Становление личности. Избранные труды
Шрифт:
Понятие намерения позволяет нам признать несколько важных особенностей.
1. Когнитивные и эмоциональные процессы в личности сплавляются в интегральные побуждения.
2. Намерение, подобно всей мотивации, существует в настоящем, но имеет сильную ориентацию на будущее. Использование этого понятия помогает нам проследить динамику мотивации в направлении разворачивания жизни (в будущее), а не так, как это делает большинство теорий (в прошлое). Намерения говорят нам о том, какого будущего старается достичь человек. И это самый важный вопрос, который мы можем задать о любом смертном.
3. Это понятие подразумевает «поддержание напряжения» и, таким образом, отражает универсальную характеристику всех долгосрочных мотивов.
4. Когда мы определяем главные намерения в жизни, мы получаем тем самым средство для удержания в перспективе второстепенных тенденций.
Молодой студент колледжа намерен стать хирургом. Это базовый мотив. Данное намерение неизбежно осуществляет отбор, какие из его способностей будут оттачиваться, а какие будут запущены. (Следовательно, мы не можем понять его личность, изучая только его нынешние способности.) Это намерение вполне может принести разочарование его родителям, планировавшим, что мальчик сделает карьеру в бизнесе. (Следовательно, мы не можем понять его личность, наблюдая его влияние на других.) Намерение также подавляет противоречащие ему мотивы. Он хочет жениться, но его намерение стать хирургом отодвигает реализацию этой цели; он любит футбол, но жертвует им ради учебы. (Следовательно, мы не можем узнать его личность с помощью простого перечисления его влечений и желаний.)
Полезно
Соглашаясь с открытиями психоанализа, мы признаем, что индивид не всегда точно знает свои собственные намерения. На уровне сознания он может ошибочно интерпретировать направление собственных усилий. Мать, которая бессознательно возмущается своим ребенком и ненавидит его, возможно, в сознании переполнена заботливостью и будет настойчиво уверять в своей любви («реактивное образование»). Она нуждается в психиатрической помощи для прояснения своих намерений. Но у большинства смертных импульсы и планы, желания и намерения, конфликты и противоречия довольно точно отражаются в их сознательных отчетах.
К несчастью, понятие намерения не занимает приоритетного места в современной психологии. Это обосновано тем, что оно означает цель, эффективность сознательного планирования и «тягу», направляющую нынешнее поведение человека к его образу будущего. Более популярная «физиологическая» концепция сказала бы, что его толкают его мотивы (а не тянут его намерения). Многие психологи сказали бы, что «влечения» полностью объясняют все то, что мы здесь приписываем намерениям. Но влечения как таковые слепы. Они не объясняют организацию и ориентацию посредством когнитивных установок, предвидения, кортикального контроля. И тем не менее все эти психологические функции связаны в единое течение мотивации.
Обсуждаемую тему могут проиллюстрировать два ответа разных психологов на вопрос: «Какой самый важный вопрос вы зададите человеку, чтобы понять его личность?» «Глубинный» психолог ответил: «Я бы спросил, какого рода фантазии посещают этого человека» (тем самым он выяснил бы, что бессознательно толкает его). Другой – консультирующий психолог с большим опытом – сказал: «Я бы спросил, где он хочет быть и что он хочет делать через пять лет» (тем самым он выяснил бы его долгосрочные намерения).
Прежде чем оставить понятие намерения, необходимо сказать следующее: если это понятие кажется неприемлемым (возможно, потому что оно восходит к Брентано и даже к святому Фоме Аквинскому, или потому что у него есть «менталистский» оттенок), суть может быть успешно сохранена с помощью подчеркивания понятия интереса . Намерения человека – это, в конечном счете, его характерные интересы. Даймонд определяет интерес как «предрасположенность заниматься некоторой культурно разработанной деятельностью без расчета на какое-либо иное последующее удовлетворение, чем простое проявление этой предрасположенности» [454] .
Выражение «культурно разработанная» обращает внимание на различие между сложностью интереса и относительной простотой влечения. Интерес может включать или не включать первичное влечение, но он всегда включает нечто большее. Даже когда мы говорим, что индивидуум интересуется пищей или сексом, мы признаем, что это не влечения, а усвоенные способы удовлетворения влечений, которые определяют интерес. А на противоположном полюсе мы говорим о таких интересах, как архитектура, работа в ООН или религия. В этих случаях вообще может не быть поддающегося обнаружению элемента влечения.
4. Эта теория будет учитывать конкретную уникальность мотивов. Какая разница между мотивом конкретным и абстрактным? Рассмотрим таблицу, в левом столбце которой мы перечисляем определенные мотивы, обнаруживаемые при изучении реальных жизней; в правом столбце мы видим, как их можно приладить к разным абстрактным теориям.
Этих примеров достаточно, чтобы продемонстрировать разницу между конкретным и абстрактным ви́дением мотивов. Последнее всегда прилажено к какой-то теоретической системе и вытекает из классификаций якобы базовых общих мотивов людей. Они касаются личности вообще. Они слабо приложимы к конкретному случаю. Ни четыре желания, ни восемнадцать инстинктов, ни тридцать потребностей, ни их любая комбинация или производные не могут адекватно объяснить бесконечное разнообразие целей, которых добиваются бесконечно разнообразные смертные.
Возьмем последний пример из перечисленных в таблице. Верно, что Патриция в определенном смысле проявляет «компетентность» на своих приемах. Но в жизни есть миллионы видов компетентности, которые наверняка вообще не интересуют Патрицию. Ее мотив очень конкретен. Соль ее жизни – гостеприимство, а не абстрактная компетентность. А любая абстрактная схема полностью упускает этот момент и, следовательно, проливает мало света на действительное функционирование ее личности. В́идение интересов человека просто как вариаций, звучащих в общем паттерне, – это карикатура на человека.
Этот акцент на уникальности мотивации может вызвать тревогу. Вы спросите: «Что же это будет за наука о мотивах, если мы не станем обобщать?» Ответ на это возражение состоит в том, что общие принципы мотивации (подобные тем, о которых идет речь в этой и предыдущей главах) могут помочь нам понять, как образуется уникальность. Ошибочно считать, что общий принцип мотивации может вести только к единообразному списку мотивов, общему для всех людей.
Функциональная автономияОбратимся теперь к одному общему закону мотивации, полностью учитывающему конкретную уникальность личных мотивов и соответствующему всем другим критериям адекватной теории мотивации. Это отнюдь не единственный валидный принцип, подходящий к развитию человеческих мотивов, не объясняет он и всю мотивацию. Но это наша попытка избежать ограничений единообразных, негибких, абстрактных, ориентированных назад теорий и признать спонтанность, изменчивость, направленность вперед, конкретный характер бо́льшей части мотивации взрослых.
Функциональная автономия рассматривает взрослые мотивы как разнообразные, самоподдерживающиеся актуальные системы, вырастающие из предшествующих систем, но функционально независимые от них. Со многими мотивами происходит то же, что с ребенком, который постепенно перерастает зависимость от своих родителей, становится независимым и переживает своих родителей. Переход может быть постепенным, но тем не менее радикальным. Когда индивидуум (или мотив) созревает, его функциональная связь с прошлым рвется. Историческая связь остается.
Очевидно, что такая теория противостоит всем концепциям «неизменных энергий». Она отказывается от взгляда на энергии взрослых как на инфантильные или архаичные по природе. Мотивация всегда современна. Жизнь современных Афин – это непрерывное продолжение жизни древнего города, но эта жизнь (в своем нынешнем «движении») ни в каком отношении не зависит от той жизни. Жизнь дерева – это непрерывное продолжение жизни семени, но семя больше не поддерживает и не питает полностью выросшее дерево. Более ранние цели ведут к более поздним целям, но люди отказываются от первых в пользу последних.
Давайте рассмотрим несколько банальных примеров. Бывший моряк жаждет видеть море, музыкант страстно желает вернуться к своему инструменту после вынужденного отсутствия, скупец продолжает накапливать свое бесполезное состояние. Моряк мог впервые полюбить море случайно, стараясь заработать на жизнь. Море было «вторичным подкреплением» для его первичного влечения. Но теперь, когда он, возможно, стал богатым банкиром, первоначальный мотив угас, а жажда моря продолжает существовать и даже усиливается. Музыканта сначала могли ранить упреки по поводу того, как плохо он владеет инструментом. Но теперь он в безопасности, над ним никто не насмехается, и он обнаруживает, что любит свой инструмент больше всего в мире. Скупой, быть может, приобрел свою привычку к бережливости в крайней нужде, но скупость устойчиво сохраняется и усиливается с годами, хотя в ней уже нет необходимости.
Удачный пример – мастерство. Квалифицированный рабочий чувствует себя вынужденным работать очень хорошо, даже если его доход больше не зависит от поддержания высоких стандартов. На самом деле в дни массового распространения «времянок» его стандарты мастерства могут ставить его в экономически невыгодное положение. Но даже тогда он не может выполнять работу небрежно. Мастерство – не инстинкт, но оно может приобретать такое устойчивое влияние на человека, что не удивительно, что Веблен по ошибке принял его за инстинкт.
Бизнесмен, давно материально обеспеченный, доводит себя работой до болезни, а возможно, и скатывается назад в бедность, стремясь к выполнению своих планов. Тяжелая работа, когда-то бывшая средством достижения цели, становится целью самой по себе.
Ни необходимость, ни рассудок не могут заставить человека получать удовольствие от жизни на сельском хуторе, после того как он адаптировался к активной энергичной городской жизни. Городские привычки побуждают его к неистовому существованию, даже если интересам здоровья соответствует более простая жизнь.
Занятия литературой, хороший вкус в одежде, использование косметики, прогулки в общественном парке или зима, проведенная в Майами, сначала могут служить, так сказать, интересам секса. Но каждая из этих «инструментальных» активностей может сама по себе стать интересом, поддерживаемым всю жизнь, даже после того, как перестает служить эротическому мотиву.
Некоторые матери неохотно рожают детей, смущаемые мыслью о том, что уход за ребенком – долгая и нудная работа. «Родительский инстинкт» полностью отсутствует. Мать может тщательно ухаживать за ребенком из страха перед тем, что скажут ее придирчивые соседи, или перед законом, или, быть может, в смутной надежде, что ребенок обеспечит ей старость. Такие грубые мотивы могут требовать от нее выполнения ее работы до тех пор, пока постепенно через практику самоотдачи ее ноша не превращается в радость. С ростом любви к ребенку первоначальные прагматические мотивы утрачиваются навсегда. Нет ничего устойчивее материнских чувств (их прочность вошла в поговорку), даже если (как в данном случае) можно показать, что они являются не изначальным, а приобретенным мотивом.
Позвольте добавить еще один пример. Многие мальчики выбирают профессию, идя по стопам отцов. Многие мальчики проходят также через период страстной «идентификации с отцом». Например, Джо – сын известного политика. Молодым парнем он имитирует все, что делает его отец, быть может, даже произносит «речи». Проходят годы, отец умирает. Теперь Джо – мужчина средних лет, глубоко увлеченный политикой. Он ходит в офис, возможно, на ту же работу, что и отец. Что мотивирует Джо сегодня? Детская фиксация на отце? Предположим, да, ибо возможно Джо не изжил свой эдипов комплекс (пытаясь быть подобным папе, чтобы завоевать привязанность мамы). Тогда сегодняшняя политическая деятельность Джо должна иметь невротическую окраску, и мы, возможно, обнаружим, что он демонстрирует компульсивную, ригидную, малоадаптивную манеру поведения. Однако есть шанс, что его интерес к политике вышел за пределы той «идентификации с отцом», с которой он начинался. Историческая непрерывность есть, но уже нет никакой функциональной непрерывности. Политика – это теперь его господствующая страсть, это его стиль жизни, это большая часть личности Джо. Первоначальное семя отброшено.
Все наши иллюстрации имеют одну общую черту. Описанный нами взрослый интерес зарождался как нечто иное. Во всех случаях активность, которая позднее стала мотивационной, сначала была инструментальным средством для какой-то другой цели (то есть для какого-то предыдущего мотива). То, что было некогда внешним и инструментальным, становится внутренней побудительной силой. Когда-то активность служила влечению или какой-то простой потребности, теперь она служит сама себе или, в более широком смысле, образу Я (идеальному Я ) человека. Теперь диктует не детство, а зрелость.
Таким образом, функциональная автономия относится к любой приобретенной системе мотивации, в которой напряжения носят иной характер, чем предшествовавшие напряжения, из которых выросла эта сформировавшаяся система [455] .
Уровни автономииЯ мог бы бесконечно множить примеры функциональной автономии, но это ни к чему. Пора систематизировать наши представления об этом явлении. После нескольких лет размышления над проблемой я пришел к выводу, что его нужно рассматривать на двух уровнях. Следует рассмотреть уровни: (1) персеверативной функциональной автономии и (2) собственной, или проприативной, функциональной автономии. Первый уровень может быть приблизительно объяснен простыми (или с виду простыми) неврологическими принципами. Однако второй уровень прямо зависит от определенных философских допущений относительно природы человеческой личности: дело не в том, что эти допущения как-то противоречат известным неврологическим фактам, а в том, что они выходят за пределы нынешних знаний о способах действия нервной системы.
Персеверативная функциональная автономия . Начнем с некоторых экспериментов с животными. Не очень понятно, как их трактовать. С одной стороны, нервный и эмоциональный базис животных сходен с таковым у человека. С другой стороны, у животных так плохо развиты высшие корковые центры, что способности к символизации, задержке и собственная система отсчета у них в основном или даже полностью отсутствуют.
1. Доказательства на животных. Экспериментатор кормит крысу через равные промежутки времени. Крыса наиболее активна как раз перед временем кормления. Спустя некоторое время экспериментатор перестает кормить крысу. Но хотя она теперь голодна все время, предыдущий ритм максимальной активности (как раз перед обычным временем кормления) устойчиво сохраняется [456] .
Моллюск, чьи привычки зарываться в песок и вновь вылезать зависят от приливов и отливов, даже перенесенный с пляжа в лабораторию будет сохранять тот же ритм [457] .
Крыса, научившаяся двигаться в лабиринте, побуждаемая голодом, будет правильно пробегать лабиринт даже после насыщения, не ради пищи, но, очевидно, «ради развлечения» [458] .
Один исследователь заливал крысам в уши коллодий, тем самым вызывая чистящие движения. Месяц спустя после начала эксперимента, когда в ушах крыс под микроскопом не было найдено даже следов раздражителя, количество «чистящих» движений еще оставалось очень большим [459] .
Эти и многие подобные эксперименты показывают то, что мы имеем в виду под персеверацией . Этот механизм вступает в действие вследствие того, что один мотив продолжает (по крайней мере, некоторое время) «подпитывать» себя. Здесь мы имеем самый элементарный пример функциональной автономии.
Пока еще невозможно обозначить неврологический базис, лежащий в основе устойчиво продолжающейся функциональной автономии этого типа. Только что упомянутые явления, как и перечисленные ниже, указывают на наличие самоподдерживающихся контуров или подструктур, приспособленных уже не только к контролю стимула. Неврологи признают эти явления и рассуждают относительно участвующих в них нервных механизмов [460] .
2. Зависимости. Никто не станет отрицать, что жажда табака, алкоголя или препаратов опиума – это приобретенная страсть, которая может быть очень интенсивной. Вот что пишет алкоголик, проходящий лечение:«Эти пароксизмы страстного желания наступают через регулярные промежутки времени (три недели) и длятся в течение нескольких дней. Это не жеманная слабость и не предмет для зубоскальства. В отсутствие “жидкости” я физически и психически заболеваю. Изо рта течет слюна, желудок и кишечник, кажется, сводят судороги, тошнит, я становлюсь желчным, впадаю в беспричинную нервную хандру» [461] .
Можно сказать, что такой физиологический голод, искусственно вызванный наркотиками, – неправильный пример. Новые работы по зависимостям показывают, что их механизм, в основном, психологический. Так, обезьяны и люди, получавшие опиаты по медицинским показаниям, привыкали и сильно страдали от их «отмены», но после излечения не демонстрировали желания снова употреблять наркотики. С другой стороны, настоящие зависимые даже после лечения, когда все симптомы отмены исчезли, в огромном большинстве случаев возвращаются к своей зависимости. Это происходит не вследствие физиологического голода, а только потому, что сформировалась подсистема личности, которая справляется с жизненными фрустрациями при помощи наркотиков. Таким образом, «сидящий на игле» – это человек, сформировавший приобретенную и автономную мотивационную структуру [462] .
3. Круговые механизмы. Каждый наблюдал, как ребенок почти бесконечно повторяет одно и то же действие. Добродушные родители поднимают ложку, вновь и вновь бросаемую малышом. От этой игры родители устают гораздо раньше малыша. Такая же нескончаемость свойственна детской болтовне, манипулированию и игре. Каждая активность дает «обратную связь» в сенсорные отделы, тем самым поддерживая «круговой рефлекс» [463] . Признаться, этот пример иллюстрирует только временную функциональную автономию. Однако он демонстрирует важность наличия некоторого нервного аппарата для поддержания паттернов активности без необходимости прослеживать каждый акт до мотива-влечения.