Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии
Шрифт:
Празднование столетия фирмы «Фридрих Крупп» началось с приходом лета 1912 года раздачей 14 миллионов марок рабочим и служащим фирмы и таким образом обещало всевозможные щедроты. В рейхе оно стало эквивалентом бриллиантового юбилея королевы Виктории 1897 года – разгул транжирства, шовинизма, самовосхваления и слезной ностальгии. Сам юбилей, писала «Нэйшн», отмечался в Германии, «словно фирма является филиалом правительства, и в определенном смысле так оно и есть». Газеты посвящали Круппу тысячи столбцов, в которых проводилась параллель между семьей и народом. Журналы объясняли, как подъем промышленной империи Круппа был связан сложной паутиной нитей с подъемом рейха. Авторы передовых статей напоминали своим читателям, что сто лет назад, когда Альфред Крупп вышел из чрева матери, Германия только начинала сбрасывать наполеоновское ярмо и переживать брожение, которое достигло кульминации в Версале в 1871 году: в честь победы над Францией в каждом городке
В Эссене празднования были распланированы на три дня. Вильгельм прибыл из Берлина, облаченный в мундир Верховного военачальника, как он любил величать себя в те дни. Его сопровождали все прусские принцы, канцлер фон Бетман-Гольвег, члены правительства и все генералы и адмиралы империи. Примечательна написанная маслом картина из семейного архива Круппов, которая изображает всех этих высокопоставленных лиц, собравшихся в новом мраморном актовом зале главного управления фирмы. Густав выступает перед ними с обращением; словно восковой манекен, его фигура поднимается из моря листьев. Справа – члены Генерального штаба; слева – голубовато-золотистые мундиры приближенных адмирала Тирпица. Его императорско-королевское величество взирает на докладчика, сидя на стуле в середине яркого ковра, лицом к Густаву; вокруг него три дамы в неимоверных цветастых шляпках того времени – супруга кайзера, Марго и Берта, а позади сидят гражданские члены правительства. Видно, что они клюют носом. Вильгельм выглядит нетерпеливым: либо потому, что он не мог вынести смертельно скучную речь Густава, либо ему позарез требовалось начать свое собственное пламенное обращение.
Его величество редко заставлял скучать аудиторию. Вторя газетам, он начал с напоминания о том, что возникновение «завода литой стали» совпало по времени с началом немецкого националистического движения, «которому было суждено освободить нацию от угнетателей». «Пушки Круппа, – продолжал он, – гремели на полях сражений, где шла борьба за единство немецкой нации и была одержана победа, в орудиях Круппа и сегодня – сила германской армии и германского военно-морского флота. Корабли, построенные на верфях Круппа, несут германский флаг по всем морям. Крупповская сталь защищает наши суда и наши форты. – И как бы между прочим он добавил: – Но в цехах Круппа не просто эксплуатируют труд рабочих. В них также впервые в Германии признали существование новых социальных проблем и необходимость пытаться разрешить их, подводя к созданию социального законодательства». Повышая свой гнусавый голос, он призвал аудиторию оставаться «верными традициям Дома Круппов, во славу имени Круппа, во славу нашей промышленности и на благо германского фатерланда». Затем, пригладив свои кудри двумя резкими движениями здоровой правой руки, он воскликнул: «Дому и фирме Круппа: ура, ура, ура!» Присутствующие вскочили с мест и проскандировали в ответ: «Да здравствует кайзер и рейх!»
Каждому из гостей был преподнесен экземпляр юбилейного издания «Крупп. 1812–1912» – огромная книга, где прославлялись достижения дома и фирмы. Второй день был посвящен выставкам, показу техники и длительным банкетам во временном зале, сооруженном для данного случая в южной части территории виллы «Хюгель» с видом на медленно текущий Рур. Но как только выдавалась возможность, Густав и Берта ускользали от кайзера и уходили в рощу. Они репетировали представление. Густав решил увенчать третий день празднований рыцарским турниром в феодальном духе – не инсценировкой, а подлинным действом. Представление называлось «С нами святая Варвара! С нами святой Георг!» по именам покровителей боевой доблести. Участники турнира должны были орудовать настоящими копьями, способными наносить настоящие раны. Целый месяц дюссельдорфская костюмерная мастерская работала в несколько смен, чтобы одеть всех подобающим образом. Берта должна была нарядиться средневековой дамой, администраторы – вассалами, а избранные крупповцы – ландскнехтами. Сам же Густав имел сделанные по мерке, отшлифованные до блеска латы из высокоуглеродистой стали; никто из его противников не смог бы пробить эти доспехи.
В то время не слишком стремились к эстетике, но все же такая бесшабашная демонстрация безвкусицы была несколько чересчур. Эрнст Хокс, прочтя сценарий, в ужасе бросился к Густаву. Турниры – анахронизм для истории Круппов, убеждал он, тряся своей коротко стриженной головой со щетинистой бородой. Последний документально зафиксированный рыцарский турнир состоялся в Германии во времена правления Максимилиана I, который умер в 1519 году, почти за семь десятилетий до появления первого Круппа в Эссене. И первые поколения семьи Крупп вообще не имели отношения к той здравице, которую Германия провозглашала теперь. Литейные цеха, прокатные станы и дымовые трубы – гораздо более подходящие символы. Воины уже не сражаются больше в седле с копьями, алебардами и шпагами в руках. Если бы они вернулись к этому обычаю, концерна «Фридрих Крупп» уже не было бы в числе работающих предприятий. Густав
Это вполне соответствовало любви его величества к средневековым манерам. Император направился в свои апартаменты и выбрал самый яркий мундир, самый блестящий шлем, самый острый клинок и самый страшный на вид кинжал. Даже Хокс уже согласился с тем, что турнир можно как-нибудь провести, так что бригады «скорой помощи» в больнице Круппа были готовы забирать раненых.
На следующий день его императорско-королевское величество вошел в императорскую ложу вооруженный до зубов. Берта села между ним и рейхсканцлером, императрица – рядом с Марго. Во втором ряду были Тирпиц, военный министр фон Геринген, глава гражданского правительства фон Валентини, статс-секретарь финансового ведомства рейха и глава рейхстага. Дальше – офицерский корпус. Специальные места были выделены для иностранцев, представлявших страны-партнеры, но всем остальным в выборе мест оставалось полагаться на удачу. Так, американцы и австралийцы примостились за столбами, за штрафной линией. Высокопарное письменное обращение Густава было роздано зрителям, и его копия хранится в семейном архиве, дань веры человека в свой собственный талант. Его первые строки звучали следующим образом:
Ihre Kaiserliche Hoheit, lang lebe Ihr Reich!Dies ist der Turnierplatz, liebe Bertha,Auf dem ich vor Dir und dem Kaiser reiten werde:Ich bitte nun um deinen Segen, Liebste.(Sie gibt ihm ihr Tuch; er kuesst ihre Hand.)Danke!Ваше императорское величество, да здравствует ваш рейх!Вот плац для турнира, Берта,Я сяду в седло, чтобы сразиться ради тебя и кайзера:Молю благословить меня, любимая.(Она вручает ему свой платок; он целует ей руку.)Благодарю!Его первенец Альфрид, которому еще не исполнилось пяти лет. скакал на маленьком сером пони. На фотографии, сделанной во время репетиции, видно, что он одет как паж; на голове венок из листьев, лицо озабоченное. Возвышаясь в своем дамском седле, Берта взирает на него с обожанием. Она выглядит как персонаж из любительского спектакля «Принц-студент». Густав не обращает ни на кого из них внимания. В полном вооружении и с широким мечом он сидит в седле, под ним огромных размеров жеребец. Густав производит впечатление человека, который знает, что может упасть с коня в любой момент, и сидит как каменный.
Он не упал, потому что так и не поскакал. В тот момент, когда команда из рабочих уже готова была водрузить Густава в латах на коня, появился запыхавшийся курьер с депешей для господина фон Валентини. В течение двадцати лет инженеры предупреждали управляющих рурскими каменноугольными шахтами о необходимости бороться с угольной пылью, периодически поливая шахты водой. Число случаев заболевания силикозом – легочной болезнью, которой подвержены шахтеры, было угрожающе велико, а опасность взрыва рудничного газа все нарастала. Теперь случилось неизбежное. Взрыв произошел в Лотарингии, в шахте около Бохума; погибло ПО шахтеров. В зрительской ложе возникло замешательство. При данных обстоятельствах, высказали свое мнение советники Вильгельма, веселье здесь может быть неправильно истолковано его подданными. Его величество согласился с этим. Он неохотно удалился в императорские апартаменты, чтобы снять с себя латы, оружие и прочую рыцарскую атрибутику. Берта ускользнула; мастера-механики освободили Густава от турнирных доспехов, а сын Альфрид был снят со своего пони и передан на попечение гувернантки.
Если бы трагический случай на шахте не испортил турнира, Альфрид, несомненно, показал бы, на что способен. Его обучали верховой езде, как обучают членов королевской семьи, – каждый день по сорок пять минут тренировки под руководством опытного инструктора, который, будучи человеком незнатным, ехал трусцой несколько позади своего ученика, вежливо призывая: «Господин Альфрид, вперед! Господин Альфрид, носки вниз!» Второй ребенок Берты умер через несколько месяцев после рождения, так что мальчику уделялось особое внимание. Он управлялся со своим пони более искусно, чем Густав со своим жеребцом. Не привели бы его в замешательство и внушительные одеяния участников турнира. С того момента, как Альфрид начал себя помнить (да и задолго до этого), он был в центре всеобщих забот. В Руре перед ним преклонялись больше, чем перед кронпринцем в Берлине. Правление в ответ на объявление Густава о рождении Альфрида выпустило помпезный бюллетень с выражением пожелания от имени 50 тысяч крупповцев, чтобы «благословение Божье» снизошло на будущего Круппа.