Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945
Шрифт:
Глава 10
Он услыхал звяканье ножниц; время от времени ему казалось, что через него пропускают электрический ток. Он поднял голову, но ничего не увидел. В горле стоял комок, и Тайхман боялся, что задохнется.
Придя в себя, он увидел над собой маленького плюшевого медвежонка, который висел на проволоке, прикрепленной к ручке сундука; сундук стоял на рундуке. Медвежонок раскачивался из стороны в сторону. «Если он будет продолжать качаться, — подумал Тайхман, — то отполирует себе задницу о крышку рундука». Он стал следить за медвежонком глазами, а потом поворачивать за ним голову. Но вскоре отказался от этого — закружилась голова.
Тайхман ненадолго задремал, а когда открыл глаза, увидел, что игрушка висит неподвижно. Это его напугало, и он решил спросить медвежонка, почему он больше не качается. Но тут Тайхмана подняли. В голове его что-то закружилось, и он оказался на улице.
Там ему стало лучше. Воздух был теплым и свежим. В голове Тайхмана прояснилось; теперь он мог поднимать ее, не ощущая тошноты. Он заметил, что лежит на носилках, завернутый в серое одеяло, доходящее ему до груди. В ногах на одеяле была нашита белая полоска ткани с большими буквами — люфтваффе. Слегка повернув голову, он заметил верхнюю часть заостренной лодки и, пока гадал, сколько узлов она может давать, почувствовал, что его подняли. Вокруг стало темно, дверь захлопнулась — но это была не дверь в комнату — судя по звуку, хлопнула дверца грузовика. Он услышал, как шофер нажал на стартер, и мотор заработал. От толчка машины Тайхман ощутил чудовищную боль, но тут мотор заглох. «Шофер оставил мотор на передаче», — подумал Тайхман. Водитель стал снова заводить мотор, действуя на этот раз гораздо аккуратнее, и вскоре мотор заработал.
Он гнал машину, как сумасшедший. По крайней мере, так показалось Тайхману. На поворотах он ехал на передних колесах, а задние просто скользили по дороге. В такие моменты Тайхману казалось, что они отрываются от дорожного полотна. Когда грузовик резко сворачивал вправо, носилки ударялись о левый борт, а при левых поворотах Тайхман боялся, что упадет с них и очутится на полу. Тайхману хотелось, чтобы на дороге были только правые повороты, но грузовик заворачивал то туда, то сюда, и он изнывал от страха. Временами водитель резко тормозил; в такие минуты кровь приливала к ногам, и Тайхману казалось, что в них вгрызаются гигантские муравьи. Это было еще хуже, чем повороты. Он ощущал себя совершенно беззащитным, в то время как тысячи огромных, жирных, изголодавшихся муравьев одновременно вонзали в него свои зубы, поедая его заживо. Всякий раз, когда шофер тормозил, они кусали его, а когда тормозил очень резко, муравьи откусывали от его ног большие куски плоти.
«Так не может продолжаться, — подумал Тайхман, — надо попросить господина лихача ехать потише». Он закричал и принялся бить в перегородку кулаками. Но шофер продолжал гнать, словно ничего не слышал. Тайхман в ярости заорал.
Неожиданно машина остановилась. «Теперь-то я скажу этому уроду все, что о нем думаю». В кузове стало светлее, и кто-то спросил:
— Ну, в чем дело?
Но это был не шофер, а старший сержант люфтваффе. Он произнёс, свой вопрос таким тоном, словно спрашивал, который, час. Тайхман несколько секунд молчал. «Я слишком утомлен, чтобы ответить как полагается, надо собраться с силами», — сказал он себе. И вдруг крикнул:
— Переверни меня головой к кабине, слышишь ты, задница?
— Успокойся, — произнес сержант, — здесь тебе не флот.
— Знаю, но этот бабуин шофер вытряс из меня всю душу.
— Во-первых, вез тебя не я, а во-вторых, я не бабуин, —
Тайхман услыхал, что шофер вышел из кабины и подошел к ним.
— Не суетись, парень. Мы уже почти приехали.
— Убирайся в задницу.
— С удовольствием.
Они вытащили носилки, развернули Тайхмана головой к кабине и снова задвинули их в кузов.
— Через пару минут приедем, сынок.
И они снова двинулись в путь. Теперь, когда шофер нажимал на тормоз, в ногах Тайхмана начинали извиваться бесчисленные червячки, и ему ужасно хотелось почесаться…
— Ну, как дела? — спросил кто-то.
Голос был женский. Тайхман открыл глаза и увидел склонившееся над ним лицо под марлевой маской, черт которого он разглядеть не мог. Женщина что-то произнесла, но он не понял, что именно. Потом до него долетел ее голос, говорящий, что главврач скоро будет здесь; он — ведущий специалист по этому заболеванию и быстро поставит Тайхмана на ноги, а операцию на животе ему уже сделали.
— Вам ведь было не больно, правда?
Он закрыл глаза. Чуть позже снова открыл их, услыхав голоса нескольких человек. Они приближались. Он снова увидел лицо женщины — теперь уже смог получше рассмотреть его, а потом заметил двух или трех мужчин, лица которых тоже скрывали маски. Фигуры сначала двигались вместе, а потом разошлись в разные стороны. Ниже их голов все было белого цвета. К самой крупной голове, круглой, как дыня, все обращались «господин главный врач». Одна из голов произнесла что-то высоким голосом по-латыни, слово оканчивалось на «ус»; крупная круглая голова кивнула и сказала:
— Ампутировать.
Высокий голос что-то произнес, и тогда рот круглой головы исторг из себя два слова:
— Возможно, обе.
Маски исчезли. Тайхман увидел лица врачей. Лицо главного врача, от уголка рта до мочки уха, перерезал шрам, полученный на дуэли.
— Мне кажется, он не спит, — произнесла женщина, одетая медсестрой.
— Это невозможно, — сказала голова, которой принадлежал высокий голос, и отвернулась вместе со всеми.
— Да, я не сплю, — подтвердил Тайхман.
Головы повернулись и уставились на него. Все это напомнило Тайхману сон, который неожиданно обернулся реальностью. Вокруг него стояли трое врачей в белых халатах и две медсестры. Вся эта компания не произвела на него особого впечатления. Сестра, стоявшая слева и не промолвившая ни слова, была сухой и костлявой, словно огородное чучело; у нее был поджатый рот старой девы, а над верхней губой пробивались усики. Рядом с ней стоял молодой, стройный, черноволосый врач с совершенно бесцветной внешностью. Далее шли главный врач и доктор с высоким голосом. Он носил очки в тонкой металлической оправе. Однако его нос, нависавший над толстой верхней губой, никак не гармонировал с такой оправой. Справа от Тайхмана стояла медсестра, которая заговорила с ним. Ее груди были похожи на большие сахарные головы. Их-то Тайхман и заметил в первую очередь — это была самая выдающаяся ее черта.
— Да, наверное, придется ампутировать. Впрочем, только одну ногу, возможно…
— Я слышал весь ваш разговор.
— А, ну тогда вы все знаете, ха-ха. Ваш живот в порядке, на самом деле…
— Когда?
— Что — когда?
— Я хотел спросить, вы будете резать сейчас?
— Нет, не сейчас. Можно и подождать денек. Я думаю, если гной вытечет, то можно будет обойтись и без ампутации.
— А если не вытечет, значит, завтра?
— Да. Но мы вас еще осмотрим до этого. Постарайтесь выспаться. Спокойной ночи.