Сталкер-югенд

Владимирович Федорцов Игорь

– Не надо пап, - Алекс сжал руку отцу.

Варуша не вмешивался. Алкоголь и дирижабль вещи не предсказуемые.

– Надо... попустит... Утром, что-нибудь придумаем. Верхом отправлю. Так скорее. Не далеко осталось, - врал Богуш. Не сыну. Себе. А что ему оставалось. Одна ночь и нет у него никого. Одна ночь!

– Да.... конечно...., - не перечил раненный.

– Все устроится. Все..., - шептал Богуш. Плакать он не плакал, давно разучился.

Алекс прикрыл глаза, наслаждаясь мягкой мутностью в сознании. Когда теплые волны перекатываются

с верху вниз и снизу вверх, встречаясь где-то под сердцем. Прибой небывалой истомы и неги. Однако, опьянений не помешал Алексу соображать и действовать быстро. Он выхватил отцовский пистолет с пояса, клацнул предохранителем и, не раздумывая, пальнул себе в лоб. Помедли он, Богуш успел бы помешать.

– Он лучше, чем мы думали, - покивал головой Варуша.

– Слушай, ты..., - Богуш сник. Он ведь и вправду считал сына слюнтяем. Не на что негожим. Оказывается, доказать обратное, Алексу пришлось умереть.
– Оставьте меня.

– Не тяните с погребением.

– Уйди. Все.

– Им еще повезло. Не сожрут, - сказал, удаляясь Варуша.

Наемник знал, о чем говорил. Погребенные достанутся земле. И только ей. Кто бы добавил - памяти. Но будет ли кому помнить?

Два часа по меркам жизни очень мало. По стандартам войны - много. Два часа отдыха и покоя. Не льется кровь, не звучат выстрелы, горит огонь Два часа прошли... пролетели.

Натиск и скорость. Фронт выгнулся, просел, распался на зоны. Кто мог, от безнадежных раненых до подростков участвовали в бою. Смерть не оставляет выбора, воевать или отсидеться.

– Пара приступить к раздачи рождественских кроликов, - тяжело дышал Варуша, выцеливая из ОВЛ припрятанные канистры. Выстрел - взрыв. Выстрел - взрыв.

Порой горящий всплеск накрывал противоборствующих с обеих сторон. Наемник не зацикливался. Война спишет. Победителя простят выжившие, а мертвякам все едино.

Когда ,,кролики закончились, Варуша улучшив момент, выдался такой, сгонял в тыл к Грегу.

– Сажай на лошадок баб с ребятней и дуйте отсюда. Вооон туда. Видишь, нет там никого. Держите прямо. Попадете на шоссейку. И по ней вверх по холмам. Понял?

– Понял, чего не понять, - вытер дед набежавшую слезинку.

– Потом поплачешь, - поторопил Варуша с отъездом.
– Полчаса на сборы, а то и меньше. Кого соберешь с тем и отбывай.

Столько времени беглецам не отпустили. Сверху, со скалы, посыпались белоглазые. Удар в тыл решил исход схватки. Людей смяли. Кто-то стоял до последнего. Кто-то пытался пробиться и удрать.

Варуша закрутился и проворонил хапа. Тот порвал ему глотку. Умирая, гусятник расстрелял магазин. Жизнь закончилась с последним выстрелом. Богуш истратив боезапас схватился за мачете. Рука не забыла, чем он прокладывал себе дорогу в большую жизнь. Его сбили, изуродовали мышцы ног и переломали тазовые кости. Боль плавала внизу живота концентрируясь у ануса и разодранной машонки. Собственную смерть ,,амператор встречал смоля папиросу. Все что ему осталось.

Будущее коротко и обсыпалось пеплом, уходило дымом в ночь.

Среди хаоса смерти, в сопровождении тасмана, бродил странный человек. Человек ли? Жуткая помесь homo sapiens и летучей мыши.

Увидел ли незнакомец огонек или унюхал дымок, но побрел к Богушу. Протянул руку, забрать.

– Мир никогда не меняется, - Богуш отдал. У него отняли все.

– Ошибаешься, - незнакомец понюхал дым, после чего сделал затяжку.
– Мир давно изменился. Просто люди этого не заметили.

– Ага. Я заметил. Прямо и не узнать.

– Мне нравится, - тянул дым незнакомец. О чем только говорил. О папиросе? О результатах трудов своих?

– Не подавись!
– прозвучало двусмысленно.

– Как можно, - таков же ответ.

Богуш прикрыл на миг глаза. От кровопотери кружилась голова.

– И что теперь?
– нашел он силы спросить.

– А что теперь? Теперь ничего, - незнакомец выкинул окурок.
– Спасибо.

Приближение тасмана Богуш наблюдал в щели век. Огромное тело обволакивали дымные хлопья. Зверина подошел достаточно близко, рассмотреть в подробностях.

– И что теперь?
– спросил Богуш на этот раз пса.

Тасман хватанул человека за лицо. Хрустнули височные кости. Человек умер от болевого шока не успев закричать.

Новый день зачинался мучительно долго. Мутнел восток, солнце не торопилось выползать. Пряталось за холмы, куталось в облака. Посреди трех тысяч тел, сотен павших лошадей, раскиданного и разбросанного скарба, в дымке прогоревших костров, стояла женщина. У нее на руках притих малыш. Кроха прятал заплаканное личико в распущенные волосы матери. Насмерть перепуганная мадонна встречала восход...

12.

Окончание трех дневного пути ознаменовалось присоединением стаи динго. Семь матерых псин. Мощные лапы, тяжелые челюсти, в холке до метра.

– Тут как тут, - поприветствовал Паха их появление.

– Чего им надо?
– беспокоилась Чили. Руки так и тянулись к стечкину. Но Паха оружие не трогал, не тронула и она.

– Самому любопытно.

– А если кинуться?

– Не похоже, - в задумчивости покусывал губу Паха.

– И что? Все время торчать будут?

– Разве скажут?
– пошутил он.

Вообще Паха как-то излишне спокойно отнесся к необычному соседству. Правда, динго, обозначив присутствие, на рожон не лезли. Один караулил, остальные пропадали поблизости. На марше спины псов мелькали в траве и подлеске. Иногда раздавался шум погони или звуки борьбы. Паха прислушивался, после чего комментировал.

– Лося гонят.

Или...

– Крёха взяли.

Лично Чили псы нервировали. Неприятно когда живешь под чужим доглядом. Вся жизнь как за стеклом. Пошла по воду до ручья - пес, подобрать сушин подбросить в костер - лежит в тенечке, за куст зайти и здесь пятнистая шкура. Одни неудобства.