Сталкер-югенд
Шрифт:
– Ой!
– вскрикнула Чили, отдергивая руку.
Бурундук вылетел из рукава, как ошпаренный.
Паха отложил манок, высыпал из коробочки на ладонь семян, передал Чили.
– Самоеды считают, души умерших вселяются в этих зверьков, - пояснил он.
Зверьки не отказались от дармовщинки и таскали угощение наперебой. Некоторые озоровали. Полосатик хрупал семечко, придерживая лапками. Его собрат, подождав пока тот справится с шелухой, вырвал еду. Оба покатились по траве, рванулись в одну сторону, столкнулись и разбежались.
Чили подчиняясь внутреннему неясному и путанному порыву, протянула семена, угостить серенькую скромницу, повергшую Паху в волнение. Тихоня посмотрела на нее умными спокойными глазками и не притронулась к угощению. Даже не потянулся.
Отчего-то теперь зверьки не казались Чили мультяшными.
– Спать нельзя, - предупредил Паха с приближением ночи.
Чили поджала губы. Не слишком ли много речей между ними?
– Скоро уйдем.
Он просидел, уставившись в одну точку. Помнить всегда больно. А если не помнить? Будет ли легче и лучше?
Едва утро подсветило небеса, Паха засобирался, так быстро, словно хотел сбежать с поляны. Он и сбегал. Факт однозначный и подмечен Чили. Сбегал от прошлого. Она тоже.
Тропа шла почти прямо, лишь время от времени огибала гигантские покрытые мхом валуны. Паха шагал размерено, не сбивался и не блудил. Лес менялся. Сперва к елям присоседился можжевельник, а потом и вовсе вытеснил всякую растительность. Воздух загустел, преобрел сладость.
Паха убавил прыти.
– Теперь нельзя спешить.
На пути им попался шалашик, в нем и заночевали. Утром Чили поела, Паха главным образом налегал на воду.
– Осторожней с едой.
– Что? Жалко?
– сузила глаза Чили, готовая прожечь Паху до печенок.
– Не жалко. Пропадет.
О чем сказал?
Воздух осязаемо плотен. Не дышишь - пьешь. Пьешь и физически ощущаешь его нехватку. Легкие надсажено загоняют вдох за вдохом. Немного кружится голова, подкатывает слабость. Но терпимо.
Темное, почти черное место. В редкие разрывы между высоченных деревьев проглядывают крохотные лоскутки далекого неба. Подлеска нет, вместо него жидкий ползущий неизвестно куда и откуда туман. Под одним из деревьев уложен песчаник. Паха сгрузил имущество в сторонку, вытянул припрятанное кем-то ( может и им самим) деревянное ведро.
– Располагайся.
Где тут располагаться? Чили устало повалилась.
Знала бы, бросила подыхать, - таковы её чувства на спасение человека.
– Еще гусятников постреляла, спасала урода, - напомнила себе геройство. Но столь ужасающим фактом не устыдилась.
Паха скоро вернулся. Поставил полное ведро, зачерпнул берестянкой и выпил. Протянул девушке. Чили выплеснула воду, зачерпнула свежей, отпила. Вода на вкус горьковато соленая.
Дальше Паха удивил. Он это умеет. Удивлять. Стащил с себя рубаху, разулся, снял штаны. Остался в одних трусах.
– Лучше так побыть, - не смог он внятно объяснить. Да и кому нужны его объяснения?
– И как не догадалась!
– Это место...
– Да по фигу мне..., - шла наперекор Чили. Что угодно, но только не по его.
– Как знаешь.
Постелив брезентуху, лег, заложил руки за голову и, уставился в далекое небо. Чили скинула берцы. Подложила рюкзак повыше. Одну ночь она перетерпит. И плевать ей на всякие предрассудки дикарей.
Ночь подглядывает звездами. Поразительно тихо. Странный лес. Нет ни птиц, ни летающих букашек, никого. Даже ветра нет! Можжевельник, толстый слой опавших игл, туман и где-то вода.
Разболелась голова и Чили постаралась задремать. Сон долго не приходил, но потом будто разверзлась пропасть в негу, в ласковые баюкающие волны, солнечные и теплые....
... Выход на ,,берег просто чудовищен! Болело везде. Руки-ноги, спина, грудь, живот (особенно внизу), голова разламывалась, хотелось по нужде...
– Больше пей. И лучше разденься.
Попить Чили попила. Отказавшись от помощи, самостоятельно добралась до ведра. А по поводу остального... Прошло время когда она безоговорочно ему верила. Прошло.
День первый....
Кое-что Чили помнила. Её бил озноб, текли слезы и сопли. Ручьем.... Ручьями... Подумала, простыла. Когда с дури, разгоряченная, влезла под водопад, а потом валялась на досках, спасая жизнь этому подонку. Она слышала Паха блевал. Выхлестал берестянку воды и его тут же вывернуло. Так и надо!
Время разбилась на сценки. Пьет воду и Паха её поит.
– Угоришь, - увещевал он, стаскивая с Чили куртку. Она не сопротивлялась. Тело противное, потное, ватное. Ткни сильней, продавишь. Под вечер с трудом уснула и ли забылась. Не мерзла, но трясло так, что клацали зубы.
День второй....
Смогла подняться и зайти за ближайшее дерево. Обратно приползла на четвереньках. Рухнула на разложенные Пахой тряпки. На удивление, он не срубил ни единой ветки, подложить для мягкости. Все-таки у камня минимальная комфортность. К вечеру не осталось сил даже пугаться. Сильно потела. И если бы это просто был пот. Пополам с кровью. В порах собирались маленькие розовые капельки. Кожа сильно чесалась.