Стальной пляж
Шрифт:
Кто-то протянул мне ещё один бокал с обсыпанными солью краями, полный розовой жидкости. Я взяла его, оглянулась, запрокинула голову повыше — выше, выше, ещё выше — пока не увидела улыбающееся личико Бренды, начинающего репортёра и подмастерья жирафа. Я чокнулась с ней и призналась:
— Не ожидала увидеть тебя здесь!
— Я познакомилась с принцессой после… несчастного случая с вами.
— Это не было несчастным случаем.
Она пустилась щебетать о том, какая тут замечательная вечеринка. Я не стала её разочаровывать. Подождём, пока ей придётся побывать ещё хотя бы на тысяче подобных сборищ — послушаем тогда, как она запоёт.
Мне было любопытно, как Бренда отреагирует на мой новый пол. К моему
А у меня никак, ну никак недоставало твёрдости духа поведать ей о моих сексуальных предпочтениях…
К тому же, я была ей обязана. Она прикрывала меня, ставила моё имя под своими собственными статьями из серии к двухсотлетию Вторжения — потому что я уже больше не могла заставлять себя работать над ними. О, конечно, я помогала ей, отвечала на её вопросы, вычитывала черновики, вымарывала скучные куски, показывала ей, сколько и чего именно лишнего нужно оставлять в статьях, чтобы Уолтеру было что вырезать, было за что накричать на неё и таким образом почувствовать себя счастливым начальником. Думаю, Уолтер начал подозревать, что у него под носом творится подлог, но до сих пор ничего не сказал — потому что было бы несправедливо ожидать от меня и репортажей об Обрушении, и полноценного вклада в еженедельные очерки, и он сам это знал. Штука в том, что ещё до того, как ему пришла на ум эта бредовая серия статей о Вторжении, он знал, что обязательно стрясётся что-нибудь наподобие Обрушения, и тогда он как хороший редактор будет вынужден направить на место происшествия своих лучших людей — в том числе меня. О, да, если вам нужен кто-нибудь, чтобы бесцеремонно тревожить скорбящих и любоваться трупами, лопнувшими, как розово-коричневый поп-корн, вам не найти никого лучше Хилди.
— Скажи, милочка, что ты почувствовала, когда твоему папе отрезали голову? — спросила я Бренду.
— Что? — в глазах её мелькнуло изумление.
— Это главный вопрос жертвам катастроф или жестоких преступлений, — пояснила я. — На факультете журналистики этому не учат, но все вопросы, которые мы задаём, как бы деликатно они ни формулировались, по сути своей сводятся к этому. Смысл в том, чтобы запечатлеть первую слезу, тот неописуемый миг, когда лицо начинает искажаться. Это золотое мгновение, сладкая моя. Так что лучше учись, как его вызвать.
— Не думаю, что это правда.
— Тогда ты никогда не станешь великой журналисткой. Возможно, тебе следует податься в социальные работники.
Я увидела, что причинила ей боль, и разозлилась — на себя и на неё. Чёрт побери, ей придётся понять эти вещи. Но кто заставлял тебя учить её им, Хилди? Она и на собственной шкуре всё прочувствует, причём скоро — как только Уолтер освободит её от этих треклятых сравнительных статей, которые наши читатели в глаза видеть не желают, и отправит ишачить в грязи наравне со всеми нами.
Я поняла, что выпила чуть больше, чем рассчитывала, и вылила остатки своего коктейля в кадку засыхающего растения. Затем стащила кока-колу с проплывавшего мимо подноса и исполнила небольшой обряд, который уже успела возненавидеть, но от которого была не в силах уклониться. Состоял он из серии вопросов, наподобие: "Чувствуешь ли ты непреодолимое желание броситься с балкона, если допустить, что ты сможешь пробить дыру в этом супер-пупер защитном барьере?" — "Нет". — "Замечательно… но не хочешь ли ты перекинуть верёвку вон через ту балку и вздёрнуть себя на стропила?" — "Спасибо, не сегодня…" И так далее.
И как раз когда я собиралась сказать какую-нибудь нейтральную любезность, нечто успокаивающее и подходящее для возвращения идеалистично настроенным начинающим журналистам веры в собственные силы — ямайский шумовой оркестр, игравший одну за другой патриотические британские песенки со времён Испанской Армады [38] , внезапно грянул "Боже, храни королеву", и некто обратился ко всем с просьбой тащить свои пьяные задницы вниз, в главную парадную залу, где вот-вот начнётся коронация. Разумеется, не в таких выражениях.
38
"Непобедимая армада", военный флот, направленный в 1588 г. испанским королём Филиппом II против Англии и потерпевший поражение.
В парадной зале ещё один оркестрик наяривал какую-то жуткую современную версию гимна "Правь, Британия". Это была рассчитанная на широкую публику часть мероприятия, и я полагаю, что Лиз чувствовала себя обязанной попытаться хоть как-то угодить нынешней моде. Лично мне звуки показались отвратными, но Бренда принялась прищёлкивать пальцами — из чего я сделала вывод, что музычка, по крайней мере, звучала современно.
Несколько телеканалов и парочка новостных изданий, специализирующихся на светской хронике, отправили на коронацию своих сотрудников, но толпу в парадной зале создали те же субъекты, кого я изо всех сил старалась не толкнуть в Первом и Втором люксах. У большинства читалось на лицах желание, чтобы церемония поскорее закончилась и можно было опять приняться за выпивку — хотя бы ненадолго.
Одна маленькая деталь всё же ускользнула от внимания Лиз и обернулась неожиданностью: убранство залы. По слухам, Лиз арендовала помещение всего на час. Сразу после коронации в зале должны были праздновать свадьбу — а посему она была сплошь задрапирована белой тканью и увешана омерзительными херувимчиками, а на одной из стен красовался огромный плакат: "Мазель тов!" [39] . На лице Лиз было написано лёгкое недоумение. Она украдкой бросала взгляды по сторонам с тем озадаченным выражением, какое бывает иногда у человека, случайно забредшего в странное место: "Может, тут какая-то ошибка?.."
39
Мазель тов! (идиш) — дословно: "Возрадуйтесь!", традиционное свадебное пожелание счастья и удачи.
Но сама коронация прошла без сучка, без задоринки. Принцесса была провозглашена "Елизаветой III, милостью Божией королевой Соединённого Королевства Великобритании, Шотландии, Уэльса, а также Ирландии и прочих её Областей и Территорий, императрицей Индии, главой Содружества и защитницей Веры".
Само собой, над этим так и тянуло похихикать, от чего я не удержалась — но только про себя. Я видела, что Лиз, почти против собственной воли, восприняла титул серьёзно. Неважно, насколько призрачны претензии на древние титулы всех прочих собравшихся здесь паяцев — право Элизабет на её трон безупречно и неоспоримо. Настоящий принц Уэльский жил и работал на Луне во времена Вторжения, и Лиз была его потомком.