. Она смахнула со щеки слезинку, вздохнула и вышла из избы.
Мужики стояли у саней и курили. Серый в яблоках конь, всхрапывая, мерно жевал сено, брошенное прямо на снег. В санях лежали лыжи Анны. Василий помог Анне сесть в сани, укрыл ее мохнатым овчинным тулупом. Николай подпер дверь заимки колом, бросился в сани, подхватил вожжи и гикнул:
– А ну, Резвый, домой.
Конь, оправдывая свою кличку, резво взял с места и легко покатил сани с людьми по утреннему пасту. Солнце раскаленной сковородой, величаво медленно поднималось по бледно-голубому небосклону, грозя через пару часов снова начать плавить оставшийся снег. Работы у небесного светила было много. Надо растопить снег, пустить полноводные ручьи, поднять лед в реке, дать земле тепло и оживить очнувшуюся от зимней спячки растительность. Пока царь природы справлялся со своей работой.