Становление личности. Избранные труды
Шрифт:
Культура – это отчасти набор изобретений, возникших в разных частях мира (или подгруппах населения), чтобы сделать жизнь эффективной и понятной для смертных, сражающихся с одинаковыми базовыми проблемами: рождением, ростом, смертью, поиском здоровья, благосостояния и смысла. Решения передаются от одного поколения к другому.
Не совсем точно говорить, что культура – это только набор средств, отвечающих потребностям индивида. Конечно, она действительно выполняет эту функцию, говоря нам, например, как удовлетворить (не конфликтуя с другими) потребность в пище, выделениях, спаривании, в приязненных отношениях с другими. Она говорит нам, как управлять нашей потребностью в отдыхе и самоуважении и нашей печалью из-за тяжелой утраты. Но со временем культура становится также и «образом жизни». Мы начинаем любить обычаи, ценности и интерпретации, которые узнали из своей культуры. У нас есть желание (и потребность) в образе жизни индейца хопи, итальянском или американском. Сначала культура – это инструмент, обучающий нас и удовлетворяющий наши потребности. Постепенно она становится ценностью сама по себе, и наша любовь к своей культуре и преданность ей – важнейший автономный мотив, мощь которого мы наиболее сильно ощущаем, когда лишены своей гавани [385] . Мы начинаем говорить себе: «Я могу жить только таким образом». Так наша культура (по крайней мере, те черты, которые мы «интериоризуем») может стать мотивом нашей жизни.
Конечно, мы не имеем в виду, что представители данной культуры любят каждую ее деталь. Многие культурные обычаи остаются для человека периферическими привычками, располагающимися не в проприативных, а в более внешних слоях личности. Быть может, мы имеем в виду именно только наш собственный частный культурный конструкт, когда говорим, что любим образ жизни хопи, или итальянский, или американский.
В терминах реальной культуры происходит следующее: индивид, в соответствии со своим темпераментом и развивающимся чувством Я , выбирает из дозволяемого культурой «терпимого диапазона» особенности, лучше подходящие его собственному стилю жизни. Конечно, он может найти, что почти все особенности ему подходят, в таком случае он становится полным конформистом, настоящей шаблонной копией. С другой стороны, многие люди в действиях и мыслях отклоняются от культурных моделей и подчиняются им только в необходимых пределах. Есть и тотально неприспособленные, и бунтари. Большинство располагается между крайностями.
Интересно вспомнить, что Махатма Ганди в значительной степени поддерживал и проповедовал многие индуистские культурные ценности, среди которых: мечта о независимости Индии, традиционная набожность, самодисциплина через йогу, кустарный промысел и тому подобное. Но он был оппозиционером в отношении таких ценностей индийской культуры, как пышность и кастовая система.
Аккультурация ребенка
Человеческий младенец вообще не смог бы выжить, если бы это зависело от его собственных инстинктов и способностей. Более любых других организмов он зависит от доброй воли и помощи окружающих. Детеныш обезьяны может прочно вцепиться в свою невнимательную мать, когда она перепрыгивает с дерева на дерево. Провисев достаточно долго, он может получить нужное ему внимание. Но человеческий младенец не может даже уцепиться.
Так как у маленького ребенка мало природных ресурсов для выживания, он, в отличие от других организмов, является полностью зависимым пленником своей культуры. Культурную практику удовлетворения потребностей ребенка обычно осуществляет мать. Домашняя обстановка, изучаемый язык, школа, экономические традиции и предписания, касающиеся еды, сна, выделений, – на все налагаются культурные требования. Правда, ребенок растет «изнутри» (нет другого способа расти), но все его модели для научения находятся вне его. Он рано начинает познавать ценности своей культуры. Многим из них учат вновь и вновь – дома, в церкви и в школе, через газеты, комиксы, по радио и телевидению. Ни один ребенок не может избежать общего наследия. Культурная ценность – это образ жизни, рассматриваемый как желательный большинством членов общества.
Важно заметить, что усвоение культурных моделей происходит в основном в ранние годы жизни. Индивидуализация и бунт приходят позже. Реверс предлагает рассматривать в процессе аккультурации три стадии: (1) усвоение культурной модели, (2) сопротивление этой модели, (3) ассимиляцию пересмотренной модели в качестве непосредственного приспособления зрелой личности [386] . Мы можем проиллюстрировать эти стадии, обратившись к одному знакомому культурному паттерну – почерку.
Шестилетка будет кропотливо копировать буквы или цифры из прописей или с написанного учителем на доске образца. Фактически его графическая продукция лишена индивидуальности. Письменные работы на классном стенде почти все похожи. Подлинная индивидуальность в почерке начинает появляться в пубертатном возрасте. К этому времени ребенок овладел культурными формами, они стали его второй натурой. Он начинает проявлять вольности в отношении них (всегда внутри границ). Написание букв, наклон, украшения – его собственные. Иногда его почерк делается отрицающим культуру, вплоть до полной неразборчивости. Все это экспериментирование совсем не обязательно осознано, но оно явно нарушает первоначальную культурную модель. Наконец, графический стиль устанавливается и в будущем демонстрирует то, что Реверс называет «пересмотренной культурной моделью», приспособленной к индивидуальности человека. Почерк – это лишь один образец компромисса (все мы его достигаем) между подчинением культуре и индивидуальной целостностью.
Те же стадии заметны во всех сферах жизни. Всем известен негибкий «моральный реализм» ребенка между пятью и десятью годами. Каждая история должна быть рассказана одним и тем же «правильным» способом, в каждую игру нужно играть согласно правилу; верховная власть – у племенной совести («должен»). Всем также известно о бунтарстве подростков по отношению к родительским и социальным правам. Среди прочего подросток начинает ставить под сомнение культурно выученную религию, хотя в более юные годы принимал ее как конечную инстанцию. Важнее найти свою индивидуальную идентичность, чем подчиняться традиции. Наконец, во взрослом возрасте обычно достигается успешная смесь традиционного и личного, культуры и образа Я [387] .
Мы говорили так, как если бы культура была единообразной последовательностью влияний, сходным образом действующих на всех членов группы. Однако это ложная картина, ибо даже внутри тесно связанного сообщества влияния могут варьировать. В школе у вас будет один учитель, у меня – другой, вы будете читать одну книгу, я – другую. Даже в одной семье дети встречаются с разными ожиданиями и отношением. Для сына подчеркиваются одни аспекты культуры, для дочери вес придается другим аспектам. Старшие, средние и младшие дети вследствие своего положения в семейном созвездии испытывают разные социальные влияния [388] . Реальная культура не монолитна, она воздействует избирательно – в зависимости от человека и преобладающих условий.
Тем не менее, дети действительно учатся своей культуре (с учетом их «реального» разнообразия). И в одном обществе они учатся приблизительно одинаковым культурным способам (но никогда не точно таким же). То, как они учатся, – бесконечно тонкая материя. Однако есть определенные принципы (например, идентификация ), лежащие в основе методов, посредством которых происходит относительно единообразная аккультурация маленького ребенка в данном обществе.
Базовая личность
Один путешественник сделал следующее наблюдение. Плывя в Соединенные Штаты на американском корабле, он обнаружил среди пассажиров много детей. Дети бродили везде, и никто не возражал против их права пользоваться кораблем. Сидя в своем шезлонге, он вполне мог обнаружить, что незнакомый малыш лезет ему на колени. В иностранном порту он пересел на британский пароход. На палубе нового судна висело заметное объявление: «Вход в этот салон собакам и детям запрещен». На этом корабле дети находились под наблюдением, их контролировали и, с американской точки зрения, подавляли.