Сталкер. Рагна?рёк районного масштаба
Шрифт:
До Зоны он занимался водными лыжами и был чемпионом страны и победителем всяких олимпиад. Когда его забрали в армию, он попал в спортроту. Завоевывал награды для СКА Белоруссии, усердствовал в тренировках и в один прекрасный день переусердствовал. Соблазнил дочку местного полковника, она, как водится, залетела, а Борюсик, наотрез отказавшийся жениться, был наказан и отправлен в заштатный гарнизон. Но что толку от воднолыжника, который и стрелять-то не умеет? Ну вот его и определили на кухню, где всю свою сознательную жизнь он и проработал, пока не случился какой-то супервыброс. Правительство незалежной Украины попросило помощи у соседей, а его часть была как раз на границе старой чернобыльской зоны отчуждения. Первую волну солдатиков, которые переправились через Припять в районе деревни Парышев, всю съели. Когда пришло сообщение, что группа быстрого реагирования вооруженных сил Белоруссии погибла и бороться с наступающим противником некому, под ружье были поставлены все, кто был в части, в том числе и доблестный повар Борюсик. Но то ли Бог хранит дураков, то ли еще чего, но Борюсик
А потом еще и с тушняком трофейным из землянки прадедовской мы учудили. Я эти волшебные банки на сухпайки армейские выменял. Когда все коробки из схрона загрузили в армейский БТ (белорусский «Тигр» – начал производиться специально для Зоны на Белорусском тракторном заводе, за основу был взят российский ГАЗ «Тигр»), водила-первогодок с трудом за рулем сидеть мог. Мне клятвенно пообещали, что баночки уйдут из части в свободное экономическое плаванье, это в лучшем случае. В худшем – в другие части вместо давно украденного. Но не тут-то было. Как оказалось впоследствии, за всей аферой стоял бывший Борюсиков помощник по кухне, а теперь главный повар. Нет бы этот тушняк дальше по ларькам отправить, а он, дятел тыловой, решил этим мясом мамонта свою же воинскую часть накормить. Ну и накормил так, что часовые по очереди туалеты караулили, а не периметр. Неделю весь гарнизон гадил так, что без противогаза ходить нельзя было. Особисты подумали – диверсия, ну и докопались до истины. В общем, на гденьский блокпост и его окрестности я не ходок: если не застрелят, то в тюрьму посадят. Вот так. Дошло до того, что даже барыгу на нейтральную землю вызывали за товаром. Он, правда, не внакладе, да и нам таскать стало ближе. Мы же теперь жили в Зоне! Согласитесь, звучит? Много ли вы знаете полувольных бродяг с постоянной зональной пропиской? То-то же.
Семнадцатый
Бывший станционный поселок Толстый лес. Кто здесь жил? Дорожные работники, путейцы и обходчики, или просто люди. А теперь нелюди. Покосившиеся дома, складские помещения вдоль железнодорожного полотна, старые вагоны, цистерны, тепловозы и даже паровозы. Всеобщее запустение и хаос. Только вороны, как тени прошлого, как души покинувших эти места людей, вьются над местом своей жизни. Разбрызгивая вечные лужи и натужно разрывая могильную тишину дизельными движками, БТР-100 на полном ходу, выбивая старые вокзальные ворота, влетает на грузовой перрон. Из его чрева словно горох выпрыгивают люди и не оглядываясь вбегают в здание управления, боевая машина резко стартует и уходит в обратном направлении. Через несколько секунд ничто не напоминает о присутствии кого бы то ни было на станции, только в небе беснуются фиолетовые облака и молнии, предвестники Выброса, который уже начинается. И вороны начинают закручивать свой вечный танец – «Воронку».
– Вась, а скорлупка не дойдет до блокпоста, – говоривший закрывает за собой массивную стальную дверь, запирает засов, и в здании становится снова тихо. Только сквознячок бегает по пустынным комнатам в поисках хоть клочка бумажки, с которым можно поиграть.
– А что мы можем сделать? Ты приказ слышал? Скрытное проникновение, разведка и все такое. И вообще, товарищи бойцы, отдых до окончания Выброса.
– Есть, Семнадцатый! – Бойцы все молодые, их шестеро, вроде внешне разные, но движения одинаково спокойные, точные, ни одного лишнего шага. Отдавший приказ также раскладывает вещи, проверяет оружие, он тоже молод, на вид лет тридцать, карие глаза, широкие брови, волевой подбородок и седые волосы. Раньше говорили – соль с перцем.
– Вась, слушай, а почему так срочно, почему не после Выброса? Вспомни, как мы прорывались, мутантов океан.
– Бес, угомонись, сейчас на связь выйдем, все и поймем. Егерь, связь давай. – Связист распаковал небольшую армейскую радиостанцию дальнего действия, подошел к стене, поковырял побелку ножом. Из щели вывалился коаксиальный кабель. Щелчок, папка вошел в мамку, солдат улыбнулся.
– Есть связь, но неустойчивая. Выброс. А все-таки молодцы научники. На улице смерть во всех своих романтических проявлениях, а связь работает…
«Семнадцатый – базе». Ждать не пришлось долго, через треск и шум электромагнитных помех ответ пришел: «Движение в сторону Буряковка – Чистоголовка. Выход на трассу Припять. Выход на связь завтра в 14.00».
– Вот так, Бес, и вся ничего. Бойцы, команда – спать. Первое дежурство – Стас и Седой. Смена через три часа – я и Бес. Потом – Веселый и Якут. Отбой.
Отбой для всех солдат, как кнопка «выкл». Щелчок – и ровное сопение наполнило небольшую комнату. Караульные проверяли оружие. К Семнадцатому сон сразу никогда не приходил. Он это знал и даже не пытался себя заставлять. Развязав десантный рюкзак, он извлек из него пластиковый антиударный футляр. На командирском планшетнике вспыхнул монитор, озарив мертвенным светом закоулок подвала. Мышка усердно стала гонять по виртуальному полю папки и файлы. Найдя, на ее взгляд, нужную с надписью «Адресная книга чернобыльской зоны отчуждения», она ткнулась в ярлычок. Василий, или для своих Семнадцатый, скопировал ее из сети с сайта памяти о погибшем городе Припять, как только прибыл на службу в Зону. И каждый раз, оказываясь в «погибших» населенных пунктах, он проводит для себя маленькую экскурсию в прошлое. Единственное, если в 1986 году все города, села и деревни погибли для людей и в них никто не жил, то теперь там живут нелюди. Пробежав по названиям, он остановился на файлике «Толстый лес». Информации было мало, но и ее вполне хватило, чтобы в очередной раз оценить трагедию сотен тысяч людей.
До чернобыльской катастрофы 26 апреля 1986 года Толстый лес был, наверное, самым большим селом на территории той старой зоны отчуждения. Он находился на расстоянии сорока трех километров от районного центра города Чернобыль. История населенного пункта была богата и самобытна. Село упоминается в документах с 1447 года. Семнадцатый листал фотографии тихих старинных улочек, засаженных многолетними тополями и акациями. Где-то попадались и сами жители. Умиротворенные улыбающиеся мужики и крутобедрые женщины с малышами. С одной фотографии на него смотрел священник, по возрасту он был немногим старше самого Семнадцатого. Аккуратно зачесанные темные волосы и окладистая густая борода, на груди скромный крест. Он внимательными глазами смотрит в душу через объектив допотопного фотоаппарата. На самой карточке чернилами выведена надпись: «Свято-Воскресенская церковь», а под фотографией пометка: «Деревянная церковь, освященная в 1760 году, сгорела во время лесных пожаров уже после аварии на ЧАЭС. До аварии в населенном пункте проживало 800 жителей. Расстояние до реактора четвертого блока Чернобыльской АЭС – 19,24 км».
Почему-то последняя цифра застряла в мозгу занозой: девятнадцать километров. Отрезок длиной в собственную жизнь. Он был на сто процентов уверен, что дорога у него и бойцов в этот раз закончится именно у четвертого блока Чернобыльской АЭС. Хоровод мыслей начинал ускоряться, картинки перед мысленным взором менялись. Прошлое с пожелтевших черно-белых фотографий накладывалось на цветную реальность. Парадоксальность не пугала и не напрягала. Прошлое было реально, а теперь стало нереальным. Сегодняшнее, ранее казавшееся нереальностью, фантастикой, – наоборот. Зона все разрушила и перемешала. Дома срастались с чудовищными ликами. Мутанты прыжками пересекали улицы городка. Одно из порождений новой Зоны остановилось и посмотрело в глаза Семнадцатому. Пристально, изучающе, не зло. Сон тревожным, но успокоительным крылом накрыл военстала.
Тень
– Просыпайся, просыпайся…
Зачем? Снова встает вопрос, и снова я знаю ответ, через минуту я буду готов к действию. Так было всегда. И так будет всегда, ведь Выброс закончился, а значит, надо гнать в Зону. Ведь после Выброса старые аномалии в большинстве своем пропадают, оставляя иногда после себя артефакты, а новые порождения не пойми чего появляются. Вообще аномальный пейзаж меняется, и надо в большинстве случаев составлять новые карты. Я хоть с зольдатами и повздорил, но прямые мои и Борюсика как военсталов обязанности остались. Иногда служить Родине. Но самое главное – вдруг на артефактное поле или Поле чудес тропа откроется? Мы понимали, что этого никогда не будет. Но верить же можно. Ведь есть в Зоне чудики, верящие, что в четвертом энергоблоке стоит кристалл, который исполняет желания! Вот и у нас была своя шизоидная, но приятная мечта.
– Ну как, оклемался, дятел-путешественник? – вопрос бы адресован спасенному товарищу. Морда у него была на удивление свежая, хотя по иногда проскакивающим гримасам было понятно, что ему больно двигаться.
– Да вроде оживаю. Знаешь, Тень, если честно, то херня какая-то происходит. Вот когда на меня кровосос накинулся, он убивать меня не хотел. А как будто поговорить, что ли, пытался.
– Как это? – Франц возился у печурки, разогревая чайничек, и готовился сварить кофе. Да, мы в своей норе жили прекрасно, как дома. Нам не было надобности жрать сухпайки или консервы. Франц хорошо готовил, а главное, любил. И мы ели как люди, а не как общезональные сталкеры. Не разносолы, конечно, но…