Стальной пляж
Шрифт:
Так что все причины, которые изложил ГК, казались разумными. Когда на дворе эпоха железных дорог, кто-нибудь обязательно да построит паровозик-пыхтелку. Но неправдоподобным казалось не это, а то, о чем ГК умалчивал. Ему нравились его новые возможности. Он был доволен ими, как ребенок — новым игрушечным монорельсовым поездом.
— Есть у меня и еще одно доказательство, — подал голос адмирал. — Оно касается того, о чем я уже упоминал. Действий, которые не соответствуют характеру. Это самое большое несоответствие. Состоит оно в том, что ты не заметил некую деталь, которая ни за что не ускользнула
— Это не слишком-то свежо у меня в памяти.
— Разумеется, не слишком! Тебе кажется, что это было год назад.
— Так что же это за деталь? Чего я не заметил?
— Того, что ты женщина.
— Ну нет, конечно же, я… — начал было я и вновь лишился дара речи.
Насколько велико может быть изумление? Представьте себе наихудшее из возможных, затем возведите его в квадрат — тогда вы получите примерное представление о том, насколько я был изумлен. И изумился я вовсе не тогда, когда в задумчивости опустил голову и оглядел свое тело, которое, как и сказал ГК и как я уже знал сам, оказалось женским. Нет, по-настоящему шокирован я был, когда подумал о том самом дне в "Слепой свинье". Поскольку именно тогда, впервые за последний год, я осознал себя мужчиной — когда развязал драку. Я был мужчиной, когда попал на операционный стол. А на побережье острова Скарпа я появился уже в женском обличье.
И просто-напросто не заметил этого.
За целый год я ни разу не сравнил то тело, в котором существовал, с тем, которое служило мне последние тридцать лет. Раньше я уже бывал женщиной, я был женщиной сейчас — и у меня даже мысли не возникло, что мой пол поменялся.
Разумеется, это было настолько нелепо, что даже смешно. Я имею в виду, уж что-что, а подобную перемену в себе не заметить невозможно. Задолго до того, как захочется помочиться, разница проявится и станет очевидной, некий еле слышный внутренний голосок сообщит, что кое-чего не хватает. Возможно, это было бы не первым, на что человек обратил бы внимание, едва оторвав голову от песка, но одним из первых.
Для меня случившееся было не просто нестыковкой в характере. Не заметить смену пола было бы нехарактерно для любого человека. А раз так, то мои воспоминания, в которых я ее не заметил, — и впрямь фальшивая память, цензурированные сказки, порождение переохлажденного процессора изображений ГК.
— Тебе это здорово нравится, не правда ли? — спросил я.
— Уверяю тебя, я не стараюсь специально тебя мучить.
— Просто унижаешь?
— Извини, что заставил тебя почувствовать унижение. Возможно, когда я…
Меня разобрал смех. Он не был истерическим, хоть я и подумал, что истерика со мной может случиться очень легко. Адмирал нахмурился и вопросительно взглянул на меня.
— Мне просто подумалось… — пояснил я. — Быть может, тот дурень из "Юнайтед Био" был прав. Может быть, эта штука и впрямь бесполезна и старомодна. В самом деле, так ли уж важна вещь, исчезновение которой не замечаешь целый год?
— Я же сказал, это не ты не…
— Да знаю, знаю. Я все понял, настолько, насколько когда-либо был способен понять, и примирился — не с тем, что тебе следовало сделать это со мной, но с тем, что ты это сделал. Так что, думаю, пришло время задать самый важный вопрос.
Я подался вперед и впился в ГК глазами:
— Зачем ты сделал это?
Меня уже начало потихоньку утомлять новомодное изобретение ГК — все эти его телесные ужимки. Он строил такие гримаски, так забавно покашливал, подергивал лицом и обрывал себя на полужесте, что чуть опять меня не рассмешил. Казалось, с ним внезапно случился жестокий припадок за-мочки-подергивания, подбородка-в-грудь-упирания, плечамипожимания и задопочесывания. От него исходило такое сильное чувство вины, что оно было почти ощутимо физически, будто некая слизь. И если бы я не был так зол, я наверняка поддался бы непреодолимому желанию успокоить и пожалеть его. Но мне удалось подавить свой порыв, я просто сидел и смотрел на него, пока он не прекратил жеманничать.
— Как насчет небольшой прогулки? — наконец, заискивающе предложил он. — Спустимся к пляжу…
— А почему бы тебе попросту не перенести нас туда? И бутылку тоже захвати.
Он пожал плечами, взмахнул рукой, и мы оказались на пляже. Вместе с нами перенеслись наши кресла и бутылка. ГК налил себе, воткнул бутылку в песок позади своего кресла и залпом проглотил содержимое стакана. Я встал, подошел к самой кромке воды и устремил взгляд в синеву моря.
— Я переместил тебя сюда в попытке спасти твою жизнь, — произнес ГК за моей спиной.
— Так этим же вроде занимаются врачи.
— Тебе угрожает кое-что намного серьезнее последствий пьяной драки.
Я опустился на одно колено и зачерпнул горсть мокрого песка, поднес ее поближе к лицу и внимательно рассмотрел песчинки. Они были такими же совершенными, какими помнились, ни одна не походила на другую.
— Тебе снились страшные сны, — продолжил ГК.
— Я думал, это тоже каким-то образом относится к Прямому Интерфейсу.
— Я эти сны не сочинял. Я записал их в течение последних нескольких месяцев. Это были твои сны. Если можно так выразиться.
Я выбросил песок, вытер руку о голое бедро и пригляделся к ней. С тыльной стороны она была узкой, тонкой и по-девичьи нежной, ладонь огрубела от работы, ногти выросли разной длины. Такой моя рука и была весь последний год. Но вовсе не этой рукой я треснул Принцессу Уэльскую.
— Ты четыре раза пытался лишить себя жизни, — произнес ГК.
Я не обернулся. Не могу сказать, что мне было приятно услышать это от него. И не могу сказать, что я ему безоговорочно поверил. Но за последний час мне пришлось принять на веру и более невероятные вещи.
— Первый раз ты возложил себя на жертвенный огонь.
— Почему ты просто не скажешь — поджег себя?
— Не знаю. Понимай, как хочешь. Эта попытка была довольно страшна и безуспешна. По крайней мере, ты выжил бы и без помощи современной медицинской науки, хотя и мучился бы от сильной боли. Одна из составляющих лечения повреждений, подобных твоим — удаление воспоминаний о случившемся, с согласия пациента.
— И я дал это согласие.
Он надолго замолчал, потом почти шепотом выдохнул: