Стаб
Шрифт:
– Я карты принёс.
– А, это ты! Глаза совсем паршивыми стали, а тут еще свет отрубили.
– Он приблизил импровизированный подсвечник из бутылки.
– Тебе принести чего?
– Я не голоден.
– Ничего не говори. Сейчас дам тебе попробовать сыра и вяленого мяса, а?
– Звучит круто.
– И молока.
– Он убежал, наплевав на требовательных клиентов, которых пришлось обслуживать терпеливому Фрику.
– Почему нет света и музыки?
– спросил я у него, и он махнул рукой.
–
– У нас свет был, когда я выходил.
– У Многорукого свой генератор. Весь остальной город платит Мэду за электричество.
– А почему вы не поставите свой генератор, как Многорукий?
Фрик посмотрел на меня, как на чокнутого.
– Нельзя.
– И долго так будет?
– По-разному. День-два. Бывало и на неделю отрубало.
Я тоскливо посмотрел на пыльные колонки, висящие по углам, и Фрик догадался, что именно меня так волнует.
– Не вешай нос, сейчас будет чуть веселее.
И он указал на то, что невозможно было не заметить, но чьё предназначение оказалось трудно угадать. Скорее уж эта громадина походила на тот самый генератор, которого этому бару сейчас так не хватало. И это был генератор, в каком-то смысле...
Музыки.
Когда за барной стойкой вновь появился Майлз с тарелками, Фрик что-то шепнул ему и пошел к этой громадине.
– На самом деле, он только и ждёт момента, чтобы похвастаться своим талантом. Когда отключают ток, это ему всегда на руку. А вот мне нет.
– Майлз кивком указал на практически пустой зал.
– Этому роялю уже лет триста. Расстроенный к чертям. Лучше заткни уши.
Но я не стал.
Фрик утроился перед этой штуковиной на низкой табуретке, открыл крышку, его пальцы коснулись белых и чёрных клавиш, и... я понял, что с места до утра не сдвинусь.
– Э-э, нахер эту кислую выпивку и музыку...
– проворчал своему товарищу алкаш, сидящий рядом.
– Пойдём к Мэду.
– Да. У него там и посветлее будет.
– Может, увидим его "женщину". Слышал, ему там реально сделали щель.
– Гонишь.
– Да чтоб я сдох! Говорят, Мэд нашёл какого-то доктора, тот отчикал мальцу член и бубенчики и сделал стопроцентную вагину.
– А сиськи?
– Не, на сиськи денег не хватило.
Я почти не слушал их болтовню, сосредоточившись на еде и музыке. Тот, кто первым заговорил о гармонии, вероятно, имел в виду именно это сочетание. Фрик играл долго, с наслаждением, не замечая ничего вокруг. Ему даже свет не нужен был, руки сами знали, что делать.
– Никак не могу понять... В одну и ту же минуту, я - самый несчастный придурок на свете, а он - самый счастливый, - пробормотал Майлз, наливая себе стопку.
– Скоро я обанкрочусь и повешусь.
Стукнувшись с моим стаканом молока, он запил свою досаду. А когда Фрик поднял руки от рояля, захлопал в ладоши, как бешеный. Я тоже. Мне сразу понравилась эта традиция. Я хлопал до того момента, пока Фрик не вернулся к барной стойке.
– Без женского вокала звучит, как отстой.
– Звучало обалденно!
– воскликнул я.
– Правда?
– Он посмотрел на меня так, что я понял - мы с ним друзья навек.
– Звучало как всегда, Фрик, - сказал Майлз.
– Вообще-то, это кое-что новенькое. Я разучивал её месяц.
– Ты, блин, всех клиентов распугал.
– Без музыки совсем тоска, ну?
– Фрик посмотрел на меня, зная, что я его поддержу. Чистосердечно.
– А клиенты ушли, потому что у Мэда свой генератор. Там хоть и светло, но музыка - дерьмо.
– Многим нравится.
– К Мэду все здесь подлизываются.
– Нет, он просто позволяет в своем клубе то, чего не допускает в остальных. Драться, ширяться, трахаться, - пояснил Майлз мне.
– А у нас даже в карты нельзя играть... О, кстати. Говоришь, ты принёс ту самую колоду?
Я вытащил из кармана карты, и Майлз сразу же раздал на троих.
– Хо-хо-хо, - гаденько рассмеялся он, разглядывая свой "веер". Фрик рассматривал свой молча, но если бы здесь было чуть светлее, я бы сказал, что он покраснел.
Они долго не могли начать игру, ерзая на стульях, поправляя штаны и переглядываясь.
– Ты же говорил, играть в карты запрещено, - заметил я.
– На деньги нельзя.
– О, это как раз так, как я не умел.
– Сыграем на выпивку. Проиграешь - пьёшь.
– Мы на работе, - напомнил Фрик.
– Посетителей всё равно нет. И уже не будет... до следующей недели.
– Майлз выкинул на стол между нами первую карту.
– Понеслась.
Игра набирала обороты, подогреваемая не столько выпивкой, сколько изображениями на картах. Майлз грёб их себе, как сумасшедший, хотя я знал, что это предвещает его проигрыш. Но его это не расстраивало. Он стал ещё болтливее. Фрик же наоборот притих, долго думая, прежде чем бить карты, словно не хотел расставаться с некоторыми экземплярами.
В двух словах - я просто не узнавал этих парней. И почти не удивился, когда выяснилось, что во всех партиях выиграл я.
– Мне просто трудно соображать, когда я на них смотрю!
– оправдывался Майлз.
Фрика же эта игра, похоже, вогнала в депрессию. Откинувшись на спинку стула, он запрокинул голову и свесил руки.
– Мы родились не вовремя, - подытожил Майлз, раскладывая пасьянс.
– Открой я бар лет триста назад, у меня от посетителей отбоя не было бы. А знаешь почему?
– Он не обращался ни к кому конкретно.
– Потому что я сделал бы так, чтобы тут крутились женщины. Ничего бы не делали, просто сидели, качали ножками... улыбались... пили сладкие коктейли... хихикали...