«Сталинский питомец» - Николай Ежов
Шрифт:
В статье, опубликованной в «Правде» в марте 1932 года, «Некоторые вопросы подготовки и расстановки кадров» Ежов продолжал высказывать радикальные взгляды на образование. Он с удовлетворением отмечал, что «ушли в прошлое многофакультетные университеты, оторванные от производства», а их место заняли специализированные высшие учебные заведения, подчиненные хозяйственным наркоматам, неразрывно связанные с производством и способные подготовить инженеров по определенным специальностям за три — четыре года. «Несмотря на сопротивление реакционной части профессуры, — как утверждал Ежов, — 40–45% учебного времени студенты стали проводить на предприятиях и, таким образом, лекционная система все больше и больше уступает место активным методам учебы». Обильно цитируя в этой статье Сталина и Кагановича, Ежов писал: «Наши высшие учебные заведения превращены в своеобразные предприятия, выполняющие заказы народного хозяйства на подготовку необходимых ему специалистов» {86} .
86
Ежов Н. Некоторые вопросы подготовки и расстановки кадров // Правда. 1932. 17,20 марта.
Ежов вернулся на работу в партийный аппарат в ноябре 1930 года в качестве главы распредотдела, одного из двух отделов, образовавшихся в результате разделения орграспредотдела {87} . [11]
87
РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 69.
11
Этот визит продолжался полчаса. 29 ноября он был принят снова, в этот раз уже на полтора часа.
88
См.: Исторический архив 1994. № 6. С. 25.
89
РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732; Сталинское Политбюро в 30-е годы. Сборник документов / Сост. О.В. Хлевнюк, А.К. Квашонкин, Л.П. Кошелева, Л.А. Роговая. М., 1995. С. 20, 178; Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. М., 1996. С. 200.
9 ноября 1931 года он снова был принят Сталиным вместе с Кагановичем, Молотовым и Ворошиловым; кроме них, также присутствовали заместитель председателя ОГПУ Генрих Ягода, Э.П. Берзин и С.А. Бергавинов {90} . Два дня спустя Сталин подписал постановление Политбюро о добыче золота на Крайнем Севере. Было решено организовать государственный трест «Дальстрой» под непосредственным руководством Берзина и под контролем Ягоды и установить для треста жесткую программу добычи золота. Бергавинов, в качестве первого секретаря Дальневосточного крайкома партии, должен был изучить возможности использования ледоколов. А Ежов, Ягода и другие должны были «разработать льготы, которыми будут пользоваться как заключенные переселенцы, так и добровольцы за хорошую работу на Колыме (сокращение срока наказаний, восстановление в правах гражданства, обеспечение семей добровольно уехавших, повышение оклада и т.д.)» {91} . Так было положено начало печально известной системе принудительного труда на Колыме.
90
Исторический архив 1994. № 6. С. 39–40.
91
Возвращение памяти: Историко-архивный альманах. М» 3. Новосибирск, 1997. С. 166.
После этой встречи произошел характерный инцидент. Когда Ежов выходил из Кремля вместе с Ягодой и Бергавиновым, Ягода предложил сесть в его автомобиль. По пути Ежов, одетый в легкое летнее пальто, очень сильно замерз. Ягода возмутился, что он так легко одет: как он мог так поступить, если на лечение его слабых легких были потрачены такие значительные средства! Ежов отвечал, что зимнего пальто у него нет. Тогда Бергавинов счел, что в таком случае он должен получить мех на зимнее пальто. В течение двух недель-он получил несколько отрезов беличьего меха, причем без всякого счета. По-видимому, Центральная Контрольная комиссия (ЦКК) узнала об этом, и затем Ежов послал объяснительную записку ее председателю Матвею Шкирятову, утверждая, что мех лежит неиспользованным в его квартире, и он готов поделиться им в любое время {92} .
92
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 267. Л. 22–25.
Этот эпизод следует рассматривать в связи с проблемами со здоровьем Ежова. Еще раньше, в июне 1931 года глава лечебно-санитарного управления (лечсанупра) Кремля доложил Кагановичу и Постышеву, что Ежов страдает туберкулезом легких, мизастенией, неврастенией, вызванной напряженной работой, анемией и недоеданием. Ему требовался немедленный двухмесячный отпуск по болезни в санатории на юге — например, в Абастумани в Грузии или в Кисловодске {93} . В ноябре следующего года он снова сообщил ЦК, что Ежов болен еще и ангиной, а также страдает ишиасом. Ему требуется срочное обследование в Кремлевской больнице и диета, чтобы он мог поскорее вернуться к работе {94} .
93
Там же. Ф. 17. Оп. 120. Д. 45. Л.19.
94
Там же. Л. 55.
В Казани, не позже июня 1921 года, Ежов женился на Антонине Титовой, партийной функционерке низшего звена, которая была на несколько лет моложе его. Она поехала с ним в Краснококшайск и Семипалатинск, но летом 1923 года отправилась в Москву для учебы в Тимирязевской сельскохозяйственной академии. В конце 1925 года супруги воссоединились в Москве. С ними жила и мать Ежова, которой в то время было немногим более 60 лет, и двое детей его сестры Евдокии — подростки Людмила и Анатолий Бабулины, учившиеся в Москве. (Сама Евдокия вместе с 4 другими своими детьми жила в деревне недалеко от Вышнего Волочка Тверской области.) После окончания сельскохозяйственной академии в 1928 году Антонина поступила на работу в наркомат земледелия на должность начальника подотдела. При помощи мужа она опубликовала книгу «Коллективизация сельского хозяйства и крестьянская женщина». Однако примерно в 1930 году они развелись, поскольку Ежов, никогда не отличавшейся супружеской верностью, завязал серьезные отношения с другой женщиной {95} . [12]
95
См.: РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 9.
12
С 1927 года Ежовы жили в доме № 10/16 по Молочному переулку, кв. 20 (рядом с Остоженкой).
Ее
Прошло немного времени, и Евгения вернулась в дом мужа в Москве, а в ноябре 1927 года Ежов, вероятно, впервые появился у нее дома; они могли также встречаться и в санатории на берегу Черного моря. В 1939 году Гладун показал на допросе следующее: «Она называла Ежова восходящей звездой и поэтому ей было выгоднее быть с ним, чем со мной». В 1930 году Ежов женился на Евгении, которая взяла его фамилию. Они жили в центре Москвы. Евгения работала машинисткой в газете «Крестьянская газета», редактором которой был Семен Урицкий, с которым у нее, по-видимому, тоже был роман. Урицкий освободил ее от обязанностей машинистки, желая сделать ее журналисткой. У нее был своего рода салон, где она принимала писателей, артистов и дипломатов. Кроме Бабеля, постоянными гостями салона были писатели Лев Кассиль, Самуил Маршак, а также певец и музыкант Леонид Утесов {96} . [13]
96
См.: Chentalinski V. La parole ressuscitee: Dans les archives litteraires du K.G.B. Paris, 1993. P. 62–65; Поварцов С. Причина смерти — расстрел. Хроника последних дней Исаака Бабеля. М., 1996. С. 39,149–51; Брюханов Б.Б., Шошков Е.Н. Оправданию не подлежит… С. 33–34,47,160; Vaksberg A. The Prosecutor and the Prey: Vyshinsky and the 1930s' Moscow Trials. London, 1990. C. 199; Жаворонков Г.И. снится ночью день//Синтаксис. 1992. № 32. С. 47,51–52; Интервью с А.Н. Пирожковой // Независимая газета, 16 января 1998.
13
В конце 1920-х и начале 1930-х годов Ежов жил в доме № 1 по улице Остоженка, кв. 21, без Титовой (ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 14. Д. 46). Позднее он, скорее всего, жил в доме № 1 по 1-му Неопалимовскому пер., кв. 3, а затем в Мамоновском пер. (АП РФ. Ф. 3. Оп. 24. Д. 375. Л. 63; Д. 376. Л. 82–83).
У Ежова, однако, были не только гетеросексуальные связи. 24 апреля 1939 года он написал признание в следственный отдел НКВД о своей «длительной подверженности пороку педерастии». Разумеется, слово «педерастия» означало гомосексуализм, но именно это признание, по-видимому, было обоснованным, и поэтому его следует процитировать более подробно:
«Начало этому было положено еще в ранней юности когда я жил в учении у портного. Примерно лет с 15 до 16 у меня было несколько случаев извращенных половых актов с моими сверстниками учениками той же портновской мастерской. Порок этот возобновился в старой царской армии во фронтовой обстановке. Помимо одной случайной связи с одним из солдат нашей роты у меня была связь с неким Филатовым, моим приятелем по Ленинграду, с которым мы служили в одном полку. Связь была взаимноактивная, то есть «женщиной» была то одна, то другая сторона. Впоследствии Филатов был убит на фронте.
В 1919 году я был назначен комиссаром 2 базы радиотелеграфных формирований. Секретарем у меня был некий Антошин. Знаю, что в 1937 году он был еще в Москве и работал где-то в качестве начальника радиостанции. Сам он инженер-радиотехник. С этим самым Антошиным у меня в 1919 году была педерастическая связь взаимноактивная.
В 1924 году я работал в Семипалатинске. Вместе со мной туда поехал мой давний приятель Дементьев. С ним у меня также были в 1924 году несколько случаев педерастии активной только с моей стороны.
В 1925 году в городе Оренбурге я установил педерастическую связь с неким Боярским {97} , тогда председателем Казахского облпрофсовета. Сейчас он, насколько я знаю, работает директором художественного театра в Москве. Связь была взаимноактивная.
Тогда он и я только приехали в Оренбург, жили в одной гостинице. Связь была короткой, до приезда его жены, которая вскоре приехала.
В том же 1925 году состоялся перевод столицы Казахстана из Оренбурга в Кзыл-Орду, куда на работу выехал и я. Вскоре туда приехал секретарем крайкома Голощекин Ф.И. (сейчас работает Главарбитром). Приехал он холостяком, без жены, я тоже жил на холостяцком положении. До своего отъезда в Москву (около 2-х месяцев) я фактически переселился к нему на квартиру и там часто ночевал. С ним у меня также вскоре установилась педерастическая связь, которая периодически продолжалась до моего отъезда. Связь с ним была, как и предыдущие взаимноактивная» {98} .
97
О Боярском см.: Власть и художественная интеллигенция: Документы ЦК РКП(б)-ВКП(б)-ВЧК-ОГПУ-НКВД о культурной политике. 1917–1953 гг. М., 1999. С. 201, 250, 269, 699, 774.
98
См. док. № 20.
В конце 20-х — начале 30-х годов Ежов пристрастился к пьянству. Позже Зинаида Гликина, давняя подруга Евгении еще по Гомелю и постоянная гостья в ее доме, показала на допросе: «Еще в период 1930–1934 гг. я знала, что Ежов систематически пьет и часто напивается до омерзительного состояния… Ежов не только пьянствовал. Он, наряду с этим, невероятно развратничал и терял облик не только коммуниста, но и человека» {99} . Одним из его близких друзей, с которым он любил пьянствовать по ночам, был его коллега по наркомату земледелия Федор Михайлович Конар (Полащук); скорее всего, они познакомились в 1927 году. После ареста Ежов утверждал, что «Конар и я всегда пьянствовали в компании проституток, которых он приводил к себе домой» {100} . Став заместителем наркома земледелия, Конар в январе 1933 был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Польши, два месяца спустя приговорен к смерти за «саботаж в сельском хозяйстве» и расстрелян {101} .
99
Шенталинский В.А. Донос на Сократа. М., 2001. С. 419.
100
ЦА ФСБ. Ф. 3-ос. Оп. 6. Д. 1. Л. 323.
101
Известия. 1933. 5 марта; Расстрельные списки. Вып. 2. Ваганьковское кладбище 1926–1936. М., 1995. С. 202,211.