Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии
Шрифт:
Людендорф взирал на это с благоговейным ужасом. Он вступил в заваленный обломками разрушенных фортификаций другой укрепленный пункт, форт Лонжин, по которому был также нанесен удар. Поразительно, но в нем кое-кто остался в живых. В своих мемуарах Людендорф вспоминает: «Удар нанесла одна из наших 420-мм гаубиц. Склад боеприпасов был взорван, и все оборонительные сооружения разрушены. Немногие оставшиеся в живых, оглушенные и черные от копоти бельгийские солдаты, выползали из руин вместе с несколькими немцами, которые были взяты в плен 5 и 6 августа. Они шли к нам, окровавленные, с поднятыми руками. «Не убивайте, не убивайте», – умоляли они, заикаясь. «Мы не были гуннами», – добавил он с иронией. Он был, безусловно, прав. Аттила и мечтать не мог о чем-либо столь же ужасающем. В то время людей приводила в трепет описанная Плутархом гигантская катапульта Архимеда, которая забросала римлян камнями весом в 1800 фунтов, вынудив их отступить от Сиракуз. Приведенный в замешательство военачальник римлян сказал: «Архимед поистине переплюнул тысячеруких гигантов из мифологии». Но сегодня она кажется рогаткой. Новое осадное орудие Круппа было оружием массового уничтожения людей. Бельгийцы, сидевшие в своих бетонированных бункерах, которые, как их уверяли, были способны выдержать прямое попадание любого современного снаряда, слышали приближающийся
Через сорок восемь часов от внушительных укреплений, защищавших Льеж с севера и востока, остались пропитанные кровью обломки. Один форт вынес сорок пять попаданий, прежде чем сдался, но теперь на поле боя воцарилась короткая пауза. Паутина фортификационных поясов была разорвана в клочья. И наступило затишье. Затем раздался стук кованых сапог. 1-я немецкая армия двинулась вперед. Ее солдаты касались рукавом Ла-Манша. Чтобы подорвать подземные блокгаузы на дальнем краю Льежа, немцы с большим трудом подтянули одну из «Толстых Берт» к нижней части города. Селестин Демлон, представитель нижней палаты парламента Льежа и профессор Нового брюссельского университета, был с несколькими друзьями на площади Сен-Пьер: «Повернув за угол, мы увидели окруженную немецкими солдатами артиллерийскую установку настолько громадных размеров, что не поверили своим глазам. Это была одна из восьми гигантских пушек, которые немцы называли «военным сюрпризом», – 420-мм гаубица! Говорили, что изобретение ее держалось в строжайшем секрете и о ней было известно только императору и некоторым его приближенным. Для перевозки металлического монстра потребовалось его разделить на две части, и, если мне не изменяет память, тащили его 36 лошадей. Дрожала земля. Толпы собравшихся людей онемели от ужаса. Процессия медленно пересекла площадь Сен-Ламбер, привлекая множество зевак на всем пути своего долгого тяжеловесного продвижения. Слоны Ганнибала не смогли бы привести римлян в большее изумление! Сопровождавшие ее солдаты шагали напряженно, с торжественностью почти религиозного обряда. Это была пушка самого дьявола!
В конце бульвара де Аврой гигантское орудие было осторожно выгружено и тщательно наведено на цель… Затем последовал ужасный взрыв! Толпа была отброшена назад; земля всколыхнулась, как при землетрясении, и задрожали все оконные стекла во всей округе».
16 августа последний форт пал – бесчувственное тело генерала, командовавшего обороной Льежа, нашли под грудой кирпича, и крупповские дьяволы, громыхая, двинулись дальше, чтобы положить конец длившейся неделю, но уже не столь стратегически важной осаде Намюра, Антверпена и Мобежа. По мере того как подробные донесения о ходе военных действий доходили до ставки Вильгельма, он и его союзники постепенно осознавали, какую чрезвычайно важную роль сыграл этот маленький напыщенный штатский из Эссена в покорении Бельгии. Хотя грудь Густава довольно поздно украсилась военными орденами, теперь он уже в этой традиции шел по стопам Альфреда и Фрица. Каждый месяц на его груди слева появлялась новая медаль. В дополнение к медали, которой он удостоился на волне скандала, в его коллекции уже были: Саксонский командирский крест второй степени ордена Альберта, Баварский военный орден за заслуги Св. Мишеля второй степени, Мекленбургский Большой командирский крест ордена Гриффена, Прусский орден Короны второй степени, Баварская звезда ордена за заслуги Св. Мишеля второй степени и Баварский военный орден за заслуги второй степени со звездой. Теперь его императорско-королевское величество вызвал его на аудиенцию и приколол к его рабочему костюму Железный крест первой степени, награду, которой обычно удостаиваются люди, отличившиеся на поле боя; в более поздний период такой человек не мог явиться лично к Адольфу Гитлеру, капралу 16-го Баварского резервного пехотного полка, если только не провоевал четыре года, получив два серьезных ранения, или с одной здоровой рукой захватил в плен 15 вражеских солдат. И это еще не последняя награда Круппа. Пруссия добавила к ним крест «За заслуги в оказании помощи в войне». Берте он также был вручен. А Боннский университет решил, что Крупп не просто военный герой. Профессорско-преподавательский состав пришел к выводу, что демонстрация боевой мощи «Толстых Берт» способствовала прогрессу человечества. Вследствие этого ему присвоена степень почетного доктора философии.
В ажиотаже восхваления никто не осмеливался проявить бестактность и упомянуть о том, что великая гаубица так неповоротлива. Да и о чем речь, если задержка с ней была всего в два дня. Не обнаруженные стотысячным кавалерийским отрядом французов, немцы продолжили свой марш-бросок через Бельгию, перескочили через волнорез у Вердена и достигли реки Марны. Но это была лишь глубина проникновения войск. Потерянных с «Бертой» сорока восьми часов вполне хватило союзным силам. Британский экспедиционный корпус переправился через Ла-Манш и занял позиции на левом фланге французов, а от 600 парижских такси-кебов ушли на фронт противостоять натиску врага 6 тысяч добровольцев. После семи дней сражений с участием более 2 миллионов человек немцы отступили к реке Эна и окопались там. Затем войска начали фланговое движение. Вытянувшись в линию в западном и северном направлениях, армии обеих сторон пытались обойти друг друга. Наконец они покинули окопы; змееобразная цепь траншей начиналась у швейцарской границы и заканчивалась через 466 миль у Нью-Порта на проливе Ла-Манш. Мобильность и возможность маневра были утрачены. (Шлиффен предсказывал, что прорыв армии из Бельгии станет для немцев тем же, чем еще за два века до нашей эры стали Канны для Ганнибала, когда карфагенский полководец разбил войско римлян. Но Рим-то ему не удалось взять.)
Никто тогда не подумал об этом. В первых же сражениях полегло так много людей с обеих сторон, что мысль о безвыходности положения была невыносима. При наличии у стратегов дорогого и хитроумного вооружения прорыв на одном из участков фронта казался не просто возможным, а неминуемым. Когда адмирал Тирпиц инспектировал верфь «Германия» в феврале 1915 года, через пять месяцев после Марны, он иронически прищурился на строящиеся подводные лодки и сказал Круппу: «Да, а знаете, к этой войне они опоздают». Возможно, адмирал имел в виду, что судьба войны решится во Франции; а может быть, полагал, что вполне достаточно уже спущенных на воду лодок. В любом случае он ошибался, и если имел в виду второе, то ошибка была поистине колоссальной, поскольку немецким подводным
В те первые месяцы герой Рура, осыпанный звездами за Бельгию, был занят планами аннексий и изучением статистических материалов о запасах сырья. Он с энтузиазмом поддержал программу всегерманского союза, разработанную Генрихом Классом, который писал, что «Россия должна снова обратить свое лицо к востоку и ее необходимо вернуть к границам эпохи Петра Великого», и в ноябре 1914 года Густав составил свою собственную программу о целях войны для министра иностранных дел Готлиба фон Ягова и «еще некоторых друзей в правительстве». Убежденный, что «мир можно и должно врагу продиктовать», Крупп отвергал самую идею переговоров. Он считал рейх осью Европы. Вокруг нее он хотел консолидировать тевтонскую «Срединную Европу», включая Австро-Венгрию и нейтральные государства – Голландию и Швейцарию, а также Скандинавию. Но сначала надо было поставить на колени Францию. Французскую территорию надлежало аннексировать до линии Мозель – Маас, и этот захватывающий дух план подкреплялся доводами, которые показались в правлении весьма разумными: «Франция, лишенная значительных запасов железа и угля, перестанет быть экономически опасной на мировом рынке или политически опасной среди великих держав».
Крупп далеко заглядывал в будущее. Он предвидел возрождение Польши как «буферного государства», с германизированной полосой между этой Польшей и рейхом – «крепким засовом» против притязаний Польши на прусские земли, некогда подчинявшиеся власти Варшавы. Он предвкушал возникновение огромной тевтонской колониальной империи в Африке, окруженной военно-морскими базами и угольными станциями. Он доказывал, что, «если эти задачи будут осуществлены, германская культура и цивилизация возглавит прогресс человечества; во имя достижения такой цели стоит сражаться и побеждать, проливая благородную кровь». Но одного только пролития благородной крови было недостаточно. Необходимо было навсегда подчинить Бельгию. (Густав считал, что и северное побережье Франции тоже, пожалуй, стоило превратить в провинцию рейха.) А самое главное, корабли, построенные на кильских верфях, должны господствовать в Ла-Манше. «Тут мы подходим к самой сути владычества Англии в мире: занятие позиции силы – вот, пожалуй, единственное, что обеспечило бы нам прочную дружбу Англии. Только в том случае, если мы в любой момент будем в состоянии нанести по ней чувствительный удар, она наконец оставит нас в покое, а может быть, даже станет нашим «другом», настолько, насколько Англия вообще способна на дружбу».
Вопросы спецификации сырья, хотя и скучные, были более срочными. Кудесники эрзацпродуктов «Фарбен индустри» творили чудеса, но ничем нельзя было заменить основные руды, в которых нуждались печи Эссена. Густав предвидел эту проблему. И опять его наставником был Альфред. «Принц-консорт» с восхищением изучал Франко-прусскую войну, и это стало одной из причин того, почему он так активно вкладывал капитал за границей. Мольтке, который был с ним согласен, отверг предложение Шлиффена вторгнуться в Голландию, поясняя, что Голландия должна стать «легкими, позволяющими нам дышать». В ту суровую осень эта дальновидная политика принесла хорошие дивиденды. В сентябре норвежское грузовое судно «Бонеслут» взяло на борт 2500 тонн руды бесценного никеля в Новой Каледонии. После того как оно отплыло, французские колониальные власти обнаружили, что грузополучателем было АО «Фридрих Крупп», которое заплатило вперед. Судно было остановлено в пути французским крейсером и было отконвоировано в Брест. Суд объявил груз военной контрабандой, однако Париж, не желая обострять отношений с Осло, распорядился транспорт отпустить. 10 октября «Бонеслут» отплыл из Бреста в Норвегию, и к концу месяца груз был доставлен в Рур. Зимой британские экспортеры также отправили Густаву никель и медь через Голландию. Поначалу казалось, ничто не может помешать этой договорной системе действовать сколько понадобится. Однако настроения союзной коалиции склонялись к ужесточению позиции, и вот Крупп прочитал в вечерней газете такой абзац:
«Лондон, 20 июня. Металлоторговцы из Эдинбурга Хизерингтон и Уилсон, поставлявшие руду фирме Круппа через Роттердам после начала войны, приговорены к шести месяцам тюремного заключения и штрафу в две тысячи долларов каждый».
Густав достал свой черный блокнот и вычеркнул четкими линиями два имени. Приговор не был катастрофой (если не считать, что пострадали Хизерингтон и Уилсон), но он означал, что требуются еще большая осмотрительность и новые идеи. Отныне Голландию следовало избегать. Это было очевидно. Хорошо еще, что скандинавы верили в свободу предпринимательства, так что Норвегия и Швеция были ему доступны, и из этих стран непрерывным потоком текли редкие сопутствующие материалы, которые обеспечивали великолепное качество серебристо-серых сплавов, получаемых в Эссене, Рейнхаузене, Аннене, Киле, Хамме и Магдебурге. Для подстраховки на верфи «Германия» было сконструировано уникальное судно, которое могло пренебрегать морской блокадой, устроенной союзниками, не бросая при этом вызов Вудро Вильсону. Это была грузовая подводная лодка грузоподъемностью 800 тонн, способная пересекать Атлантический океан. Лодка эта, названная «Дойчланд», была спущена со стапелей 23 июня 1916 года и немедленно начала доставлять руду и каучук из колоний рейха.
К этому времени крупповская империя настолько преобразилась, что надевшие военную форму ее подданные, приезжая в отпуск, с трудом находили свои дома. В начале войны число служащих и рабочих фирмы составляло 82 500 человек, и примерно половина из них была занята в Эссене. Это количество моментально увеличилось до 118, а затем и до 150 тысяч человек, включая 20 тысяч женщин, большинство из которых были заняты на деликатной операции вставки взрывателей. Независимый военный корреспондент, посетивший сталелитейный завод Круппа, был поражен, увидев столовую на 7200 мест, в которой поочередно питались 35 тысяч рабочих.