Стальная империя
Шрифт:
(*) На русский его можно перевести как "изобритательный немец", "хитрый фриц". Появилось это прозвище во время Второй мировой войны (1902 год — это авторский произвол) Британцы называли немцев — Джерри от слова Germany. Джерри — это враг, но хитрый, умелый, технологичный. Враг, с которым нужно быть осторожным.
В это же время в Ставке Верховного главнокомандования.
—Таким образом, — Юденич торжествующим взглядом обвёл присутствующих, — сегодня мы в состоянии провести одновременно три десантные операции с выходом ударных групп к Стамбулу, Токио и Лондону через неделю после их начала…
Генералы и адмиралы одновременно перевели глаза с начальника Генерального штаба на императора, сидящего в полоборота к карте и безучастно глядящего в окно, где буйство летнего дня уже сменилось вечерней прохладной…
—Значит, десант? — задумчиво произнес монарх тихим надтреснутым голосом, — с последующим парадом в столицах Турции, Японии и Британии? Я правильно понял? Желаете повторить 1814й? — он поднял глаза и медленно, внимательно обвел военачальников тяжелым, совсем не торжествующим взглядом. — Смело, инициативно, а главное — вовремя…
Император встал с кресла, обошел стол и вплотную приблизился к карте мира, рядом с которой по стойке "смирно" вытянулся начальник генерального штаба. Очень тихо, так, что услышали только сидящие совсем рядом, он процедил сквозь зубы:
—А морда не треснет?
Шёпоток, пронесшийся вихрем по Большой приёмной, император прервал совершенно неожиданным вопросом, заданным в полный голос:
—Как вы думаете, почему наш легендарный полководец Михаил Илларионович Кутузов был категорически против похода в Европу после изгнания Наполеона? Что им двигало? Стариковское брюзжание? Прихоть обласканного царём освободителя Отечества? Или что-то еще? Главный вопрос в другом — прав ли бы Кутузов, призывая Александра Первого не переходить границы России? Ведь всё так хорошо сладилось — казаки коней поили в Сене, блестящие офицеры прогуливались с барышнями по Елисейским полям и Монмартру…
Император прохаживался мимо сидящих за столом генералов, заставляя их оборачиваться и заглядывать ему в глаза.
—Почему-то никто не связывает триумфальный поход в Европу с последующими печальными событиями. Нет, я не про декабристов и не про Крымскую войну. Они — только внешнее проявление глубинных процессов, происходивших в государстве. Вынеся на себя всю тяжесть борьбы с Наполеоном, Россия надорвалась, распылив свои силы в иностранных походах, оставив за границей огромное количество людских и материальных ресурсов. Именно их потом не хватило для модернизации собственной экономики…. Тайные общества, бунт 1825 года, поражение в Крымской войне — это последствия абсолютно непродуманной, ущербной внешней политики во время войны с Наполеоном. Она потащила за собой целую цепь других ошибок. Самая крупная — торопливая, половинчатая, непродуманная отмена крепостного права… Если помните, этой реформой остались недовольны и крестьяне, и дворяне… И, как ни странно, нынешнее отставание от всех ведущих мировых держав по всем экономическим показателям — результат ошибочных решений почти столетней давности, считавшихся триумфальными на тот момент.…
Обойдя вокруг стола, император вернулся к карте и, задумчиво глядя на красные и синие стрелы, продолжил.
—Мы, конечно, можем пренебречь собственным печальным опытом и, очертя голову, броситься на штурм столиц противника… Я даже могу предположить, что военная удача от нас не отвернется, но что взамен? — резкий поворот и стальной взгляд уперся в ошалевшие глаза генералов. — Взамен мы повесим на себя заботу о населении оккупированных территорий и побежденных стран. Кто-нибудь считал, во сколько это нам обойдется? И не надо только мне говорить про прирастание территориями. Новый ХХ век диктует нам совершенно другую логику развития — прирастать страны будут не территориями, а промышленностью и наукой, технологиями и производствами, школами и университетами, грамотными образованными подданными. Тот, кто проиграет эту гонку, обречен на поражение… Знаете, как это будет выглядеть?
В зале стало тихо, как ночью на кладбище.
—В Германии по требованию офицера генерального штаба Шлиффена начинается реконструкция железных дорог, строительство рокад, позволяющих оперативно маневрировать резервами на огромных расстояниях. Это значит, они уже начинают готовиться. А когда будут готовы, последует провокация… Ну, например, внезапная смерть высокопоставленной особы, того же Франца-Фердинанда, восстание венгров и аншлюс Австрии с целью спасения австрийцев. Франция, понимая, что она — следующая, нападет на Германию. Кайзер контратакует через Бельгию и Нидерланды, обойдёт французские укрепления… Блиц криг — Франция капитулирует… За очень короткое время промышленность всей Европы окажется под протекторатом Германии. А она уже сейчас превосходит нашу по всем показателям — кораблестроительные мощности — в два раза, артиллерийские и снарядные — в пять, химические — по кислотам, пороху и взрывчатке — более чем в десять раз. И когда, в воскресенье 22 июня армия объединенной Европы, имея подавляющее преимущество во всех видах вооружений и в людских силах, перейдет через границу России, чем мы будем останавливать эту лавину саранчи, господа победители? Освежите головы, вспомните объемы производства чугуна и стали, пушек и снарядов, винтовок и патронов, которые можем производить мы и они… Прикиньте мобилизационные потенциалы и скорость оперирования резервами на огромном ТВД от Балтики до Черного моря…
Император устало опустился на стул и упёрся взглядом в столешницу…
— Удачно отбившись от врага, следует не хапать все подряд, а заняться собственными делами. Россия — страна на 4\5 крестьянская, с околонулевой механизацией и химизацией агропромышленного производства, с неграмотным, нищим населением. Нам нужны гигантские вложения — требуется переселить минимум 70 миллионов человек в города, превратив крестьян в высокообразованных, квалифицированных работников, построить заводы, школы, больницы. Одного жилья потребуется не менее 400 миллионов квадратных метров… И всё это вне досягаемости форсированного броска врага на Западе и на Востоке. Фактически, нам надо создать внутри России еще одну страну, совсем непохожую на ту, что вы ежедневно видите из окна дилижанса и поезда, и сделать это за кратчайшее время, иначе нас раздавят… Нет у нас времени и других ресурсов на десанты, поэтому операцию, разработанную генеральным штабом и представленную полковником Юденичем, отменяю…
Глава 35. Люди простят всё, кроме обманутых ожиданий.
Главное Политическое Управление Российской империи в полном составе собралось впервые с начала боевых действий и впервые повестка дня не содержала ни одного военного вопроса — верный признак того, что успешная, победоносная война заканчивается, уходит в историю. Но в письме императора, врученном участникам совещания, отсутствовали фанфары и бравурные марши. “Пусть вас не обманывают и не успокаивают звонкие победы на море и на суше, — читали собравшиеся обращение монарха, — это всего лишь благоприятный фон для проведения глубоких внутренних преобразований. Стоит хоть чуть-чуть с ними опоздать, позволив себе почивать на лаврах, и все результаты последней кампании будут неумолимо обнулены, а победы русского оружия превратятся в великие потрясения для нашего государства…”
Собрание, заряженное тревожным тоном послания, гудело встревоженным ульем, обсуждая предстоящие реформы. Все были в сборе, за исключением императора. Немногословные адъютанты неизменно повторяли интересующимся одну и ту же фразу: “Верховный Главнокомандующий приносит свои извинения за опоздание. Ещё не закончилось совещание Генерального штаба. Ждите!”
Разбившись на группы доверительного неформального общения, присутствующие оживленно обменивались мнениями, благо, интересных собеседников хватало, а задачи предстояло решать грандиозные.
— Нет, война не закончилась, господа, — задумчиво скручивая в трубочку свой доклад, вполголоса говорил полковник Ипатьев, обращаясь к собеседникам. — Она просто переместилась в учебные аудитории, лаборатории и цеха. Наши преподаватели, профессоры и доценты, сами того не желая, уже вчера оказались на передовой. Поэтому весьма актуальным считаю вопрос, почему западные университеты, например, германские, и в мирной жизни являются очагами национального духа в то время, как в воюющей России с кафедр императорских университетов звучат речи о патриотизме, как о чем-то недостойном современного "интеллигента", обязанного в равной мере любить всё человечество, об армии, как тормозе прогресса, ибо война, якобы, есть остаток варварства. И тому подобное.